92-й параграф Идей-I содержит примечательную ссылку, в которой Гуссерль кратко резюмирует свое отношение к проблеме внимания, упоминая в том числе и те разделы своих работ, в которых он уже касался данной темы. В частности, упоминаются 22-23-й параграфы второго и 19-й параграф пятого Исследования. Кроме того, в 113-м параграфе Идей Гуссерль ссылается на 35-й, 37-й и 92-й параграфы данной работы. Представляется небезынтересным, руководствуясь этими указаниями как путеводной нитью, проследить эволюцию взглядов Гуссерля на проблему внимания.

Так, в 22-м параграфе, говоря о фундаментальном пробеле в феноменологическом анализе внимания, Гуссерль держится в русле критики теории абстрагирования как результата внимания (этой теории посвящена вся 3-я глава второго Исследования). Наряду с общим требованиями, которым должна удовлетворять теория внимания, формулируется и специфически феноменологическое требование: «…она должна была себя спросить, как акт внимания относится к акту придания значения или подразумевающему [предмет­ность] акту, который превращает имена и прочие выражения в осмыс­ленные» [1, 152]. Главным предрассудком локковской теории абстрагирования Гуссерль считает отождествление предметов внимания с психическими содержаниями [3]. Гуссерль настаивает на том, что направленность внимания на пережитые психические содержания не может дать абстрактную идею. Внимание как надстройка над актом созерцательной данности атрибута заменяется специальным актом данности вида [4]. В дальнейшем в этом параграфе предлагается различать чувственное и нечувственное абстрагирование; но по-видимому в любом случае имеет место акт нового типа (идеация?), а не акт простого внимания.

Трудность нашего исследования состоит в том, что Гуссерль анализирует теорию абстрагирования, а не теорию внимания. Образование абстрактных понятий в результате внимания к пережитому психическому содержанию им отвергается, но отсюда не следует никакой положительной теории собственно внимания. Внимание рассматривается здесь как технический термин, который может отождествляться с интенциональностью.

Иногда создается впечатление, что Гуссерль отождествляет внимание и сознание: «Объем единого понятия внимания настолько ... ши­рок, что он … охватывает всю область созерцательного и мыслительного полагания… В конечном итоге, он простирается настолько же широко, как и понятие сознания о чем-либо» [1, 156].

Другим аналогом внимания оказывается предпочтение. «Когда мы говорим, разли­чая, об актах внимания как об определенном предпочтении внутри сфе­ры сознания, то это касается определенного различия, которое не зави­сит от вида, или типа, сознания (от модуса сознания)» [1, 156]. В первом издании предпоследнее предложение выглядело несколько по-другому. В частности там стоит: «Когда мы говорим о направленности внимания (Aufmerken) как определенном предпочтении в пределах сферы актов, в кото­рых мы нечто замечаем (Bemerken), это касается определенного различия, которое не зависит от вида, или типа, представления (от модуса представ­ления)» [1, 156].

Далее речь идет об акте «замечать нечто» (bemerken), который упоминался в первом издании как синоним внимания. Причем предполагается, что это «простой, не поддающийся дальнейшему описанию способ» [1, 156] – способ осознания созерцаний как раздельных. Этот способ осознания раздельности далее называется способом выявления и обнаружения созерцаний. Подобная характеристика акта замечания отождествляется далее с отрицанием различий в модусе представления и пониманием внимания как высвечивающей и заостряющей функции. Оба эти условия как считает Гуссерль, чрезмерно сужают понятия [5].

Развивая тему различия предмета и психического содержания Гуссерль подчеркивает, что предмет, в отличие от психических связей есть то, что имеется в виду [1, 157]. Подобное предметное (а не психическое?) существование содержания возникает лишь в акте подмечания, который надо полагать и отождествляется Гуссерлем с вниманием. Вновь подчеркивая размежевание психического содержания и устремленности к содержанию, Гуссерль говорит, что только последнее можно назвать представлением. Таким образом различие представлений, да и вообще различие как таковое, задается не содержанием, а актом подмечания или интенциональностью. В частности, членение логических форм руководствуется не психическим содержанием, а актами подмечания (внимания?) или модусами сознания. Опять же следует отметить, что хотя 23-й параграф и называется «Осмысленные высказывания о внимании относятся ко всей сфере мышления, а не только к сфере созерцания», и сам Гуссерль ссылается на него в своих Идеях-I как на содержащий его решение проблемы внимания, речь в нем идет скорее о различии психического содержания и интенциональных актов. Но в силу того, что последние называются им здесь «актами подмечания», то возникает возможность отождествления внимания и интенциональности.

