Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №4, 2007

В.Н. Лукин, Т.В. Мусиенко
Современный дискурс Европейской интеграции: инститцуциональный и культурный аспекты

Политический анализ соотношения институциональных и культурных аспектов интеграции в Европе во второй половине ХХ века показывает, с одной стороны, конструктивные возможности политики по созданию транснациональных и супранациональных институтов новой модели европейского социально-экономического и политического порядка, и с другой стороны, роль культуры и соответствующего интеграционного проекта, продвигаемого в рамках концепции «европейского национализма».

В отличие от проекта арабского транснационального национализма, транснациональная модель европейского национализма как составная часть общего интеграционного проекта занимает в нем соподчиненное положение, уступая в определенной мере институциональной составляющей стратегии европейской интеграции. Тем не менее, культурный фактор в немалой степени определяет специфику формирующейся институциональной системы, а соответственно направленность и содержание европейской интеграции. Концепция европейской интеграции и определение формы объединения в общественном сознании изначально связывались с демократическими принципами и легитимностью создаваемых транснациональных институциональных структур. Культура как основополагающий фактор формируемой европейской идентичности выступает краеугольным камнем установления легитимности и демократии в рамках создаваемой институциональной системы.

Не случайно проблеме разработки инновационной культурной политики сегодня уделяется особое внимание.

В частности, Крис Шор ( Shore C .) утверждает, что распространенный и широкобсуждаемый тезис о «дефиците демократии» в условиях глобализации в целом, и в Европейском Союзе, в частности, является в действительности симптомом глубокого «дефицита культуры» выражающегося в отсутствии фундаментальных основ процесса интеграции. Основу интеграции должна составить реальная европейская идентичность -разделяемое всеми гражданами европейского сообщества общее культурное наследие (система ценностей и символов, исторических памятников, традиций и других элементов культуры). Концепции «европейского национализма», «европеонизации», идея «европейской идентичности» и «европейского наследия» становятся неотъемлемой составляющей современного дискурса европейской интеграции и решения проблемы легитимации системы ее институтов как основы консолидации.

Начало европейской интеграции характеризовалось наличием в общественном сознании определяющего влияния континентальной и англосаксонской институциональных традиций и соответствующих их национальных идентичностей. Континентальная традиция соотносилась прежде всего с Францией, соответствующими национальными традициями и идентичностью; англо-саксонская – с Великобританией.

Великобританией в свое время была допущена, на наш взгляд, серьезная геополитическая ошибка, когда в конце 40-х начале 50-х годов ХХ века она дистанцировалась от участия в создании институциональных основ Европейского Союза, сосредоточившись сугубо на внутринациональных интересах и перспективах развития Британской империи. Два десятилетия, потерянных Великобританией до ее присоединения в 1973 году к Европейскому Экономическому Сообществу, стали периодом укрепления континентальной институциональной традиции в динамике европейской интеграции, а соответственно, включения элементов французской национальной культуры, их влияния на принципы и формы создаваемых фундаментальных политических и законодательных структур европейского сообщества (язык, традиции, нормы и другое).

Франция, адекватно оценив в свое время собственные перспективные стратегические интересы как связанные с геополитическим пространством Европы, возглавила процессы политической европейской интеграции ввиду отсутствия влиятельных конкурентов, что было связано с ослаблением в послевоенный период позиций Германии и Италии. Бельгия, Люксембург и Нидерланды, более слабые, чем Франция и экономически, и в военном отношении, не могли претендовать на роль лидера и доминирующего субъекта европейской интеграции. Данное обстоятельство позволило Франции оказывать решающее влияние на формирование институциональных основ союза европейских государств. Идеология и институциональная структура Европейского сообщества формировались преимущественно в рамках французской традиции управления и концепции гражданского администрирования. Определяющее влияние континентальной институциональной традиции на фундаментальную политическую и правовую систему Европейского сообщества еще одним последствием имело возникновение определенной напряженности, вызванной расширением Европейского Союза и включением в него отдельных стран – новых членов сообщества, в частности Великобритании и Дании.

