П. Штомпка (Piotr Sztompka) предпринял попытку разработать модель появления/разрушения культуры доверия. Свой метод он определил как метод «контролируемого эклектизма».

Исследователь использовал и попытался привести к единому знаменателю различные источники различных теоретических направлений. Разрабатывая свою модель «цивилизационных способностей» (Civilizational Competence), П. Штомпка исследовал модели «одинокой толпы» (Ф. Тённис), «железной клетки» (М. Вебер), «аномии» (Э. Дюркгейм), отчуждения (М. Симен), «восстания масс» (Х. Ортега-и-Гассет), и опирался на новые исследовательские концепции, в которых обращается внимание на духовные, моральные связи и «гибкие» аспекты культуры.

Среди них он выделил такие, как «гражданская культура» (Г. Алмонд и С. Верба); «гражданское общество»; «культурный капитал» (П. Бурдье); «социальный капитал» (Р. Путнам); теория «постматериалистских ценностей» (Р. Инглехарт).

П. Штомпка объясняет актуальность и причины активного обращения социологии к проблеме доверия, в первую очередь тем, что это связано с устойчивым парадигмальным сдвигом внутри самой социологической науки – от господства «социологии социальных систем» к «социологии действия».

На онтологическом уровне это выражается в отказе от «жестких» представлений об обществе и обращении к «гибким» образам социальности; на эпистемологическом – в переходе от структуралистских объяснений, оперирующих «жесткими» переменными, культуралистским – с акцентом на подвижных переменных.

Второй парадигмальный сдвиг наблюдается уже внутри «социологии действия» – переход от «жестких», утилитаристских, инструментальных, позитивистских образов общества (бихевиоризм, теория обмена, игровая теория, теория рационального выбора) в сторону «гибких», гуманистических представлений о действии (символический интеракционизм, феноменология, герменевтика, исследования культуры).

На онтологическом уровне изменяются представления о действии, сконцентрированность на рациональном действии уступает место учету более богатой гаммы действия, включая эмоциональные, традиционные, нормативные, культурные компоненты.

В этом плане выделяются два исследовательских направления. Первое акцентирует психологические моменты (мотивацию, причины, намерения, установки) и ведет к психологической модели действия, второе – фокусируется на культурных компонентах (правилах, ценностях, нормах, символах) и приводит к культуралистской социологии действия.

На эпистемологическом уровне парадигмальные изменения находят отражение в признании различных видов качественных, интерпретативных, герменевтических процедур как релевантных и эвристичных для интерпретации культурных аспектов действия.

Результатом этого двойного парадигмального сдвига стало преобладание среди актуальных социологических изысканий культурной проблематики, перенос акцента на культурную обусловленность действия. Предполагается, что действие одновременно и обусловлено культурой (аксиологическая, нормативная и когнитивная ориентации), и само служит детерминирующим фактором появления культуры.

Другое закономерное достижение культуралистской перспективы, по его мнению, состоит в обращении к миру «гибких» межличностных отношений, возобновлении интереса к моральным связям.

Обращение к культурной сфере обусловлено необходимостью реагировать на такие новые процессы, происходящие в современном обществе, как, во-первых, растущее осознание недостатков и неспособности некоторых институтов, воспринимаемых ранее само собой разумеющимися: демократические политические режимы, государство всеобщего благоденствия, свободный рынок.

Во-вторых, усиление убежденности в том, что одни и те же институты могут по-разному функционировать в различных обществах (несостоятельность западных моделей политических и экономических институтов в ряде стран Африки и Латинской Америки на фоне значительных успехов в Азии; контрастно различающиеся судьбы мигрантов и беженцев, прибывающих из различных стран).

В-третьих, осознание значимости культуры в международных отношениях.

В-четвертых, осознание важной роли скрытых культурных факторов для процесса посткоммунистических изменений (препятствия, барьеры, помехи и откаты на пути к демократии и рынку).

Представляет интерес характеристика современного глобального мира данная П. Штомпкой.

1. Современный мир все более зависит от целенаправленных человеческих усилий; все больше людей занимают активную позицию по отношению к будущему.

2. Растет взаимозависимость мира, необходимость сотрудничества, что, в свою очередь, увеличивает сферу непредсказуемости и неопределенности.