Помимо двух параграфов второго Исследования Гуссерль в соответствующем параграфе Идей упоминает еще и 19-й параграф 5-го исследования [1, 378]. Речь идет о различиях в способе фундирования актов, а в качестве примера берется различие между звучанием слова и смыслом (со ссылкой на выражение и смысл). При этом оказывается, что в структуре сложных актов «внимание» оказывается синонимом различий значимости и соответственно – «предпочтения». Сложность акта (комплекс) по-видимому состоит в объединении актов выражения, актов значения и актов осуществления в созерцании. При этом существенным оказывается не только способ объединения, но и активность. Понятие активности особенно важно в контексте нашей темы, потому что оно используется Гуссерлем для пояснения роли внимания в функционировании сложных актов. Так, в различии выражения и значения живет наш интерес, который и переводит наше внимание со знака (выражения) на обозначаемое [6]. При этом третий элемент комплекса – осуществление в созерцании – характеризуется «преобладающим интересом» [7].

Подчеркнем, что здесь как и ранее внимание используется Гуссерлем как технический термин; он не выстраивает теории внимания, а лишь исследует его сдвиги (в Идеях они будут названы аттенциональными) в реальном феноменологическом процессе. Причем конституирующими в этом процессе выступают предметы внимания (в данном случае выражение и значение), сам же акт внимания определяется побочно и метафорически (луч света).

Говоря о возможности особого поворота к физическому аспекту выражения, Гуссерль добавляет, что «… мы имеем здесь дело с одним случаем общего и, не­смотря на все усилия, недостаточно проясненного факта, факта внима­ния» [1, 382]. Далее делается важное уточнение, еще раз подчеркивающее то, что Гуссерль отказывает вниманию (вероятно в пику чрезвычайно распространенных в то время психологических теорий внимания, о чем сам он позднее пишет в Идеях) в статусе самостоятельного акта, определяя его как функцию; функцию интенционального переживания: «… внимание есть особая функция, которая принадлежит актам в уточненном выше смысле интенсиональных пережива­ний» [1, 382].

Дескриптивному пониманию интенциональных переживаний (которое по-видимому и позволяет выделить внимание как их функцию) препятствует смешение пережитого и интенциональной предметностью. Наличие интенционального акта оказывается условием возможности внимания к соответствующей предметности: «Акты должны быть налицо, чтобы мы могли в них "жить" и иногда "растворяться" в их осуществлении, и, в то время, когда мы делаем это … мы обращаем внимание на предметы этих актов» [1, 382].

Косвенно характеризуя внимание (в контексте проблемы сложных актов) как предпочтение, которое выделяет один акт из других одновременных ему, Гуссерль задается риторическим вопросом о статусе этого предпочтения; должно ли оно «само расцениваться как акт» или речь идет «ско­рее о простом осуществлении модусов актов» [1, 383], склоняясь к последнему варианту. Тем самым Гуссерль еще раз подчеркивает, что в его задачу не входит разработка теории внимания. Его лишь интересует та функция, «… которую выполняет внимание как выделяющий фактор типологических свойств акта в составных ак­тах; благодаря этой функции внимание оказывает существенное влия­ние на феноменологическое формообразование последних» [1, 383].

Посмотрим теперь, каким образом Гуссерль анализирует внимание в Идеях. Говоря об актуальности и неактуальности палагания он замечает, что различие между ними «… находится в близкой связи с ранее обсуждавшимися различениями актуальности внимания и невнимания» [2, 346]. Тут же следует сноска, в которой Гуссерль указывает те переграфы в которых уже заходила речь о нашем предмете.

Первым упоминается 35-й параграф, открывающий вторую главу (Сознание и естественная действительность). Здесь рассмотрение когито в качестве акта сопряжено с анализом модификации в направлении неактуальности. Параграф начинается с феноменологического описания восприятия на элементарном примере видения-ощупывания. При этом данное «полностью конкретное переживание» в качестве своего неотъемлемого элемента содержит «относительную неясность» и «неполную определенность». Различая переживание восприятия и воспринятое, Гуссерль снабжает их индексами cogitatio и cogitatum соответственно. Первый абзац заканчивается дескрипцией нюанса воспринятое-воспринимаемое; так что «… воспринимаемое вполне может быть переживанием сознания, однако очевидно и то, что такая материальная вещь, как вот этот данный в переживании восприятия лист бумаги, принципиально — никакое не переживание, но бытие, отличающееся вполне отличным видом бытия» [2, 108].