Усиление центробежных тенденций, угрожавших развертыванию европейского сотрудничества, способствовало распространению среди членов сообщества ориентации на поддержку централизации и правовое закрепление принципов управления сообществом на основе идеи федеративного союза, противником которой являлись Великобритания и Дания.

Расхождение интересов в вопросе о федеративном устройстве Европейского сообщества стало очевидным уже в связи с подписанием Маастрихтского договора 1992 года, закреплявшего принципы федеративного объединения европейских государств в рамках сообщества. Федералистская идеология европейской интеграции была поддержана и стала основой подписанного в 1997 году Амстердамского договора. На неоднозначность позиций и интересов в отношении перспектив институциональной структуры Европейского сообщества указывают многие аналитики.

Для общепринятой периодизации европейской интеграции характерно разделение процесса институционализации европейского интеграционного проекта на пять основных стадий:

Первая стадия (1945-1955 годы) Создание прототипа всех последующих европейских соглашений – Парижский договор 1951 года, подписанный Францией, Германией, Италией, Люксембургом, Бельгией, Нидерландами.

К реальным прототипам европейской интеграции на уровне межгосударственной координации современные аналитики относят план Маршала и опыт администрирования, накоплений в рамках Организации Европейского Экономического Сотрудничества ( Organization of European Economic Cooperation = OEEC ). OEEC в дальнейшем была преобразована в Организацию Экономического Сотрудничества и Развития ( Organization for Economic Cooperation and Development = OECD ), членство в которой было расширено за счет включения в нее США, Канады и Японии.

Важными факторами институционализации политической интеграции в Европе стали Брюссельский договор 1948 года (Великобритания, Бельгия, Люксембург, Нидерланды); организация Северо-атлантического договора ( North Atlantic Treaty Organization = NATO ) 1949 года; Западно-Европейский союзнический договор ( Western European Union Treaty ) 1954 года.

Последующим шагом в расширении сферы европейского сотрудничества за счет включения в нее таких направлений, как культура, наука, права человека и других, стало проведение Гаагской конференции 1948 года и создание в 1949 году Совета Европы ( Council of Europe ). Одним из итогов работы Совета Европы стала Европейская конвенция по правам человека 1953 года.

Основополагающим событием этого периода процесса европейской интеграции стал Парижский договор 1951 года о создании системы транснациональных институтов. Договором были определены перспективы расширения европейского сотрудничества в последующие пятьдесят лет. Договор о Европейском объединении угля и стали, подписанный шестью европейскими государствами в Париже ( European Coal and Steel Community = ECSS Treaty of Paris ) стал не обычным межправительственным соглашением. Договором были заложены принципы институциональной системы Европейского Сообщества.

Вторая стадия (1955-1968 годы). Создание в рамках Римского договора 1957 года Европейского сообщества по атомной энергии ( European Atomic Energy Community = EURATOM ) и Европейского Экономического Сообщества ( European Economic Community = EEC ).

Вторая фаза европейской интеграции отличается особой эффективностью институционализации идеи Европейского Союза. Целью ЕЕС было создание единого торгово-экономического блока, таможенного союза, а также устранение барьеров внутриевропейским торговым связям, обеспечение свободного передвижения граждан, товаров, услуг и капитала. Основной функцией европейского общего рынка ( Common Market ) должна была стать гармонизация национальных экономических, социальных и финансовых политических стратегий шести стран-участников. Для реализации проекта формирования общего рынка создавалось институциональная структура ЕЕС, основанная на принципах модели ECSC :

– Совет ( Council ) – законодательные функции;

– Комиссия ( Commission ) – исполнительная власть;

– Европейский Парламент ( European Parlament ) – представительные функции;

– Суд Европейских сообществ ( European Court of Justice = ECJ ) функции конституционного контроля.

Договором о политическом и экономическом сотрудничестве предлагалась реализация ряда общих политических стратегий по нескольким направлениям, в частности, стратегии осуществления общей сельскохозяйственной политики, общей транспортной политики, общего таможенного сбора, общей внешнеторговой политики. Реализация общеполитических стратегий ЕЕС обеспечивалась, во-первых, постановлениями ( Regulations ), разрабатываемыми институтами сообщества. Постановления автоматически становились частью правовой базы всех членов сообщества. Во-вторых, - директивами ( Directives ), обязательными для исполнения странами-членами сообщества. В-третьих, решениями ( Dicisions ), адресованными конкретным государствам членам ЕЕС.