3. Социальная жизнь наполняется новыми и более масштабными угрозами и рисками человеческой деятельности: расширяются условия для катастрофических ошибок, опасных сопутствующих эффектов.

4. Современный мир предлагает невероятные возможности во всех проявлениях жизни. В итоге, наши решения и действия наших партнеров становятся все менее предсказуемыми.

5. Огромные сегменты социального мира стали непрозрачными не только для обычных людей, но и для экспертов.

6. Растет анонимность тех лиц, от чьих действий зависит наше благосостояние и существование.

7. Увеличивается число «чужаков», непривычных людей в нашем окружении (миграции, туризм, путешествия).

Каждая из этих характеристик современности предполагает необходимость доверия.

П. Штомпка предлагает его следующее определение: «доверие есть ставка в отношении будущих непредвиденных действий других». Исходя из этого, доверие предполагает два основных компонента: особые ожидания и убежденность, уверенность в действии (ставка).

Понятие «недоверие» (Distrust) представляет собой зеркальное отражение доверия. Это тоже ставка, но негативная: негативные ожидания относительно действий других и негативная, защитная уверенность.

Термин «безверие» (Mistrust) ученый предлагает использовать для нейтральных ситуаций, когда воздерживаются как от доверия, так и от недоверия. Безверие представляет собой временную, промежуточную фазу процесса построения/нарушения доверия, когда потеряно былое доверие или рассеялось былое недоверие.

Категория доверия связана с категорией риска и П. Штомпка выделяет четыре типа рисков:

1. Риски, что другие поступят не так, как мы ожидали, вне зависимости от нашего доверия.

2. Риски, связанные с самим актом доверия.

3. Риски, связанные с действиями тех, кому мы доверились и которые знают и принимают наше доверие.

4. Риски в ситуациях, когда доверяется кому-либо заботиться о ценном для нас объекте.

Риски могут быть разумные и неразумные – в зависимости от степени риска и ставки.

Данные критерии П. Штомпка использует применительно к четырем выделенным типам риска.

Различные типы рисков (включая те, которые связанны с доверием) – универсальная и вечная характеристика человеческого общества. Однако, по мнению ученого, в современном мире «профиль риска» и объективно, и субъективно выражен сильнее, чем когда-либо ранее.

П. Штомпка определяет объективных факторов:

- универсализация риска;

- глобализация риска;

- институционализация риска;

- интроспективность риск.

К субъективным факторам им отнесены:

- бóльшая чувствительность к угрозам и опасностям;

- бóльшая осведомленность об угрозах;

- бóльшее признание ограниченности компетентности и многочисленные сбои в работе «абстрактных систем» – транспорт, телекоммуникации, финансовые рынки, ядерные производства и тому подобное).

В итоге, современные теоретики предлагают говорить об «обществе риска», в котором неизвестные и непреднамеренные последствия деятельности становятся главной движущей силой истории и общества.

Социальная обеспокоенность проблемой риска имеет отношение к возросшей значимости доверия как средства нейтрализации риска и противодействия неопределенности.

Доверие становится «способом примириться со сложностью будущего, порожденного технологией».

П. Штомпка определяет разновидности доверия.

Это личное доверие к индивидам, с которыми мы вступаем в прямые

контакты, включая «виртуальное» личностное доверие.

Категориальное доверие (пол, раса, возраст, религия, благосостояние).

Позиционное – доверие/недоверие определенным социальным ролям (мать, доктор, друг и тому подобное).

Групповое (футбольная команда для фанатов, студенческая группа для профессора. И тому подобное).

Институциональное (школа, университет, церковь, банк и тому подобное), включая «процедурное» доверие институциональным практикам и процедурам как вера в то, что следование им принесет наилучшие результаты (доверие науке, демократии, свободному рынку).

Коммерческое (продукция определенного рода, страны-производителя, фирмы, автора и тому подобное).

Системное (к социальным системам, порядкам и режимам).

Исследователь, говоря об онтологическом статусе доверия, предлагает три измерения доверия.

Первое, как характеристика отношений (односторонних или взаимных).

Этот уровень доверия разрабатывается главным образом в теориях рационального выбора. Основная предпосылка таких теорий следующая: и доверяющий, и тот, кому доверяют, воспринимают

друг друга как рациональных деятелей, стремящихся максимизировать «прибыль» и минимизировать потери на основе рационального просчитывания имеющейся информации.

