Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №1, 2009
Эта книга не является философским исследованием, но она относится к числу тех книг, что способствуют развитию философии. Франсуа Лиссарраг написал книгу проходящую, и совершенно оправданно проходящую, по разряду книг по антропологии. Перед нами книга, в которой нет философии пира, но есть антропология винопития в античной Греции. Точнее, в этой работе речь идет об архаичном периоде афинского сообщества: эпоха Феогнида Мегарского. Причем внимание автора сфокусировано не столько на текстах о вине и пире, сколько на визуальной составляющей этой практики, зафиксированной в керамике. Поэтому анализ изображений на дошедших до нас сосудах является главной задачей автора. Автор замечает, что «греческую культуру часто считают культурой слова, логоса, и это верно; но и визуальная составляющая занимает в ней большое место: греки создавали статуи, фрески, вышитые ткани, всевозможные скульптурные, резные и разрисованные изделия, от которых до наших дней дошла лишь ничтожная часть. И если Платон осуждал изобразительные техники, то у него для этого были веские основания. (С.98)». Взгляд на античность через анализ визуального ряда отраженного в керамике сам по себе уже достаточно необычен и интересен, но оценивать стоит не столько необычность ракурса, сколько продуктивность такого подхода к изучению культуры винопития у эллинов.
Антропологический подход предполагает введение категории коммуникации как базовой катеогрии исследования и именно это и делает Франсуа Лиссарраг. Коммуникации в данной теме конкретизируется в термине симпосий – время совместного питья. Принципиально значимым является замечание автора о том, что «данный термин, часто переводимый словом «пир», в действительности означает время совместного питья; во время симпосия не едят, так как чаще всего он проходит после трапезы в собственном смысле слова. (С.28) Не менее важным является указание автором на то, что «в рамках симпосия вино представляет собой отправную точку для целой совокупности представлений, согласно которым его употребление понимается как испытание, позитивный опыт, необходимый для социальной жизни. (С.17)».
Автор выделяет два уровня испытания участника симпосия: на первом уровне «вино – это посредник при общении, способный разоблачать и обнаруживать истину»(С.18), на втором уровне «вино позволяет грекам «испытать не только другого, соседа , товарища по выпивке, но и ту инаковость, которая внезапно возникает в человеке вместе с ощущением свободы и выхода за пределы собственной личности»(С.19). Иначе говоря, на втором уровне вино позволяет выйти за пределы собственной личности и стать другим, но этот опыт трансформации в Другого контролируется условиями симпосия.
Если первый уровень предполагает осуществления опыта идентификации как опыта правды (Эсхил: Душа видна в хмелю как облик в зеркале), то второй уровень – уровень опыта инаковости, опыта раскрепощения и освобождения от цензуры, запретов, привычек.
В рамках визуального фокуса Франсуа Лиссаррага анализ вазописи принципиален, ибо очевидно, что чаша для вина это не просто функциональный предмет, но и носитель изображения. Поэтому и поиск инаковости выражался в изображении мужчин, переодетых женщинами или одетых на скифский манер. Такие изображения находят свое финальное воплощение в изображении сатиров, существ полу-человеческой-полу-живтной природы, которые составляют мужское окружение Диониса. «Их гибридный, звериный облик является своеобразной манифестацией принципиально иной природы, скрытой в сердце каждого цивилизованного мужа, проявление которой может спровоцировать напиток и которую надлежит распознавать и испытывать. Таким образом, изображение различных практик, связанных с вином, развертывается на двух уровнях: с одной стороны, в мире людей, с другой – вокруг Диониса, в мире сатиров. (С.22-23)
При изучении вазописных сюжетов Франсуа Лиссарраг обнаружил редкое изображение смешения вина с водой, хотя «все античные представления о вине так или иначе вращаются вокруг идеи смешения»(С.16). Стамнос – сосуд для такого смешивания не частный объект изображения на античной керамике. И это при всем том внимании, которое уделялось самому принципу смешивания вина с водой на симпосиуме! Почему в античности пили только разбавленное вино?