Третья стадия (1965-1987 годы) – период динамичной интеграции, с одной стороны, и обострение противоречий между национальными интересами членов сообщества и супранациональными институтами ЕЕС, с другой. Столкновение национальных и общеевропейских интересов сопровождалось также дифференциацией позиций сторонников федеративной и межправительственной форм объединения Европы.

Внутренние противоречия были связаны с факторами субъективного характера (позиция генерала Шарля де Голля о приоритете национальных интересов Франции), а также с объективными процессами расширения сообщества с 1973-1980 годы за счет вступления в него Великобритании, Дании, Иордании, Греции, Испании, Португалии существенного снижения инновационной активности политических и институциональных структур сообщества.

Сторонниками межправительственной формулы сотрудничества и интеграции в Европе ( Intergovernmental Approach ) в 1960 году создается альтернативная ЕЕС институциональная структура – Европейская ассоциация свободной торговли ( European Free Trade Association = EFTA ). Традиционная Европейская шестерка: ЕЕС и новая семерка EFTA (Великобритания, Швеция, Дания, Швейцария, Австрия, Норвегия и Португалия) образуют в Европе два блока. По ряду причин существование в этих странах (милитаристских режимов, не соответствовавших фундаментальным нормам членства в ЕЕС) Греция, Испания и Турция не входили ни в один из созданных европейских блоков. EFTA имела сходные с ЕЕС стратегические ориентиры по либерализации торговли, но расходилась с шестеркой ЕЕС в вопросе о роли супранациональных институтов и наделении их функциями законодательной власти. Страны – члены EFTA отличались многочисленными различиями геополитического и внешнеэкономического характера. Позднее к EFTA присоединились Исландия и Финляндия.

Разногласия, связанные с несовпадением континентальной и англосаксонской институциональных традиций в концептуализации и понимании принципов европейской интеграции, усилились в связи с изменением и активизацией с начала 60-х годов ХХ века позиции Великобритании в этом вопросе. Пересмотр Великобританией собственной глобальной стратегии в отношении динамично развивающегося европейского ареала мировых торговых связей имел результатом ее вступление в 1973 году в ЕЕС. С присоединением в этом же 1973 году Ирландии и Дании ЕЕС функционирует в составе не шести, а девяти членов Сообщества. В 1980 году членом ЕЕС становится Греция, в 1986 – Испания и Португалия.

В этот сложный для европейской интеграции период приходит понимание роли культуры как основы формирования общей европейской идентичности и предотвращения рисков стагнации интеграционных процессов в Европе, конфликта национальных интересов отдельных стран, представляющих реальную угрозу социально-экономической стабильности и безопасности в Европе. Саммит в Фонтенбло (1984 год) подтвердил необходимость выработки стратегии продвижения идеи европейской идентичности. Созданные в рамках саммита соответствующие институциональные структуры (комитеты) приступили к разработке проблемы европейской идентичности и осуществления соответствующей политической реформы. Поворотным пунктом в развертывании данного подхода стала встреча в Милане десяти стран-членов Сообщества в 1958 году, когда большинство участников пришло к соглашению о проведении межправительственной конференции по обсуждению соответствующих поправок к Римскому договору.

Четвертая стадия (1987-1992 годы). Единый Европейский Акт 1987 г . (Single European Act = SEA).

Данный период характеризуется как еще один поворот в европейской интеграции в направлении углубления экономического и политического сотрудничества на основе программы по созданию широкой правовой системы, предусматривавшей гармонизацию законодательства в соответствии с принципами SEA (1997 год).