Более сложные системы доверия появляются в ситуации сотрудничества (кооперации), когда в ходе совместных, коллективных действий люди стремятся к некой общей цели, которая не может быть достигнута индивидуально.

Доверие служит предварительным условием и результатом успешного сотрудничества.

Второе, как личностная черта.

На этом уровне доверие рассматривается преимущественно с социально-психологической перспективы. Речь идет о «базовом доверии», «импульсе доверия», «фундаментальной доверчивости». Игнорирование «личностного» измерения доверия снижает объяснительные способности теории рационального выбора, нивелируя богатство и многогранность человеческой личности и поведения, в частности их эмоциональность и иррациональность.

Третье, культурный аспект.

Решение доверять или не доверять принимается с учетом культурного контекста, норм, сдерживающих или поощряющих проявление доверия.

Существуют различия и между обществами с высоким и низким уровнем доверия.

П. Штомпка исследует основания доверия, которые рассматривает с учетом трех выделенных уровней – реляционного, психологического и культурного.

На реляционном уровне оказание доверия базируется на оценке информации о том, в какой мере участники отношения заслуживают доверия (эпистемологическая основа).

На психологическом уровне корни доверчивости/подозрительности индивида - в личном опыте, связанном с социализацией, предыдущими отношениями в семье и в различных группах. Здесь основу доверия составляет индивидуальная, биографическая генеалогия.

Третий, культурный уровень, также подразумевает генеалогическую основу, но уже другого масштаба – коллективный, исторический опыт общества. Речь идет о культурах доверия как ценностно-нормативных системах, оказывающих независимое давление: или поощряя доверять другим и требуя быть заслуживающим доверия, или, наоборот, провоцируя недоверчивое отношение к другим. В культурах доверия преобладающие опыты аккумулируются и кодифицируются в правила. Если преобладает позитивный опыт, то для различных сфер социальной жизни доверие с большой вероятностью становится характерным правилом, складывается культура доверия. И, наоборот, в случае распространения негативного опыта формируется культура недоверия.

Именно этот уровень является определяющим в процессе формирования гражданского общества.

П. Штомпка подробно анализирует упомянутые основания, которые, помимо прочего, накладываются и на дихотомию «первичные и вторичные объекты доверия». Представляет интерес эпистемологическая основа, связанная с оценкой «рейтинга доверия» (в какой мере тот или иной объект заслуживает доверия) и соотносимой с «первичным доверием».

Исследователь при этом выделяет три основания этого доверия: репутация, впечатление и внешний вид.

Получению знаний о потенциальных объектах доверия способствуют близость отношений и их прозрачность; ясность критерия, непротиворечивая сравнительная шкала оценки достижения (первенство в спорте и в науке или поэзии); компетентность.

При этом П. Штомпка обращает внимание, что все три показателя «первичного свойства вызывать доверия» подвержены манипуляциям и искажениям.

К числу контекстуальных критериев, вызывающих «производное доверие», он относит, во-первых, подотчетность доверяемого, в частности, наличие структур, которые, по меньшей мере, потенциально способны на контроль и наказание в случае нарушения доверия.

Во-вторых, предварительные обязательства: ситуации, когда люди сознательно и добровольно ставят себя в более жесткие условия.

В-третьих, ситуации, вынуждающие к оказанию доверия и заслуживающему доверия поведению.

Одну из важных составляющих своей теории - функции доверия П. Штомпка исследует с позиции последствий доверия для функционирования социальной жизни.

Он обосновывает необходимость двойной релятивизации функций или дисфункций доверия: эпистемологической и этической.

П. Штомпка также дифференцирует функции доверия на:

а) персональные функции, применительно к участникам отношений;

б) персональные функции, значимые для доверяющего и доверяемого;

в) социальные функции, применительно к более широкому обществу, в котором протекают данные отношения.

Доверие, по мнению ученого, освобождает и мобилизует человеческое действие; поощряет творческую, инновационную и предпринимательскую активность; снижает неопределенности и риски, и в целом выполняет положительную функцию.

Диаметрально противоположные выводы сделаны в отношении недоверия.

В глобальном мире комплексными становятся сети отношений индивидов, а это, в свою очередь, приводит к возрастанию потребности в доверии и важности самого доверия.

Учитывая это в своей концепции П. Штомпка, предлагает аналитическую схему четырех возможных систем доверия.