Продолжая дескрипцию восприятия, Гуссерль снабжает его предикатами обращенности к предмету и схватывания. Затем схватывание трансформируется в выхватывание. Понятно, что феномен выхватывания подразумевает фон или задний план. Вот тут мы по-видимому и приближаемся к специфическому для данного случая решению проблемы внимания; внимания как выхватывания, выделения, актуализации, сопровождающегося различением переднего и заднего плана перцептивного поля (до акта внимания – однородного). В плане феноменологической дескриции восприятия листа бумаги на фоне других предметов на письменном столе это выглядит следующим образом: «Вокруг листа бумаги лежат книги, карандаши, стоит чернильница и т. д., и все это тоже „воспринимается" мною, все это перцептивно есть здесь, в „поле созерцания", однако пока я обращаюсь в сторону листа бумаги, они лишены любого, хотя бы и вторичного обращения и схватывания» [2, 108]. Явление как более широкое понятие может сопровождаться выхватыванием или положенностью для себя. Предметы на заднем плане не обладают такой спецификацией явления: «Они являлись, но не были выхвачены, не были положены для себя» [2, 108]. Итак сознание наряду с обращенностью к предмету (вниманием?) содержит ореол сознания (невнимание, модус неактуальности?). Понятно, что, разница между обращенностью и ореолом является не статической, а динамической. Эта динамичность внимания выражается Гуссерлем с помощью метафоры поворота взгляда [8]. Рассмотренное на примере восприятия распространяется затем и на воспоминание, и на фантазию [9].

Актуальная обращенность и модус неактуальности (как синонимы внимания и невнимания) сопровождаются также индексами эксплицитного и имплицитного переживания [2, 109]. При этом еще раз подчеркивается различие между явлением предметного (как более широким понятием) и вниманием как «направленностью духовного взора» [10]. Однако, как выясняется, объем понятия актуальности как направленности-на или обращенности-к (интенциональности?) не совпадает с объемом понятия выхватывания (внимания?) [11]. Тем не менее понятие актуальности совпадает с понятием cogito. По крайней мере, актуальности «…в своем контрастном сопоставлении с неакутальностями, и определяют отчетливый смысл выражения "cogito", „я сознаю что-либо", „я осуществляю акт сознания"» [2, 110]. Сопровождая концепт cogito метафорой бодрствующего Я, которое «непрерывно осуществляет сознавание в специфической форме cogito» [2, 110], Гуссерль вновь добавляет, что «…непрерывно протекающая цепочка cogitationes постоянно окружена средой неактуального, всякий миг готовой перейти в модус актуальности, подобно тому, как, напротив, и актуальность — в неактуальность» [2, 110].

Хотя 36-й параграф и не называется Гуссерлем в ряду тех, что посвящены проблеме внимания, тем не менее в предыдущем параграфе, говоря о важном для нас аспекте тождества и различия актуальности и выхватывания в плане модификации актуальности, он обещает вернуться к этой теме именно здесь. При этом выясняется, что «…модифицированная cogitatio это тоже сознание, причем сознание того же самого, что и соответствующее немодифицированное сознание» [2, 111]. Заметим, что модифицированность cogito в данном случае означает нахождение его в модусе неактуальности. Таким образом, направленность-на (или обращенность-к) характеризует как актуальное, так и неактуальное состояние cogito. Эта сущностная характеристика и есть интенциональность. Иными словами, интенциональным остается и неактуальное cogito.

Это позволяет предварительно разрешить спорный вопрос о соотношении интенциональности и внимания как отношение субординации: внимание это характеристика cogito в модусе актуальности (которая делит объем понятия интенциональности с cogito в модусе неактуальности). О том, что данное решение лишь предварительное, требующее дальнейшего уточнения, говорит следующий пассаж: «… и в сущности неактуального сознания заключено то, в какого рода cogitationes следует переводить его посредством обсуждавшейся выше модификации, какую мы называем „обращением принимающего к сведению взора на прежде не принимавшейся к сведению"» [2, 111-112]. Модификация, о которой здесь идет речь, с большой долей вероятности может быть названа модификацией внимания (о вероятности приходится говорить в силу того, что в приведенной цитате мы наблюдаем метафору). Таким образом, по-видимому и неактуальное сознание обладает модусом внимания, но лишь потенциально, как возможность стать сознанием актуальным.