Сам Франсуа Лиссарраг дает такое объяснение: «Такой обычай, вероятно, обязан своим происхождением высокому содержанию алкоголя, что объясняется поздней … датой сбора урожая. Полученный напиток, если пить его в чистом виде … называется akratos, то есть «не-смешанный»; сей лексический факт весьма значим, так как указывает на основную характеристику потребляемого вина: это смесь. Чистое вино, которое кажется нам сегодня единственно приемлемым, в греческом языке определяется негативно, термином, составленным из отрицательной частицы а и слова kratos, которое означает смесь. В современном греческом языке это слово сохранилось для обозначения вина — krasi.»(С.15-16).
По Лиссаррагу, вино смешивали руководствуясь тем, что чистое вино употреблять опасно ибо оно – наркотик, почти яд. Такое сугубо утилитарное объяснения запрета на чистое неразбавленное вино не очень убедительно, ибо отсылает нас к натуралистически-медицинскому дискурсу при объяснении вещей ритуального характера. Сам Франсуа Лиссарраг указывает на ритуальную сущность симпосия, ибо последний «представляет собой последовательность строго кодифицированных и заранее запланированных действий. (С.34)». Учитывая ритуальную сущность симпосия вполне возможно вне-медицинское, сугубо культурологическое объяснение запрета на употребление чистого не-смешанного вина. Вино смешивали руководствуясь либо религиозными соображениями: «Дионис – хозяин неразбавленного вина, он единственный, кто может пить его, не опасаясь последствий» (С.46), либо руководствуясь задачей максимально долгого удерживания симпосиастов в состоянии содержательной беседы: «Симпосий – это социальный институт, объединяющий взрослых мужчин, наделенных гражданским статусом, в рамках которого они пьют, исполняют лирическую поэзию, играют на музыкальных инструментах и обмениваются всевозможными речами» (С.17).
На симпосии смешивают не только воду с вином, но и самые разные виды удовольствия, смешивают и самих симпосиастов, «согласующихся между собой, подобно струнам инструмента»(С.46), смешивают с целью добиться сбалансированного сочетания самых разнообразных развлечений: выпивки, ароматов, песен, музыки, танцев, игр, застольных бесед. Сосуд для смешивания вина с водой – кратер – это центр, ось, вокруг которой организуется коммуникация на симпосиуме, имеющая своей задачей как осуществления опыта правды, так и – опыта раскрепощения. Последний понимается как опыт боговдохновенного веселья. Франсуа Лиссарраг указывает, что бог Дионис присутствует среди пирующих «в двух ипостасях: как изображение и как напиток» (С.102). Такое удваивание Диониса позволяло создателям винных сосудов расписывать их таким образом, что получались различные визуальные эффекты, сочетающие стихи и изображения. На сосудах могли писать стихи о симпосии, и эти стихи зачитывались на самом симпосии. Так возникала игра текстов и образов, нарисованных на сосуде. Анализ этой игры текстов и образов составляет основную часть книги Франсуа Лиссаррага и представляет главную ценность этой работы.
Эта работа, будучи в концептуальном плане достаточно скромной, очень интересна своей дескриптивной частью. Рисунки и фотографии, представленные в книги, а их немало – 107 (!), представляют собой самостоятельную ценность. С ними можно работать при написании уже своих работ либо по теме культуры винопития, либо по теме философия пира, либо по теме античное искусство. Любопытно замечание Лиссаррага об отсутствии изображения Гомера на винных сосудах, из легендарных фигур только Орфей фигурирует в вазописи. Сам автор предполагает, но лишь предполагает, что отсутствие изображения Гомера, равно как и фрагментов из его поэм обусловлено тем, что «поэтические темы, возникающие в надписях, близки тем, что разрабатывает архаическая лирическая поэзия, в частности Феогнид» (С.139).
В заключении своей работы автор указывает, что сосуды (keramon) составляют славу Афин ничуть не в меньше степени, чем победа над персами. Без этих керамических сосудов невозможна была бы коммуникация на симпосиуме. Обмен этими расписными чашами представляет базовый принцип организации пира равных, а именно равенство участников была принципиальным условием архаического симпосия. Архаический симпосий задавал такие условия для коммуникации, при которых появлялись новые фигуры общения: друзья. Жиль Делез и Феликс Гваттари в работе «Что такое философия» указали на изобретения нового персонажа в античности – друга и связали появление этого персонажа с появлением философии. Именно греки окончательно заменили фигуру Мудреца, на фигуру друга мудрости – Философа. Такова была цивилизационная перспектива архаического симпосия и поэтому для современной философии эта концептуально скромная книга очень значима.