В первой из них преобладание установок на подтверждаемое, ответное или обоюдное доверие ведет к культуре доверия.

Во второй – слепое, наивное доверие может временно способствовать культуре доверия, но она будет односторонней (держаться только на доверии со стороны доверяемых) и с появлением все новых случаев не оправдания доверия разрушится.

В третьей системе оправданное недоверие продуцирует культуру недоверия и раскручивающуюся спираль углубления цинизма и подозрительности.

Четвертая система – это чрезмерное недоверие, которое может временно потребовать нормативной санкции. При этом «спираль недоверия» может смениться восстановлением культуры доверия: постоянные и перманентные проявления заслуживающего доверия поведения могут подорвать необоснованное недоверие.

Обосновывая этическую релятивизацию функций доверия П. Штомпка, полагает, что ее основой должна быть функциональность для всей системы.

В качестве идеологического критерия, ценностного выбора он определяет приоритетность мирных, гармоничных и целостных обществ в противодействие сражающимся, конфликтным или разобщенным обществам.

Однако, по мнению теоретика, здесь возможны два варианта: совпадение или несовпадение между внутренней функциональностью доверия (для партнеров и составляющих их групп) и внешней (для большого общества, с предпочтением к сохранению мирных, гармоничных условий и целостности).

Очевидно, что в случае отсутствия доверия этот вакуум заполняется альтернативными структурами, выполняющими сходные функции и отвечающими универсальным человеческим потребностям в определенности, предсказуемости, порядке и прочем, которые предоставляет доверие.

Такие альтернативные, адаптационные практики, по утверждению исследователя, формируются на трех уровнях: индивидуальном, практики и стратегии типичного поведения, в форме культурных правил, предписывающих определенное поведение.

Часть этих практик, стратегий и институтов становится дисфункциональной для общества в целом.

П.Штомпка определяет шесть адаптационных реакций, защитных механизмов в ответ на разрушение доверия в обществе:

1. Провиденциализм, который имеет некий положительный эффект для граждан, но на социальном уровне оказывает разрушительное действие, вызывая пассивность и стагнацию.

2. Коррупция, обеспечивающая ложное чувство упорядоченности и

предсказуемости, ощущение контроля над хаосом окружающего мира, стимуляции действий других в нужном направлении.

3. Чрезмерное усиление бдительности, когда индивид замыкает на себя выполнение функций контролирующих инстанций, поскольку их компетентность и ответственность ставятся им под сомнение (отсюда – частная охрана, оружие в личном пользовании, установка охранных систем и сигнализаций на автомашинах и тому подобное).

4. Чрезмерное сутяжничество, суть которого проявляется в стремлении

максимально формально зафиксировать отношения в целях безопасности.

5. «Геттоизация»: возведение непроницаемых границ вокруг «своей» группы в чуждом и угрожающем окружении. Отрезая себя от внешнего мира, люди делают его менее сложным и неопределенным. Недоверие обществу в целом компенсируется преданностью местным, этническим или семейным группам, что нередко сопровождается ксенофобией и враждебностью по отношению к чужакам.

6. Патернализация: мечты о фигуре сильного авторитарного лидера, который железной рукой наведет порядок, очистит мир от всех неблагонадежных лиц, организаций, институтов и восстановит (если необходимо – силой) порядок и предсказуемость. Подобная потребность удовлетворяется и через другие институты – распространение культов, сект.

7. Экстернализация доверия. Испытывая недоверие к местным политикам,

институтам, продукции и так далее, люди начинают доверять лидерам иностранных государств, их организациям и товарам, расценивают экономическую помощь из-за рубежа, помощь МВФ, членство в НАТО или Европейском Союзе как панацею от всех внутренних бед.

В разрабатываемую теорию П. Штомпка вводит модель «социального становления», основанную на четырех допущениях.

Во-первых, движущей силой социальных процессов является человеческая деятельность (Human Agency), т.е. индивидуальные и коллективные действия, решения и

выборы акторов в рамках существующих структурных возможностей.

Во-вторых, текущие события, формирующие социальную практику, – это всегда результат апробации существующих структурных возможностей.

В-третьих, сам структурный контекст и предлагаемые им возможности формируются и переформировываются текущим праксисом, представляя собой аккумулированные, длительные результаты (часто непреднамеренные) множества ранее совершенных действий.