SEA вводятся существенные институциональные изменения. С созданием института Европейского политического сотрудничества ( European Political Cooperation ) формируется действенный механизм согласования позиций в международных отношениях в рамках Европейского региона. Были внесены изменения в процесс принятия политических решений и введена процедура, в соответствии с которой принятие Европейским сообществом новых законодательных актов предварялось консультациями по соответствующим проектам в Парламенте. Европейскому Парламенту также было предоставлено право вето на все представления, вносимые новыми государствами–членами сообщества, а также право внесения решений относительно соглашений о связях с государствами, не входящими в Сообщество. Для Совета вводится процедура принятия решений квалифицированным большинством голосов и отменяется процедура принятия решений единым голосованием.

SEA существенным образом изменил политику ЕС, разрушив гегемонию Совета, что способствовало преодолению рисков тренда на защиту членами Сообщества узконациональных интересов. Кроме того, SEA содействовал согласованию двух оппозиционных линий в идеологии европейской интеграции (федералистской линии и линии межправительственного сотрудничества).

Пятая стадия (1992 год – по настоящее время) . Маастрихтский договор 1992 года. Амстердамский договор 1997 года.

Основным итогом этой фазы европейской интеграции стало расширение состава ЕС до 15 членов и ориентация на создание федеративного союза. Одновременно, в этот период вновь усиливаются внутриполитические и межнациональные расхождения.

Маастрихтский договор о создании Европейского Союза ( European Union ) окончательно вступил в силу в ноябре 1993 года. Европейский Союз в настоящее время включает страны не только с самыми разными культурами (Скандинавия, Центральная Европа, Средиземноморье), но и столь же отличные друг от друга по уровню экономического развития (Португалия и Швеция, Греция и Германия). Не менее существенны различия политических позиций, разделяющие 15 государств–членов Сообщества. По данному критерию среди них выделяются федералисты, конфедералисты и сторонники межправительственного сотрудничества, занимающие различные позиции по вопросу выбора политических форм европейской интеграции.

Амстердамский договор отличает акцент на проблеме гражданских прав, демократии и силе закона. Положение о соблюдении прав человека в соответствии с Европейской конвенцией по правам человека ( European Convention on Human Right = ECHR ) установлено договором в качестве центрального для Европейского Союза. Кроме того, Амстердамский договор характеризуется более глубоким и многосторонним пониманием проблемы своей идентичности. Договором устанавливается, что Европейский Союз должен в своей институциональной политической структуре опираться на принципы демократии и политического участия.

В содержании Маастрихтского и Амстердамского договоров нашло отражение противоречивое соотношение двух доминирующих течений процесса европейской интеграции: более жесткой версии Европейского федерализма ( European Federalism ), опирающегося на систему супранациональных институтов (континентальная институциональная традиция) и установки на сохранение национальных идентичностей и суверенитетов, нашедшей выражение в предпочтении межправительственного сотрудничества ( Intergovernmentalism ).

В рамках Маастрихтского договора конфликт этих двух трендов не был преодолен. Договором, по сути, был институционализирован принцип становления супранационализма и межправительственной форм Европейской интеграции.

В соответствии с Маастрихтским договором создание Европейского Союза осуществлялось с опорой на три фундаментальных основания. Первое – это укрепление самого Европейского Сообщества, обеспечение соблюдения прав и обязательств в основных сферах взаимодействия, закрепленных системой договоренностей ЕС. Помимо внутренней структуры Сообщества, Маастрихтским договором предусматривалось развитие структуры внешних сетей. Вторым основанием укрепления ЕС стала стратегия сотрудничества в области развития международных отношений и безопасности CFSP – Общая внешняя политика и политика безопасности Common Foreign and Security Policy = CFSP , JHA – Сотрудничество полиций и судебных органов в уголовно-правовой сфере ( Common Foreign and Security Policy = CFSP ). Третье – Общая политика по обеспечению справедливости и сотрудничества в решении вопросов внутренней политики стран-членов ЕС ( Justice and Home Affairs = JHA ). Основная цель реализации стратегий CFSD состояла в позиционировании своей идентичности как глобального актора мировой политики.

Стратегия JHA предусматривала поддержку сотрудничества стран-членов ЕС по ряду вопросов иммиграционной политики; таможенной политики по обеспечению национальной экономической безопасности; общей политики по борьбе с международной преступностью, включая создание общей системы информирования правоохранительных органов и деятельность EUROPOL .

