Рост интереса к проблематике гражданского общества вызван процессами, затронувшими все западные демократии: кризис государства всеобщего благоденствия и возникновение неоконсервативной критики «социального этатизма».

Под государством всеобщего благоденствия понимается не только механизм политизации экономики, но и размывание четких границ между государством и обществом. Однако кризис государства всеобщего благоденствия порождает сомнения в том, все так же ли эффективно и легитимно государственное вмешательство в капиталистическую экономику и в различные сферы гражданского общества: семью, образование, институты культуры и пр.

Как отмечают Дж. Коэн и Э. Арато, в настоящее время проявляется ряд важных черт нового, оформляющегося, проекта по концептуализации понятия «гражданское общество», в котором важную роль играет заимствованная в классической политической теории, но и обновленная категория гражданского общества. Речь идет о попытках разработать некую программу, в которой ценности и интересы автономного общества противостоят как современному государству, так и капиталистической экономике, не впадая при этом в новую разновидность традиционализма. Выходя за рамки антиномий государства и рынка, общественного и личного, Gesellschaft и Gemeinschaft[1], реформы и революции, идея защиты и демократизации гражданского общества лучше всего характеризует поистине новую, общую для всех тягу к современным формам самоорганизации и самоконституирования[2].

Ключевым моментом в понимании современных процессов, происходящих в гражданском обществе, являются, по мнению Дж. Коэн и Э. Арато, проблемы саморефлексии и самосознания внутри самих этих движений и инициатив, которые порой мешают им четко осознать собственное отличие от коммунитаризма или либертарианства. В лучшем случае данное отличие представляется им их внутренней проблемой. Такого рода конфликты лежат в основе многих смысловых неясностей, сопряженных с понятием гражданского общества[3].

В литературе отмечается разница и неоднозначность современных подходов к концептуализации понятия «гражданское общество». Так, исследователями подчеркивается, что в английском варианте оно звучит как Civil Society, в немецком как Burgergesellschaft, что не одно и то же.

Реезе-Шефер отмечает, что термином Civil Society обозначают в настоящее время сферу добровольных объединений, образующих промежуточное поле между государством, с одной стороны, и рынком и экономикой - с другой. И в этом существенное отличие современных подходов к анализу гражданского общества от тех, которые существовали в эпоху Просвещения: произошел отход от дефиниции, обозначающей рыночную систему в рамках общественной деятельности и развитого товарообмена. В настоящее время под рынком или рыночным хозяйством подразумевается самостоятельная противоположная государству сфера, тогда как гражданское общество образует «третий сектор»[4].

Строго говоря, отмечает Реезе-Шефер, все сводится к различию между двойственной концепцией, согласно которой государство и гражданское общество противопоставляются друг другу, и тройственной концепцией, согласно которой гражданское общество занимает собственную сферу, отличающуюся от сфер государства и экономического сообщества. У современных авторов термин Civil Society получил смысл тройственной концепции. В нынешних дискуссиях, подчеркивает Реезе-Шефер, речь идет о треугольнике «государство – рынок – гражданское общество» [5].

Таким образом, гражданское общество развивалось от простых форм ко все более сложной, взыскательной структуре, способной реагировать на потребности индивидуумов[6].

Резюмируя, можно привести высказывание Дж. Коэн и Э. Арато, которые однозначно поддержали современное гражданское общество, способное сохранять собственную автономию и формы солидарности в противовес современной экономике, равно как и государству[7].

В рамках этой концепции Грамши ввел в научный оборот понятие Zivilgesellschaft (гражданское общество), обозначающее сеть ассоциаций, существующих между государством, рынком и частной сферой: «Между экономической структурой и государством с его законодательством и принуждением находится гражданское общество, а государство является инструментом приспособления гражданского общества к экономической структуре»[8].

Согласно Ю. Хабермасу, к гражданскому обществу относятся «негосударственные и неэкономические объединения и ассоциации, созданные на добровольной основе», т.е. общества, организации и движения которые воспринимают, конденсируют и заставляют громче звучать общественную проблематику, возводя ее на публичный политический уровень[9].

Дирк ван ден Боом отмечает, что понятие «гражданское общество» никогда не было научным термином («Terminus Technicus»), который мог бы служить общеобязательным теоретическим обоснованием или определением современных общественных форм или общих представлений о целях. Он подчеркивает, что в результате различных интерпретаций понятие «гражданское общество» стало «амебообразным», расплывчатым, трудноуловимым и мягким со всех сторон; оно обладает чрезвычайной приспособляемостью, и его легко применить почти ко всему[10].

Понятие «гражданское общество» используется не только в научных, но и в политических целях и истолковывается по-разному.

1. В смысле «Civil Society» - как понятие, противопоставленное понятию тоталитарного государства, которое жестко регламентирует жизнь общества и граждан.

2. В смысле «Burgerliche Gesellschaft» - как восприятие классических либеральных представлений об обществе (Р.Дарендорф).

3. В смысле «Zivilgesellschaft»/«Burgergesellschaft» - как результат интеграции различных теоретических дискуссий, в рамках которых объединяется ряд составляющих отдельных абстрактных понятий. Термин «Zivilgesellschaft» соответствует английскому ««Civil Society»[11].

В политическом дискурсе смысловое содержание понятия  гражданского общества еще более неоднозначно. Так, исследуя немецкий опыт Дирк ван ден Боом, отметил, что в Германии нет почти ни одного ведущего политика и ни одной партии, которые не пропагандировали бы идею гражданского общества в своих целях: буржуа это понятие используют для защиты института семьи и истолкования смысла общественной деятельности в духе ценностного консерватизма; либералы предлагают альтернативу уходу государства из тех сфер, которые оно до сих пор более или менее контролировало или оказывало на них влияние; социал-демократы оправдывают им деятельность «активизирующего государства», которое урезает расходы на социальные и другие нужды общества, проявляет некомпетентность во многих областях, побуждает граждан брать на себя ответственность в социальной и культурной сферах – и в то же время претендует на то, чтобы его считали  полномочным и дееспособным[12].

Если раньше категорию гражданского общества формулировали через принадлежность к государству, пусть и имеющего некоторую автономию от него, то в настоящее время исследователи помещают концепт «гражданское общество» вне всякой сферы государственной жизни, т.е. стараются отойти от любого элемента «этатизма». Если ранее связующим звеном между государством и гражданским обществом выступал свободный гражданин с юридически оформленной принадлежностью к государству и добровольным участием в деятельности гражданского общества[13], то в настоящее время – обезличенное «нечто».

Показательна в этом плане цитата А. Грамши, который отмечал, что «отождествление индивидуума с государством является «чистейшим пустословием», в этом случае «речь идет об отсутствии ясного изложения концепции государства, а также различий в ней между гражданским обществом и обществом политическим, между диктатурой и гегемонией и т.д.»[14].

Однако отход от антиномии государство – гражданское общество является не совсем продуктивным, поскольку этим порождается новая проблема: как вне рамок связей государство – гражданское общество определить границы их разделения и области осуществления совместных действий, равно как и то, что является своеобразной скрепой между ними.

Отчасти для решения этой проблемы исследователи вводят такие бессубстанциональные понятия как «буржуазность» (Ю.Хабермас), «буржуазная середина» (Реезе-Шефер), «добровольность деятельности» (Ван ден Боом).

Ю. Хабермас указывает на важность для гражданского общества такого аспекта буржуазности, как неприкосновенность частной жизни. Он приводит пример отрицательного опыта из времени всплеска студенческого движения, которое неправомерно разграничивало сферу частного и общественного. Автономное гражданское общество нуждается в неприкосновенной сфере частной жизни. Оно представляет собой «четкую противоположность тоталитарным государственно-социалистическим системам», где контролируется не только бюрократически иссушенная общественность, но и уничтожается, разрушая непосредственную солидарность людей, частная основа общественной жизни. Когда частное больше не уважается и не защищается, то не может быть и речи о гражданском обществе[15].

Реезе-Шефер отмечает, что гражданское общество без «буржуазной середины», т.е. среднего по своему доходу и образу жизни слоя, обладающего собственностью или образованием, существовать не может. Этот слой в состоянии самоорганизовываться и артикулировать себя политически. Позиция среднего слоя должна быть артикулирована и услышана, иначе общество обречено на изнурительную конфронтацию[16].

Ван ден Боом определяет термин «гражданское общество» как родовое понятие. Гражданское общество складывается из нескольких компонентов, которые собираются «под одной крышей» и взаимно обусловливают друг друга, главным условием в любом случае является добровольность. «Гражданское общество конституируется благодаря активной, соответствующей возрасту совместной деятельности по формированию различных жизненных миров. Сюда относятся семья, соседство, группа, ферейн, школа, предприятия. Участники являются членами этих миров. Их деятельность осуществляется как в рамках условий, созданных государством, так и за их пределами»[17].

Таким образом, представленные подходы показывают, что идея гражданского общества лишается своей субстанциональной составляющей - гражданина. В настоящее время можно говорить, что в рамках треугольника «государство – рынок – гражданское общество» дискурс осуществляется либо в функциональном, нормативном, культурном подходах[18].

Вместе с тем, наряду с многообразием подходов к пониманию гражданского общества, существует разделяемое практически всеми авторами идея о том, что областью взаимоотношений государства и гражданского общества является публичная политика. Публичная политика даже в самых разных своих интерпретациях представляет собой ту своеобразную скрепу, которая нормативно оформляет и функционально опосредует отношения между государством и гражданским обществом.

Такая постановка вопроса позволяет одним исследователям, негативно относящимся к этатизму, по-своему интерпретировать тот факт, что гражданское общество нуждается в поддержке государства. Другим – дает основание утверждать, что гражданское общество является тем субъектом, который может взять на себя, или которому можно отдать, определенные функции, которые традиционно осуществляло государство с его аппаратом легитимного насилия. В том числе функции в сфере контроля и, возможно, управления рыночными структурами.

Латиноамериканскими теоретиками гражданское общество понимается как сеть групп и ассоциаций, промежуточная между (в некоторых версиях эта сеть не «между», а «включающая в себя»), с одной стороны, семьями и группами типа «лицом к лицу», а с другой, собственно государственными организациями, – сеть, играющая роль посредника между индивидуумом и государством, сферой частного и сферой публичного. В отличие от клана, клики, камарильи и клиентелы, ассоциации гражданского общества сами по себе обладают качеством публичности, гражданственности, что связано с их «признанным правом на существование» и с их способностью «открыто рассуждать об общих делах и публично выступать в защиту обоснованных интересов» [19].

Согласно немецкому исследователю Клаусу Оффе, начало альтернативной программе реставрации гражданского общества должно положить признание того, что «социальный этатизм» или «этатизм ради всеобщего благоденствия» действительно возымел катастрофические последствия для целых слоев общества, для образов жизни, для форм участия, солидарности и автономии. Программа новых социальных движений за реконструкцию гражданского общества, называемая Оффе «неэтатистским социализмом», не содержит никаких уступок ни экономическому «уходу в частную жизнь» («приватизму»), ни этатистскому авторитаризму[20].

Эта программа стремится политизировать институты гражданского общества таким образом, чтобы избежать при этом сковывающего воздействия представительно-бюрократических политических институтов; тем самым она восстанавливает гражданское общество, и последнее уже не зависит от постоянно усиливающихся регулирования, контроля и вмешательств извне[21].

Для того чтобы освободиться от государства, само гражданское общество (охватываемые им институты труда, производства, распределения, семейных отношений, отношений с природой, да и сами характеризующие его критерии рациональности и прогресса) должно быть политизировано с помощью процедур, принадлежащих к некой промежуточной сфере – промежуточной между, с одной стороны, «частными» занятиями и интересами и институциональными, санкционированными государством видами политической деятельности, с другой»[22].

В контексте французской дискуссии было сохранено трехчастное токвилевское деление на гражданское общество, политическое общество и государство. Гражданское общество определяется в терминах межклассовых общественных ассоциаций, таких, как группы соседей, самодеятельные службы взаимопомощи, местные обслуживающие структуры[23].

В более динамичном варианте гражданское общество изображается в виде некоего пространства для социального экспериментирования, цель которого – развитие новых форм жизни, новых типов солидарности, новых социальных связей в процессе труда и кооперации. В отличие от него политическое общество рассматривается как такое пространство, в рамках которого определяется автономия групп, выявляются межгрупповые конфликты, имеют место дискуссии и дебаты, связанные с осуществлением коллективного выбора. Таким образом, понятие политического общества в французском дискурсе имеет своей главной составляющей публичную сферу, но так как особое внимание уделяется этим понятием конфликту (а также переговорам и компромиссам), оно все же не вполне сводится к ней[24].

Чисто политически, отмечают Дж. Коэн и Э. Арато, данное различение имеет приемлемый смысл, поскольку предполагает переориентацию демократической политики с государства на общество, не вызывая при этом чрезмерной политизации последнего. Иными словами, в рамках модели, сохраняющей «демократические» характеристики публичности и политического влияния непрофессиональных действующих лиц, т.е. граждан, присутствуют и существенные признаки либеральной модели гражданского общества как сферы частных, добровольных ассоциаций, возможность которых обеспечивается путем закрепления прав[25].

Этот же аспект отмечается и российскими исследователями. Внегосударственная публичность, отмечает М.В. Ильин, – это и есть гражданское общество в потенциале. Институциональное превращение обеспечивается за счет конфликта с государством – как минимум – и достижения исторического компромисса между государством и гражданским обществом, закрепляемого конституцией, – как максимум[26].

Еще одной проблемой, которую оказалось сложно решать, отказавшись от антиномии государство – гражданское общество, является то, что гражданское общество в настоящее время существуют в строго ограниченных рамках государственных границ. Как справедливо отметил Б.Кронин, суверенитет воздвигает стену между собственным обществом и другими обществами[27].

Попытки решить эту проблему путем формулирования концепта «глобальное гражданское общество» пока не имеют успеха.

В контексте обсуждения глобализации напрашивается постановка вопроса о глобальном гражданском обществе. Отмечаемые многими исследователями изменения институтов и практик гражданской самоорганизации, свидетельствуют об усилении тенденций все более сложного и всеохватывающего соединения данных институтов и практик. Вопрос в том, что и каким образом может придать все более усложняющейся гражданской самоорганизации качества глобальности[28].

Как отмечает М. Ильин, в полной мере выделять глобальное гражданское общество в качестве отчетливо дифференцировавшегося явления представляется затруднительным по ряду причин. Один комплекс проблем связан с общим противоречием глобализации. Глобализации подвергаются различные по своей природе и уровню развития формы внегосударственной публичности или даже просто политической самоорганизации (потенциальной публичности). Можно аналитически выделить по меньшей мере три группы таких эволюционных форм публичности.

Первая – самостоятельно сложившиеся в ходе первичных модернизаций автономные сферы внегосударственной публичности, которые в основном сумели развиться в национальные гражданские общества.

Вторая – сферы внегосударственной публичности, искусственно смоделированные в ходе вторичных модернизаций и характеризующиеся большей или меньшей интегрированностью в них имитированных или даже симулированных институтов гражданского общества.

Третья – немодернизированные политические общности, то есть пространства традиционной или даже архаичной политической самоорганизации, которые по большей части остаются своеобразными ядрами потенциальной публичности и которые в лучшем случае можно рассматривать лишь как своего рода «зародыши» институтов гражданского общества[29].

Еще одна проблема связана с внутренней противоречивостью гражданского общества, которая выступает особенно рельефно при рассмотрении в глобальном масштабе. Гражданское общество возникает в ответ на монополизацию принуждающего насилия суверенным государством и стремится найти независимые от этой структурно-функциональной связи основания для собственной консолидации. Их оно находит в общественном договоре, в прирожденных правах человека, в извечной конституции или даже в отождествлении народа и третьего сословия и в обуржуазивании всей нации. Отсюда различные концептуализации гражданского общества и их противоречивое соединение с не менее противоречивыми практиками[30].

Наконец, крайне существенная проблема связана с невыраженностью субъектности гражданских обществ. В отличие от государств, их не представляют специальные акторы с институционально закрепленными ролями (президенты, послы и т. п.). Это затрудняет образование международной системы гражданских обществ[31].

Таким образом, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, современные научные тенденции в политическом анализе понятия «гражданское общество» отражают, прежде всего, не изменения внегосударственной стороны общественной жизни, как можно было бы рассчитывать, имея ввиду исследуемое понятие, а попытки интерпретации трансформирующихся функций государства в современном мире. Этим объясняется, тот факт, что на гражданское общество возлагаются надежды по передаче ему функций, с которыми «не справилось» государство «всеобщего благоденствия». Этим теоретически обосновывается идея минимального вмешательства государства в жизнь общества и, как следствие, производная от нее редукция, прежде всего, социальных функций государства.

Во-вторых, из понятия «гражданское общество» выводится субстанциональная составляющая («гражданин») и тем самым ему придается абстрактный характер. Это позволяет исследователям сообщить проекту «гражданское общество» вид завершенности, доведя до логического предела независимость институтов гражданского общества от институтов государства, что делает фактически невозможным их взаимозависимость и контроль по отношении друг к другу.

В-третьих, такого рода «завершенность», все же, требует формулирования определенной области, в которой несвязанные между собой явления (государство и гражданское общество) могли бы осуществлять определенные трансакции, взаимно координируя как свое дальнейшее развитие, так и осуществление контроля в отношении рыночной сферы.

Такой областью выступает публичная политика, которая нормативно оформляет и функционально опосредует отношения между государством и гражданским обществом.

В-четвертых, не только критика социального этатизма оказала влияние на изменение тенденций в понимании гражданского общества. В последнее время немаловажным фактором в формировании подходов к исследованию этих понятий стали процессы глобализации и их подчас решающее влияние на трансформацию всего понятийно-категориального аппарата гуманитарных наук.

В этом случае делаются попытки конструирования понятия «глобального гражданского общества», которое может «разгрузить» государство в осуществлении его внешнеполитических функций, особенно функций по применению легитимного насилия на международной арене. Такая концептуализация позволяет создать сетевые структуры параллельного (альтернативного) управления мировыми процессами, которые могут осуществляться из одного центра в обход т.н. «вестфальского миропорядка» с его сложным механизмом согласования государственных интересов.

Хотя, если иметь ввиду, что обоснованием и руководством к действию наиболее активных участников глобализации стала «неолиберальная» идеология, сформировавшаяся вокруг т.н. «Вашингтонского консенсуса», становится понятным, почему гражданское общество, отчужденное от государства, является более предпочтительным проектом глобализации, чем гражданское общество, включенное в политические процессы взаимодействия с государством.

Все это порождает иные проблемы, связанные, прежде всего, с понятиями «гражданства» и «национальной идентичности», а также с характером осуществления и нормативным статусом субъектов публичной политики в глобальном масштабе.

 

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Общество и общность

[2] Коэн Дж. Д., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. Пер. с англ. / Общ. Ред. И.И. Мюрберг. М.: Изд-во «Весь мир». 2003. С. 62.

[3]Там же.

[4] Reese-Schafer W. Bedeutung und Funktion zivilgesellschaftlicher Strukturen. Vortrag auf einer Konferenz der Friedrich-Ebert-Stiftung am 18. Sept. 2001 in Moskau.S. 1.

[5] Ibid. S. 3.

[6] Ibid.

[7] Коэн Дж. Д., Арато Э. Указ. соч. С. 63.

[8] Любин В.П., Мацонашвили Т.Н. Гражданское общество в Германии: научный и политический дискурс // Актуальные проблемы Европы. Гражданское общество в современной Европе: Сб. статей / РАН ИНИОН Центр научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем. Отделение Западной Европы и Америки; Ред. сост. Т.Н. Мацонашвили / Редкол. Т.Г. Пархалина (гл. ред.) и др. 2003. № 2. М. С. 25.

[9] Habermas J. Faktizitat und Geltung. Beitrage zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. - Frankfurt a. M., 1992. S. 443.

[10] Boom D. van den. . Burgergesellschaft und Globalisierung - die Sprengung des nationalen Rahmens // Bundesrepublik Deutschland: Politisches System und Globalisierung. - Munster etc., 2000. S. 285.

[11] Ibid. S. 286.

[12] Ibid.

[13] Для Руссо гражданское общество фактически является обществом граждан, политическая свобода означает для него участие свободных и равных граждан в отношениях управления и подчинения.

[14] Грамши А. Тюремные тетради Ч. 1. М., 1990. С. 318.

[15] Habermas J. Op. cit. S. 446.

[16] Reese-Schafer W. Op. cit. S. 6.

[17] Boom D. van den Op. cit. S. 288.

[18] Подробнее о моделях гражданского общества см.: Лукин В.Н. Гражданское общество в глобальном мире: политический анализ проблем и стратегий развития. СПб.: Наука, 2005.

[19] Коэн Дж. Д., Арато Э. Указ. соч. С. 81.

[20] Claus Offe, Volker Gransow Political Culture and Social Democratic Administration в Offe, Contradictions of the Welfare State, Cambridge: MIT Press, 1984). P. 250.

[21] Claus Offe The New Social Movements: Challenging the Boundaries of Institutional Politics, Social Research 52, № 4 (1985). P. 820.

[22] Claus Offe, The New Social Movements: Challenging the Boundaries of Institutional Politics, Social Research 52, No. 4 (1985): P. 820.

[23] Коэн Дж. Д., Арато Э. Указ. соч. С. 70.

[24] Там же.

[25] Там же. С. 71.

[26]Ильин М. Политическая глобализация: институциональные изменения // Грани глобализации: трудные вопросы современного развития. М.: Альпина Паблишер, 2003. С. 205.

[27] Cronin B. Community Under Anarchy: Transnational Identity and the Evolution of Cooperation, N.Y.: Columbia University Press, 1999.

[28] Ильин М. Политическая глобализация: институциональные изменения // Грани глобализации: трудные вопросы современного развития. М.: Альпина Паблишер, 2003. С. 238.

[29] Там же. С. 239.

[30] Там же. С. 240.

[31]Там же. С. 241.