В-четвертых, структурные эффекты прошлых практик, кристаллизованных в виде традиции, становятся первоначальными условиями для будущих практик и разрабатываются как структурные ресурсы.

Этот цикл совершается бесконечно, что делает все процессы непредвиденными и неокончательными.

Таким образом, для появления культуры доверия должны быть как структурные возможности, поощряющие доверие, так и агентурные ресурсы – готовность и желание воспользоваться этими возможностями.

Раскрывая структурные возможности, П.Штомпка формулирует пять макросоциетальных обстоятельств, благоприятствующих появлению «культуры доверия» и пять противоположных им обстоятельств, которые производят «культуру недоверия»:

нормативная согласованность/нормативный хаос (аномия);

стабильность социального порядка/радикальные изменения;

прозрачность социальной организации/секретность;

ощущение понятности окружающего мира/ощущение неизведанности;

подотчетность других людей и институтов /произвол и безответственность.

Объясняя агентурные ресурсы доверия, исследователь дает определенные характеристики действующих агентов. К числу таковых он относит, во-первых, наличие определенного «личностного синдрома», коррелирующего с доверчивостью, «импульса доверия», личностных черт, косвенно связанных с готовностью к доверию/недоверию; активизм/пассивность; оптимизм/пессимизм; ориентированность в будущее/традиционалистская ориентация или ориентация «сегодняшнего дня»; большие/малые амбиции; достиженческая/адаптационная ориентация; инновационность/конформизм.

П.Штомпка делает заключение о том, что распространение в обществе индивидов с тем или иным синдромом на макро-социетальном уровне принимает форму социальных настроений.

Во-вторых, для появления культуры доверия необходим типовой уровень персонального и коллективного капитала, ресурсов.

Наиболее релевантными, считает теоретик, являются богатство, хорошая стабильная работа, многообразие социальных ролей, власть, образование, «связи», крепкая семья, религиозные верования.

В этой теории не оставлена без внимания роль доверия при двух противоположных формах политической системы – демократии и автократии.

Здесь следует выделить два основных парадокса демократии, сформулированные П.Штомпкой.

Первый парадокс заключается в том, что доверие к демократии основано на институционализации недоверия в ее структуру в виде подотчетность и предварительных обязательствах.

Оно реализуется на основе десяти основных принципов демократии: легитимность; периодичность выборов и ограничение срока занятия должности; разделение властей; власть закона и независимость судей; конституционализм и правовая экспертиза; должное ведение дел (Due Process); гражданские права; принуждение соблюдения законов; открытое обсуждение; принципы общественно-политической деятельности.

Ученый отмечает, что в каждый из данных принципов институционализировано недоверие. Таким образом демократия обеспечивает своим гражданам безопасность против потенциальных нарушений доверия и напрямую соотносятся с условиями, благоприятствующими появлению культуры доверия.

В итоге, при демократическом режиме вырабатывается некий вид мета-доверия: доверие к демократии становится ультимативной страховкой других типов доверия, стимулирует готовность к ним граждан. Однако, чем более институционализируется недоверие, тем более спонтанным становится доверие.

Отсюда следует, что нарушения и нападки на демократические принципы представляют серьезную опасность для подрыва культуры доверия, а типичные неудачи демократии сводятся к возможным нарушениям предложенных фундаментальных принципов демократии.

Второй парадокс демократии состоит в том, что институционализированное недоверие должно оставаться «в тени». Потенциальные возможности и способы повсеместного контроля, присущие демократии, должны быть задействованы только при очень ограниченной актуализации, в редких случаях.

Доверие нельзя обеспечивать исключительно за счет эффективного контроля. Гиперактивность корректив и контроля свидетельствует о непорядке в самой системе. Это становится сигналом гражданам к проявлению недоверчивости, что может привести к нарушению культуры доверия.

П.Штомпка определяет две возможные альтернативные самопродуцируемые тенденции.

Если преобладает «культура недоверия», аппарат контроля, принуждения и предписаний всегда находится в состоянии мобилизации. Складывается некий порочный круг: гиперактивность аппарата сигнализирует гражданам, что им не доверяют, а это еще более углубляет и укрепляет «культуру недоверия».