Говоря далее о переживаниях в предельно широком смысле, охватывающем как интенциональные, так и неинтенциональные переживания, Гуссерль иллюстрирует последние на примере ощущения. При этом снова используется метафора обращения или поворотя взгляда [12]. Возвращаясь в этом контексте к застарелому спору о соотношении психологического содержания и интенциональности, Гуссерль замечает: «Это белое есть нечто неотделимо принадлежное сущности конкретного восприятия — принадлежное в качестве реальной конкретной составной. Это данное как предлагающее себя содержание являющейся белизны бумаги выступает как носитель интенциональности, однако само по себе оно не есть сознание чего-либо» [2, 112].

Следующий 37-й параграф как раз посвящен различию интенциональности (направленности-на) и внимания (схватывания) [2, 112]. Отметим, что здесь феномен cogito характеризуется только как актуальное (а не любое) интенциональное переживание. Направленность на интенциональный объект далее индексируется метафорой взгляда, который изливается из Я [13]. При этом оказывается, что «… такое неотделимое от сущности cogito, от сущности акта как такового обладание чем-либо во взгляде, в духовном взоре, в свою очередь не есть особый акт и, в частности, не может смешиваться ни с восприятием (даже и в сколь угодно широком смысле), ни с другими разновидностями актов, родственными восприятиям» [2, 113]. Таким образом, обладание чем-то во взгляде (интенциональность) отличается от внимания (схватывания) [14]. При этом модус внимания отличается от модуса актуальности [15].

Принятие сознанием этого особого модуса (модуса внимательности) меняет просто осознание (духовную направленность-на) на схваченность [16]. Далее модус внимания характеризуется не только как схватывание, но и как обращение [17]. Однако тождество схватывания и обращения оказывается неполным; в негносеологических актах оказывается возможным обращение без схватывания [18]. Таким образом говорить об обращении внимания можно лишь метафорически, не даром Гуссерль берет это словосочетание в кавычки; ведь обращение духовного взора (интенциональность) не есть схватывание (внимание). Интенциональный объект «… становится схватываемым предметом лишь в особом „опредмечивающем“ повороте» [2, 114]. Данное различие Гуссерль разбирает на примере акта оценивания: «…„быть обращенным к чему-либо в оценивании“ еще не значит „обладать ценностью в качестве предмета", в том особом смысле схваченности, в каком мы должны обладать предметом, чтобы делать предикативные высказывания о нем» [2, 114]. Возникает возможность говорить о двоякой интенции, двоякой обращенности-к: «Если в акте оценивания мы направлены на что-то, то это направление на что-то есть внимание к этому и схватывание его; при этом же мы направлены также и на ценность — но только не по способу схватывания» [2, 114]. И тут становится очевидной неполная тождественность актуальности и внимания, о которой уже заходила речь. Познавательный, опредмечивающий, представляющий модус интенциональности как синоним внимания оказывается не исчерпывает весь объем модуса актуальности: «Модусом „актуальность" обладает не только представление чего-либо, но и обнимающее его оценивание» [2, 114]. При этом оказывается, что и сама внимательность имеет различные модусы [19]. Обладание ценностью отличается от внимания к предмету. «Внимание» здесь характеризуется как предметное постижение. Тем не менее, выходящий на данном этапе за рамки внимания полный интенциональный объект (в данном случае ценность), может стать предметом внимания на следующем этапе [20]. Это особенно важно в сфере ценностей и в сфере практики, где первоначально схватываемый физический объект конечно не тождественен его ценности или практическому значению. Однако эта ценность и это практическое значение могут стать (имеют возможность модификации-объективации) предметами внимания.