Таким образом, европейская интеграция, как свидетельствует составленная Филиппом Рутли ( Ruttley Ph .) периодизация, основные аспекты которой изложены выше, не была линейным процессом. Процесс характеризовался противоборством федералистской и националистической традиций в концептуализации принципов управления Европейским сообществом и понимания национальной идентичности. Вместе с тем, немалую роль в достаточной мере успешной институционализации европейской интеграции сыграл культурный фактор, обеспечивающий формирование в общественном сознании идеи об общей европейской цивилизации с общим духовным и культурным наследием, общей культурной идентичностью.

Стратегией создания объединенной Европы как единого политического и символического (культурного) образования предусматривалось достижение социально-экономической стабильности и безопасности в регионе. Важным аспектом культурной составляющей стратегии европейской интеграции стала идея европейского гражданства. Это свидетельствовало об ориентации общественного сознания на формирование европейской идентичности как гражданского типа национальной идентичности.

Европейский национализм в своей современной форме находит выражение, во-первых, в идее гражданской принадлежности к Европейскому Союзу ( Citizenship of the Union ), во-вторых, в идее защиты транснациональной европейской солидарности.

Линия на создание Европы с общей гражданской идентичностью предполагает рассмотрение европейского гражданства как выходящего за пределы гражданства в рамках национального государства. Идея европейского гражданства базируется на двух традициях: а) либеральной, а именно, на получившем широкое распространение либеральном консенсусе относительно трактовки проблемы гражданства как средства осуществления контроля исполнительной власти на национальном и европейском уровне б) на традиции защиты партикулярных интересов как основы обеспечения общего блага. В рамках дебатов о «дефиците демократии» в Европейском Союзе активизированы именно эти две традиции, представляющие собой две основные формы европейского национализма, выбор одной из которых должен определить стратегические перспективы европейской интеграции.

Основные формы европейского национализма не являются антагонистами, исключающими друг друга. Возможность их сосуществования аналитики связывают с эффектами глобализации, с соответствующим изменением статуса и самой взаимосвязи государства и нации.

Д'Апполони, в частности, подчеркивает, что в современных условиях нации-государства ( Nation - States ) европейского региона продолжают во многом действовать преимущественно в узких, национальных рамках своей государственности, что перестало соответствовать реалиям функционирования экономики не на национальном, а на мировом уровне. Сама способность нации-государства адаптироваться к новым видам управления ( New Modes of Governance ) становится сегодня под сомнение, что актуализирует проблему гражданского участия ( Citizen Participation ) и роли гражданского общества в современном мире.

С учетом тенденции к ограничению государственного суверенитета в условиях глобализации, государство воспринимается сегодня как далеко не единственная форма легитимации контроля политических, экономических, социальных и управленческих функций в современном обществе. Данное обстоятельство является существенным для определения перспектив европейского национализма и стратегий реализации соответствующих проектов.

В этих условиях главной проблемой в контексте европейского интеграционного проекта становится не будущее государственного суверенитета, а обеспечение демократии, как для самого Европейского Союза, так и для стран–членов ЕС. Дебаты между националистами-юнионистами (англо-саксонская институциональная традиция) и федералистами (континентальная традиция) уходят в прошлое, теряя свою актуальность. Это означает, что для перспектив европейской интеграции первостепенное значение приобретает не фактор институционализации европейской консолидации, а культурный фактор интеграции.

В том виде, в каком осуществлена к настоящему времени институционализация политической структуры Европейского Союза, традиционное смысловое значение национального суверенитета ( National Sovereignty ) во многом также невилировано. Сфера национального суверенитета, хотя и формально закреплена как продолжающая сохранять свое значение, в действительности, существенно ограничена расширяющейся сферой влияния Союза.

В этой связи возникает проблема обеспечения участия граждан региона в управлении. Демократическое участие не обеспечивается ограниченными рамками национального и государственного суверенитета на мировой арене. В качестве реального решения проблемы сохранения демократии в условиях европейской интеграции рассматривается стратегия сбалансирования снижающегося государственного суверенитета за счет поддержания демократического участия в рамках постнациональной институциональной структуры Европейского союза, что предлагает необходимость пересмотра концепции суверенитета. Д'Апполони, отмечает в этом отношении, что для того, чтобы Европейский Союз стал социальной реальностью, он должен быть не только институциональным, но и прежде всего, социальным образованием, реальным обществом с особой новой общеевропейской политической культурой.