Если же превалирует «культура доверия», то аппарат контроля, принуждения и предписаний задействуется только периодически. Наведение порядка демонстрирует гражданам, что первоначальное доверие восстановлено, нарушения доверия редки, и это укрепляет «культуру доверия».

В автократических системах (деспотии, диктатуры, тоталитарные системы), наоборот, выражено стремление непосредственно, напрямую институционализировать доверие и превратить его в строго санкционированное формальное требование.

От граждан требуется тотальная и безусловная поддержка двух возможных объектов доверия.

Во-первых, это может быть правитель – монарх, диктатор, лидер, харизматик. Здесь доверие принимает персонализированную и патерналистскую форму. Следует безусловно и беспрекословно доверять правителю не за то, что он делает, а за то, кто он есть.

Во-вторых, в качестве такого объекта доверия может выступать сама система власти (феодальная монархия, социализм, диктатура пролетариата и тому подобное), а ее принципы считаются не обсуждаемыми и рассматриваются как истины в последней инстанции.

Институционализация доверия в автократических системах осуществляется через двойной механизм: политическую социализацию с закрытием доступа к информации извне и строгий политический контроль, сурово наказывающий во всех случаях не оправдания доверия.

Принципы автократического режима прямо противоположны принципам демократии: все замыкается на государстве или правителе. Не случайно, для автократической политики свойственна произвольность, непредсказуемость, неопределенность. Если демократия продуцирует доверие, то автократические режимы, наоборот, – недоверие. В автократиях не соблюдается принцип взаимности: проявлять и заслуживать доверия обязаны только подвластные по отношению к правителям. Последние относятся к подчиненным с подозрением, будучи убежденными в их виновности и непослушании. Соответственно, граждане находятся под постоянным контролем.

В итоге, недоверие продуцирует взаимное недоверие. Чрезмерный контроль, надзор и принуждение порождают злобу и цинизм, подрывают доверие властям.

Таков парадокс автократии: институционализированное доверие продуцирует всепроникающее недоверие, делает вывод П. Штомпка.

Демонстрируя возможности использования теоретической модели доверия для объяснения эмпирической реальности, исторических событий, исследователь полагает, что период стремительных социальных изменений позволяет наглядно изучать процессы появления и разрушения «культуры доверия». Он реализует такую возможность, анализируя процессы крушения коммунизма, текущие трансформации в Восточной Европе.

Говоря о культуре «коммунистического периода» в целом, П. Штомпка предлагает воспользоваться понятием «культуры блока» (Bloc Culture).[1] Одним из компонентов и следствием этого типа культуры является широко распространенная эрозия доверия.

На примере Польши (начиная со второй половины 70-х годов ХХ века) он выделяет несколько стадий, каждая из которых характеризовалась определенным уровнем доверия в обществе.

Для первых стадий характерно глубокое разочарование и недоверие в публичной сфере (коммунистической партии, режиму, правящей элите) на фоне высокого уровня доверия в частной сфере, что находит отражение в данных общенациональных опросов, типичных установках, общественных настроениях.

Глубоко укорененная «культура блока» создавала препятствия и трудности при проведении демократических реформ.

Относительный подъем уровня доверия сменился напряженным периодом после проведения реформ, когда энтузиастические надежды не оправдались, и накопилось множество проблем.

Эта стадия, шестая по счету в его системе определяется как «постреволюционное недомогание». Здесь исследователь фиксирует полнейший кризис доверия в социальной системе, недоверие всем институтам, правительству, политикам, СМИ, реформам в целом, межличностным отношениям.

С середины 90-х годов он фиксирует в польском обществе устойчивую тенденцию к «демократической консолидации и восстановлению доверия».

Петр Штомпка в своей теории доверия определяет факторы постепенного искоренения фундаментального недоверия: наличие обстоятельств, подтверждающих убежденность в том, что изменения непрерывны, постоянны и необратимы; значительный экономический рост; новое качество и уровень жизни; консолидация политической демократии и конституционализма: принятие новой конституции, успешная смена власти через выборные процедуры, практическая верификация демократических институтов; становление рынка и частной собственности; реальная перспектива вступления в западные военные, политические и экономические альянсы; расширение личного и социального капитала и рост «ресурсности», по крайней мере у ряда значительных страт общества (при сохранении и традиционных ресурсов, в частности, наличие связей, поддержка семьи и принадлежность к религиозной общине); смена поколений: появление новых поколений, выросших в других условиях.