В 92-м параграфе Гуссерль вновь возвращается к проблеме внимания. Так, суммируя уже сказанное он обозначает проблематику внимания как «особого рода сдвиги сознания» [2, 292-293]. Здесь как и ранее в 37-м параграфе он использует метафоры духовного взора и луча взгляда [21]. Далее эти феномены обозначаются уже не в переносном (метафорическом), а в прямом смысле: «Они играют главную роль, когда речь заходит о „внимании“, и их же, не размежевывая феноменологически с другими феноменами и смешивая с этими последними, именуют модусами внимания» [2, 293]. Впрочем, ни метафоры, ни традиционная терминология в данном случае не устраивают автора Идей, а поэтому он вводит новый термин: «Мы, с нашей стороны, намерены зафиксировать это выражение и, кроме того, говорить об аттенциональных сдвигах» [2, 293]. Возможные сдвиги внимания, или аттенциональные сдвиги «…предполагают существование ноэтического ядра и необходимо неотъемлемо характеризующих его моментов» [2, 293]. При этом аттенциональные сдвиги «…не переменяют относящиеся сюда ноэматические осуществления» [2, 293].

Отметим, что здесь как и ранее проблема внимания не становится предметом специального рассмотрения; сдвиги внимания лишь поясняют введенную в рассмотрение ноэтико-ноэматическую структуру сознания. Действующим агентом или актом здесь выступает ноэза, и духовный взор (синоним внимания) реализуется через посредство ноэзы. В сложных случаях, когда переплетаются интенциональные акты различного рода (как в данном случае ноэза восприятия и ноэза воспоминания) и возникает проблематика аттенциональных сдвигов. Интересно, что даже то косвенное определение внимания, которое мы находим внутри ноэтико-ноэматической проблематики является скорее негативным. Гуссерль скорее говорит о неустойчивости внимания, о его колебании и блуждании; то есть скорее о невнимании, чем о внимании. Так, оставаясь в пределах одного интенционального слоя, в данном случае восприятия мы фиксируем аттенциональный луч «… с относящимся к нему определенным блужданием» [2, 294].

Характеризуя внимание в аспекте его неустойчивости Гуссерль говорит о способах изменения зафиксированного переживания, называя это изменение, эту неустойчивость „изменения просто в распределении внимания и его модусов“ [2, 294]. Итак, внимание для Гуссерля не является конститутивным моментом сознания, каким является к примеру ноэма, ведь в распределении внимания «… ноэматический состав переживания остается тождественным» [2, 294]. Изменение, или аттенциональный сдвиг лишь отдает предпочтение тому или иному предметному моменту. В результате можно говорить о модусах внимания, таких как «быть напрямую особо замеченным» или «замеченным наряду с другими», совершенно незамеченным» [2, 294-295]. При этом речь вновь заходит о модусах актуальности и неактуальности [22].

Говоря о том, что модификации внимания затрагивают не только ноэтические, но и ноэматические моменты переживания, Гуссерль добавляет еще одну метафору внимания: «Обычно внимание сравнивают с ярким светом, который освещает пространство» [2, 295]. По-видимому, эта метафора (движение светового пятна) позволяет лучше пояснить концепт аттенционального сдвига [23]. При этом еще раз подчеркивается, что внимание и его обращения не являются конститутивными моментами сознания; речь может идти лишь о «модификации способа явления» [2, 295]. Однако эти модификации оказываются довольно существенными, в результате уже нельзя говорить о «чем-то остающемся тождественным», а о коренных изменениях, которые претерпевают ноэмы. В тоже время «… речь идет о необходимых модусах способа данности тождественного» [2, 295]. В ноэматическом аспекте наличие аттенциональных модификаций не позволяет говорить о сохранении некоего аттенционального ядра [24].

В тоже время в ноэтическом аспекте можно говорить если не об определяющей, так об обуславливающей роли внимания: «… ноэсы… обусловливаются модусами внимания, а прежде всего — позитивной внимательностью» [2, 296]. Актовая, ноэтическая сторона сознания в своей обращенности к интенциональному объекту «… заключает в себе позитивное внимание, обращаемое на то, в направлении чего занимает позицию „я“» [2, 296].

Функционирование внимания, которое вновь обозначается метафорой блуждающего взгляда, подтверждает наличие координации между актовой (ноэтической) и содержательно-смысловой (ноэматической) стороной сознания: «…функция блуждающего и в отношении охватываемого им пространства то расширяющегося, то сужающегося взгляда означает существование особого рода измерения коррелятивных ноэтических и ноэматических модификаций» [2, 296].