Определение эффективной стратегии реализация такого проекта предполагает иное понимание соотношения национальности ( Nationality ) и гражданства ( Citizenship ), указывает в этой связи Д'Апполони. Первой и важной проблемой является преодоление позиции по разъединению этих понятий. Новый концептуальный подход предполагает соединение их смыслового содержания и разработку концепции гражданской национальности в качестве основы проекта продвижения европейского национализма как стратегии формирования общеевропейской политической культуры.

Традиционное смысловое значение понятия «национальность» связывается с концепций «нация», которое включает в себя два основных смысловых компонента. Первый компонент содержит значение определенной инфраструктуры Сообщества (политической, правовой и других структур), объединенного общими историей и культурой. Второй – отражает в себе значение лояльности государственной власти как основы легитимности управления территорией, на которой проживают люди, относящиеся к конкретной нации.

В традиционном определении понятия «гражданство» заложено смысловое значение гражданских прав и обязанностей, установленных в рамках конкретного политического сообщества. Имеется ввиду, что с течением времени содержание таковых может измениться. Гражданин – не просто член сообщества, он имеет право, более того, обязан принимать участие в общественной жизни.

Соотношение национальности и гражданства в его традиционном понимании таково, что национальная принадлежность выступает условием гражданской принадлежности: члены демократических наций обретают статус гражданина.

В современных условиях, когда трансформировалась сама классическая форма национального государства, полагает Д'Апполони, изменились и характеристики формируемого постнационального гражданства. Демократическая гражданственность не обязательно определяется национальной идентичностью. Вместе с тем, она предполагает социализацию личности в рамках общей политической культуры. Соответственно, общая политическая культура не может быть связана с какой-либо одной моделью национальной культуры.

Эффективная стратегия содействия созданию условий для возникновения общеевропейской политической культуры, считают аналитики, предполагает соблюдение ряда условий, направленных на преодоление следующих проблем.

Во-первых, это проблема генерирования новой формы лояльности ( Loyalty ), объектом которой уже больше не может быть существующая в рамках национального государства политико-институциональная структура. Для этого необходима культурная программа, предусматривающая достижение демократического консенсуса на основе формирования аффективной (эмоциональной) компоненты новой европейской идентичности, отсутствие которой рассматривается сегодня как одна из причин известного «дефицита демократии».

Во-вторых, это проблема достижения легитимности ( Legitimacy ) действующей в рамках Европейского Союза политико-институциональной системы, которая в общественном сознании не рассматривается в качестве основы европейской национальной идентичности и европейской гражданственности.

В-третьих, это проблема преодоления ошибочного приравнивания понятий суверенитета и идентичности. Существование постнациональной европейской идентичности возможно при условии формирования в общественном сознании установки, допускающей возможность сосуществования различающихся своей культурой национальных сообществ в рамках общего (схожего по критерию демократичности принципов организации) политического сообщества.

В-четвертых, это этнические, религиозные, социальные, политические и экономические проблемы, связанные с процессом расширения Европейского Союза за счет вступления в него новых членов.

В-пятых, это проблема, связанная с необходимостью создания действенной системы европейских символов постнациональной общеевропейской идентичности, способной трансцендировать локальные идентичности.

В-шестых, это проблема ограничения рисков возникновения агрессивных форм этнического и национального национализмов. В первую очередь, это связано с проблемой инкорпорации мусульман в европейское общество и его культуру. Остается открытым вопрос о том как европейская идентичность с ее практиками и дискурсами может представлять ислам и идентичность многочисленных мусульманских групп (пакистанцы - в Великобритании, турки - в Германии, северо-африканцы - во Франции) в качестве элемента структуры общеевропейской идентичности.