Характерно, что определение внимания через модальность и функцию относит его к субъективному (психологическому?) уровню феноменологии: «Аттенциональные конфигурации обладают в своих модусах актуальности … характером субъективности» [2, 296]. Тот факт, что луч внимания «излучается чистым „я“ и ограничивается предметным» [2, 296] не меняет дела: «… Такой луч не расстается с „я“, но он есть луч „я“ и остается таковым» [2, 296]. В результате вниманию внутри полного интенционального переживания отводится роль некоей «жизни» в смысле субъективной беспокойно-блуждающей активности, не конституирующей и не меняющей смыслового содержания интенционального объекта. В модусе внимания чистое я выступает как некая свободная (спонтанная?) сущность, которая «… означает не что иное, как именно такие жизненные модусы — модусы вольного исхождения из себя самого, возвращения в себя и к себе, спонтанной деятельности, страдания, возможности познавать нечто в объектах опытным путем и т. д.» [2, 297].

В завершение этого параграфа Гуссерль делает сноску, содержащую ряд существенных для нашей темы положений. Так, он критически относит проблематику внимания к разряду психологии, а именно к сенсуалистическому аспекту последней [25]. Как известно, уже в логических исследованиях Гуссерль скептически отнесся к попыткам выстроить теорию абстрагирования на эмпирически понятом внимании. Суть собственно гуссерлевской концепции внимания сводится к факту взаимосвязи между вниманием и интенциональностью [26]. Однако, насколько можно судить по расмотренному нами материалу в этой взаимосвязи внимание играет не конститутивную, а атрибутивную роль.

Последний раз (в рамках рассматриваемых нами текстов) к проблеме внимания Гуссерль возвращается в 113-м параграфе [2, 346]. Здесь он продолжает анализировать тему модификации нейтральности и полагания. Так, речь заходит о дифференциации полагающего сознания. Первой дифференциацией оказывается различение актуального и потенциального полагания. Родовое понятие (полагание) обозначается как позициональное сознание. При этом оказывается, что «Различие между актуальностью и потенциальностью полагания находится в близкой связи с ранее обсуждавшимися различениями актуальности внимания и невнимания, однако не совпадает с таковыми» [2, 346]. С учетом модификации нейтральности «… в общее различение актуальности и неактуальности в аттенциональной обращенности Я входит двойственность» [2, 346-347].

Гусерль различает полагающее и нейтральное сознание по принципу наличия (полагающее) и отсутствия (нейтральное) действительных предикабилий. Именно аттенциональные актуальности (=внимание?) раскрывают эту дифференциацию «… посредством обращенности к различным предикатам сознаваемого предметного» [2, 347]. Включение внимания (=атенциональная актуальность?) «… ведет лишь к актам сплошь нейтральным, либо же к предикатам, сплошь модифицированным» [2, 347].

Восприятие означает не только то, что вещь является, но и то, что Я примечает являющуюся вещь [27]. Для примечания (=внимания?) в отличие от явления необходимо примечающее Я (эго). В обращении к образу, в фантазии в отличие от актуального восприятия тоже действует некое схватывание (=внимание?): «„Схватывание" обладает тут актуальностью обращения-к, но оно не есть „действительное" схватывание, а простое схватывание в модификации „как бы", полагание — это не актуальное полагание, а модифицируемое в таком „как бы"» [2, 349]. При этом и внутри фантазии благодаря отвлечению внимания возможен переход от актуальности к потенциальности нейтрализованного полагания [28]. Но сознание в данном случае остается не полагающим, а нейтральным. Тоже самое рассматривается не только на примере фантазии, но и на примере воспоминания [29]. Так, неактуальные воспоминания возникают путем отвлечения внимания (отведения взгляда). Характерно, что воспоминание может являться, но не быть актуальным. В свою очередь привлечение внимания (аттенциональная актуальность) превращает потенциальные полагания в актуальные.

В модификации нейтральности внимание в модусе потенциальности («мы обладаем аттенциональными потенциальностями») хотя и может стать активным, но получающиеся акты являются нейтрализованными, т.е. в модусе «как бы» [30]. Иными словами «…Простое обращение взгляда не способно устранить такую нейтральность — равно как в иных случаях не способно породить актуальность полагания» [2, 350]. Если отождествить обращение взгляда, схватывание и внимание, то окажется, что фон схватывания в отличие от схватываемого лишен «особых полаганий существования» [2, 350]. Таким образом можно сделать вывод, что внимание как-то связано с полаганием существования. В свою очередь обращение взгляда со схватываемого на окружение превращает последнее в схватываемое, а тем самым полагает его актуальное бытие. Окружение в этом контексте предстает как «единство потенциальных полаганий» [2, 350].

Что касается фона схватываемой вещи, в частности фона воспоминания или всприятия, то это фон может быть как пространственным, так и временным. Последний никогда не осуществляется «в форме актуальных полаганий или тезисов». В любом случае вниманию принадлежит роль актуализации потенциальных полаганий [31]. Воображение и фантазирование как модификации нейтральности тоже обладают «аттенциональными задними планами» [2, 350]. Речь о заднем плане возможна только в контексте внимания в смысле обращения взгляда и схватывания. Иными словами задний план это потенциальный объект внимания [32].

В качестве итога можно отметить, что в Логических Исследованиях внимание связывается с предметным началом (или опредмечиванием), а в Идеях – с «Я» (жизнью Я в акте), с исхождением луча духовного взора; с субъективностью, а не с предметностью.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т. 3 (1). Логические исследования. Т. II (1) / Перев. с нем. В.И. Молчанова. – М.: Гнозис, Дом интеллектуальной книги, 2001.

2. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая / Пер. с нем. А.В. Михайлова. – М.: Академический проект, 2009.

3. «Такого рода оспариваемая теория абстрагирования становится возможной только благодаря введенному Локком предрассудку, что предметы, на которые сознание непосредственно и собственным обра­зом направлено, и в особенности предметы внимания, необходимо должны быть психическими содержаниями, реальными (reell) собы­тиями в сознании» [1, 152].

4. «…следовало бы, с точки зрения нашей концепции, провести следующие различия: между ак­тами, в которых созерцательно "дан" атрибутивный момент, и выстро­енными на них актами, которые, вместо того чтобы быть актами про­стого внимания, направленного на этот момент, скорее суть акты но­вого типа; обобщая, они имеют в виду соответствующие виды (Spezies)» [1, 154].

5. «…если отрицают, в подобном же смысле, все раз­личия в модусе представления и рассматривают внимание как высвечи­вающую и заостряющую функцию, которая господствует в этой об­ласти, то при этом чрезмерно сужают понятия, более широкое значе­ние которых все же нельзя отменить и к которым неизбежно вновь возвращаются» [1, 156].

6. «Выражение хотя и воспринимается, но в том восприятии "нет нашего живого ин­тереса"…; мы обращаем внимание, если мы не отвлекаемся, вместо знаков скорее на обозначенное; следо­вательно, преобладающая активность присуща смыслопридающим ак­там» [1, 379].

7. «Что касается… актов… созерцания…, то они притязают на преобладающий "интерес"» [1, 379].

8. «…возможны известные модификации исконного переживания, какие мы обозначаем как свободный поворот „взгляда" — не просто и не собственно физического, но „духовного взгляда", — который от листа бумаги, замеченного первым, переходит к тем предметам, какие являлись уже раньше того, следовательно „имплицитно" уже сознавались здесь, — они-то после поворота взгляда и становятся сознаваемыми эксплицитно, воспринимаемыми „со всем вниманием" или же „отмечаемыми наряду с иным"» [2, 108-109].

9. «…от сущности всех подобных переживаний — их мы берем в полной их конкретизации — неотделима замечательная модификация: таковая переводит сознание, находившееся в модусе актуальной обращенности, в сознание в модусе неактуальности, и наоборот» [2, 109].

10. «Может быть так, что предметное уже является нам в восприятии, либо же в воспоминании или фантазии, но мы еще не „направлены" на него своим духовным взором, не направлены даже и вторично, не говоря уже о том, чтобы мы были в каком-либо особом смысле „заняты" всем этим» [2, 109].

11. «…„направленность-на", „обращенность-к", — чем отмечена актуальность — отнюдь не покрывается, как то было в избранных простейших примерах чувственных представлений, с выхватывающим принятием к сведению объектов сознания» [2, 110].

12. «В переживании восприятия вот этого листа белой бумаги, конкретнее же в его компоненте, сопряженном с качеством „белизна бумаги", мы путем подобающего поворота своего взгляда обретаем данное в ощущении „белое"» [2, 112].

13. «От самого же cogito неотделим имманентный ему „взгляд-на" объект, взгляд, который с другой стороны изливается из „Я", так что никогда не может быть так, чтобы его не было» [2, 113].

14. «… интенциональный объект сознания … отнюдь не то же самое, что схватываемый объект». «… схватывание покрывается тем, что мы на что-либо обращаем внимание, что-либо замечаем…» [2, 113].

15. «… в этом внимании или схватывании, дело не в модусе cogito вообще, не в модусе актуальности, но, если приглядеться, то в особенном модусе акта, в таком, какой может быть принят любым осознанием или же любым актом, если те еще не приняли его прежде» [2, 113].

16. «Если акт примет такой модус, то интенциональный объект этого акта будет не просто сознаваться, находясь во взоре духовной направленности-на, но это схваченный, замеченный объект» [2, 113].

17. «Если говорить о вещи, то к таковой мы можем быть обращены не иначе, как схватывая ее, — и так ко всем „попросту представимым“ предметностям: обращение (пусть то будет даже и в измышлении) есть тут ео ipso „схватывание“, „обращение внимания“» [2, 113-114].

18. «…в акте оценивания мы обращены к ценности, в акте радости — к радостному, в акте любви — к любимому, в действовании — к действию, и мы все это тогда не схватываем» [2, 114].

19. «Во всяком акте царит один из модусов внимательности. Однако, если таковой не сводится к простому сознанию чего-либо, если в таком сознании фундируется еще и дальнейшее, „выражающее свое отношение“ к этому чему-то сознание, это что-то и полный интенциональный объект (например, „что-то“ и „ценность“), равно как внимание и обладание в духовном взоре расходятся между собой» [2, 115].

20. «… к сущности таких фундируемых актов принадлежит еще и возможность модификации, благодаря которой их полные интенциональные объекты становятся предметами внимания и в этом смысле предметами „представляемыми“» [2, 115].

21. «Принято метафорически говорить о, „духовном взоре“, о „луче взгляда“ чистого Я, о том, куда обращается и от чего отворачивается этот луч» [2, 293].

22. «…группа модусов актуальности отделяется от модуса неактуальности и от того, что мы попросту называем невниманием» [2, 295].

23. «То, что специфически замечается во внимании, находится в более или менее ярком световом пятне, но это замеченное может затем и зайти в полутень, и задвинуться в полнейшую тьму» [2, 295].

24. «… положение не таково, чтобы все совокупное ноэматическое содержание, характеризующееся соответствующим модусом внимания, так сказать, аттенциональное ядро, сохранялось постоянно при всевозможных аттенциональных модификациях» [2, 295-296].

25. «Внимание — это главная тема современной психологии. Нигде сенсуалистический по преимуществу характер последней не бросается в глаза так, как в разработке этой темы» [2, 297].

26. «…до сих пор, насколько мне известно, не была особо подчеркнута даже сущностная взаимосвязь, какая существует между вниманием и интенциональностью — тот фундаментальный факт, что внимание есть не что иное, как один из основным видов интенциональных модификаций» [2, 297].

27. «„Восприятие" в нормальном смысле слова означает не только вообще, что какая-либо вещь является Я в своем живом и телесном настоящем и телесном настоящем присутствии, но и то, что Я примечает являющуюся вещь, схватывает и полагает ее как действительно сущую здесь» [2, 348-349].

28. «Когда же духовный взор отвлекается от фикта, то аттенциональная актуальность нейтрализованного полагания переходит в потенциональность: образ по-прежнему является, однако он оставляется „без внимания“, он не постигается в модусе „как бы“» [2, 349].

29. «Очень похоже дело обстоит тогда, когда мы сравниваем „актуальные" (не нейтральные, не действительно полагающие) воспоминания с такими, в каких воспоминаемое, — скажем, путем отведения взгляда — хотя по-прежнему и является, но уже не полагается актуально» [2, 349].

30. «В модификации нейтральности, относящейся к воспоминаниям, т. е. просто к фантазиям, мы вновь обладаем аттенциональными потенциальностями, преобразование которых в актуальности, правда, производит „акты" (cogitationes), однако акты исключительно нейтрализованные, исключительно доксические полагания в модусе „как бы"» [2, 349].

31. «Во всех подобных случаях актуализация „потенциальных полаганий" посредством соответствующих обращений взгляда (аттенциональная актуальность) необходимо приводит ко все новым актуальным полаганиям, и это неотделимо от сущности таких положений дел» [2, 350].

32. «…„задний план" — это рубрика для потенциальных обращений взгляда и „схватываний"» [2, 350].