В целом, динамика европейской интеграции, является свидетельством взаимосвязи институциональных и культурных факторов этого сложного процесса. Стратегия формирования институциональной структуры единой Европы, при относительной эффективности проводимых в ее рамках унификационных политик, не дали ожидаемых эффектов в решении проблемы обеспечения социально-экономической стабильности и безопасности в регионе. Преодоление рисков, сопряженных с возникновением в Европе потенциальных очагов агрессивного этнического национализма связывается сегодня с разработкой инновационного дискурса, проекта и стратегии европейского культурного национализма, рассматриваемых в качестве возможной перспективы развития европейской интеграции, укрепления позиций ЕС как влиятельного глобального актора мировой политики, способного противостоять попыткам проникновения в эту сферу международных террористических организаций, использующих дезинтеграционные процессы и сепаратистские тенденции в своих целях.

Соотношение культурного и политического компонентов в структуре национальной идентичности, а также переход от преимущественно культурной к политической идентичности в различных странах имеют свою специфику. Для понимания проблем и рисков трендов к преимущественно культурному или политическому национализму важно учитывать характер и динамику развития структуры национальной идентичности на национальном, региональном и глобальном уровнях.

Трудности европейского тренда к общеевропейской культурной идентичности, формируемой на основе политических идей, норм и стандартов демократической гражданской культуры, объясняются многообразием культурных идентичностей стран, входящих в европейское сообщество, различиями в соотношении культурных и политических компонентов в структуре национальной идентичности этих обществ.

Shore C . Building Europe : The Cultural Politics of European Integration. London and New York : Routledge, 2004. P . 3.

Лукин В.Н. Гражданское общество в глобальном мире: политический анализ проблем и стратегий развития. СПб.: Наука, 2005. С. 228-280.

Ruttley Ph . The Long Road to Unity // The Idea of Europe : From Antiquity to the European Union. Cambridge : Cambridge University Press and Woodrow Wilson Center Press, 2004. P. 230.

Craig P., de Burca G . EU Law: Text, Cases and Materials / 2- nd Ed. Oxford: Oxford University Press, 1998; Ruttley Ph . The Long Road t о Unity // The Idea of Europe: From Antiquity to the European Union. Cambridge University Press and Woodrow Wilson Center Press, 2004. P. 232.

Ruttley Ph . Ibi. d., P. 232–259.

Ibid., P. 233.

Van Dijk P. Van Hoof G.J. Theory and Practice of the European Convention on Human Rights. 2-nd Ed. Deventer: Kluwer, 1990.

Hartley T.C . The Foundations of European Community Law. 4-th Ed. Oxford: Clarendon Press, 1994 ; Macleod I. , Hendry I.D., Hyatt S . The External Relations of the European Communities. Oxford : Clarendon Press, 1996 ; Ruttley Ph. The Long Road to Unit // The Idea of Europe : From Antiquity to the European Union. Cambridge University Press and Woodrow Wilson Center Press, 2004. P. 235–236.

Ruttley Ph. Ibid. P. 237–242.

Ibid., P. 245–250.

Shore C . Building Europe : The Cultural Politics of European Integration. London and New York : Routledge, 2004. P. 4.

D'Appollonia A.S . European Nationalism and European Union // The Idea of Europe: From Antiquity to the European Union / Anthony Pugden Ed. Cambridge: Cambridge University Press and Woodrow Wilson Center Press, 2004. P. 171–190. (p.185–186).

Ibid., P. 186–187.

Ibid., P. 187.

Ibid., P. 187–188.

Ibid., P.188; Habermas J. Citizenship and National Identity: Some Reflections on the Future of Europe // Praxis International. 1992. Vol. 12. N. 1. P. 1–19.

Asad T. Muslims and European Identity: Can Europe Represent Islam? // The Idea of Europe From Antiquity to the European Union / Antony Pagden Ed. Cambridge: Cambridge University Press and Woodrow Wilson Center Press, 2004. P. 209–227.

 

Архив журнала
№4, 2020№1, 2021кр№2, 2021кр№3, 2021кре№4, 2021№3, 2020№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1. 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№4, 2017№2, 2017№3, 2017№1, 2017№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№4, 2015№2, 2015№3, 2015№4, 2014№1, 2015№2, 2014№3, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба