Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №3, 2010

И. И. Кальной
Наследники по разуму или недоразумению: миф или реальность

Реалии постсоветского пространства  актуализируют вопрос приоритета Слова или Дела.  И эта актуальность возросла на порядок  в условиях перестройки 80-х годов ХХ века. Перестройка заявила о себе как форма выражения исторического вызова,  как проблема исторического масштаба. Она заявила о  том, что Советский Союз,  со своей Программой строительства коммунизма,  исчерпал свой потенциал. Об этом свидетельствовали результаты внутренней и внешней  его политики.  Эти результаты «кричали», что так жить нельзя, ибо это дорога в тупик.

Перестройка вызвала возбуждение обыденного сознания, ибо  несла в себе  надежду изменить сложившуюся ситуацию, отредактировать путь к  светлому будущему. Но уже первые шаги Перестройки с ориентиром на процесс,  а не на взвешенную и мудрую модель  результата вызвали не только разочарование, но и породили чувства тревоги и безысходности.

Старая шкала ценностных ориентиров рухнула, перестала работать. Капитулировала вертикаль власти, в агонии  пребывала горизонталь коммуникации. Исчезли с полок магазина  продукты и товары первой необходимости. Страну захлестнула волна безнадежности. Подобно «Титанику», Советский Союз погружался  в бездну небытия, порождая растерянность  и истерию на всех уровнях системы координат развития общества. Инстинкт самосохранения любой ценой  поразил способность сначала мерить,  а потом резать; в начале размышлять и оценивать, а потом – действовать.

Вертикаль власти всех уровней предлагает варианты выхода из тупика,  игнорируя хрестоматийную истину общечеловеческого опыта о том,  что вначале было Слово, а потом уже разумное Дело;  что нельзя телегу ставить впереди лошади, как нельзя и бежать впереди паровоза.

Предавая забвению принцип конкретности истины и положение  древнегреческого мыслителя Гераклита  о необходимости освоения мира через проекцию тезиса об  уникальности и неповторимости любого явления,  квазизащитники Советского Союза предлагали за 500 дней   или за два месяца решить проблему выживаемости. Одни предлагали использовать опыт Польши, другие апеллировали к опыту Франции или  Германии, третьи -  предлагали адаптировать модель латиноамериканского или китайского развития. Но никто не обратил внимания на необходимость решать проблему  через поиск адекватного ответа историческому вызову,  и осуществлять этот поиск не через обращение к чужому опыту в целях его заимствования,  а через анализ своей истории. 

Не прошло и 20 лет, когда вместо «Титаника» на волнах мирового океана  остались только спасательные плоты и шлюпки: СНГ (Союз независимых государств) постсоветского пространства.

 «Каждое средство массового  спасения»  стремилось выти на дистанцию от воронки, куда ушел «Титаник», чтобы не повторить его судьбу.  Поскольку на статус правопреемника Советского Союза не без основания претендовала Россия,  то все бывшие составляющие Союза начали осуществлять политику независимости, суверенитета,  а некоторые подчас и противостояния с Россией (См.: опыт Грузии, Украины, Латвии, Литвы, Эстонии).

Каждое «средство массового спасения» демонстрировало свой способ бытия в мире,  свою форму проявления этого бытия, свою форму осуществления. Форма осуществления заявила о себе через триаду: прошлого, настоящего и будущего времени. Каждый интервал имеет свою функцию. Прошлое обеспечивает историческую память,  настоящее работает на  регламент жизнедеятельности общества.  В своем единстве настоящее опираясь на историческую память редактирует проекты будущего. Если  в качестве доминанты выступает настоящее с ориентиром на приоритет политики, то оно деформирует историческую память и создает возможность  трансформации проектов в прожекты.

Форма осуществления независимых образований постсоветского пространства оказалась проблемной. Суть проблемы заключается в определении своей отправной точки отсчета исторической памяти.  Можно было начать свою историю с 90-х годов ХХ века, как с чистого листа, и числится в реестре  «начинающих»,  пребывающих в своем становлении. А можно  апеллировать к истории той ойкумены,  где зародился первый диалог человека и природы (среды его обитания). Второй вариант казался предпочтительнее, ибо он  несет в себе претензии заявить о своем возрасте, о своем опыте и  о своей самобытности. Но этот вариант  требовал определить отношение к общей истории Советского Союза, истории «Титаника», и  либо подтвердить «родственные» отношения с ближайшими соседями, либо разорвать эти отношения, противопоставив подлинной истории «свою историю»,  замешанную на мифологии прошлого и конъюктурных соображениях настоящего.   Этот вариант предпочел региональную историю всемирной.   Он  стал на путь своей мифологизации и абсолютизации. В результате появилась возможность осуществить  «инвентаризацию» ближайшего прошлого  и очистить пантеон от героев советского прошлого,  поместив туда оппонентов Советского Союза.

Во всех этих драматических сюжетах за кадром остается вопрос:  от какого наследия мы отказываемся и к какому наследию  привязываемся в результате потери исторической памяти или  ее искажения по конъюктурным соображениям.

Сложившаяся ситуация требует определиться с вопросом когда и почему возник феномен Советского Союза.    Насколько правомерно отождествлять Советский Союз и Россию.

Рассматривая этот вопрос,  следует помнить, что Союз был создан в 1922 году,  когда Россия задолго до этой даты отметила свое тысячелетие.

А теперь пришло время, дорогой читатель,  сделать историко-философский анализ становления России,  принимая во внимание, что философия – это не только эпоха, схваченная в мысли человека как  чела своего века. Это еще  и душа культуры, которая зарождается в определенной ойкумене (заселенном пространстве),  где складывается  первичный диалог человека и среды его обитания,  в процессе которого человек изменяет природу, а природа изменяет (воспитывает) человека. В итоге складывается протокультура (культура в ее становлении) с ориентиром на воспроизводство и формирование уникальной и неповторимой культуры определенной общности людей конкретного менталитета. Но в чистом виде диалектика объективных условий и субъективного фактора не осуществляется.  Всегда существует возможность адаптации другой культуры, которая становится реальностью в условиях  либо эскалации извне, либо в результате взаимодействия,  которое предполагает наличие  соседей и  возможность их влияния.

В нашем случае, протокультура России получила к языческой культуре добавки извне со стороны византийской культуры и культуры кочевых народов.  Первая «прививка» была осуществлена в результате влияния Византии на становление культуры России. Вторая  -  была следствием татаро-монгольского ига.

В итоге сложилась синкретическая культура (единство языческой (коренной) и привнесенных византийской и кочевой культур).

Чтобы уяснить достоинства и недостатки этой культуры  и определить  ее потенциал и перспективы, следует обратить внимание  на социально-философский анализ России как одного из фрагментов бытия в мире,  способ существования, формы проявления и осуществления которого повлекло за собой драму и трагедию России в ее становлении и развитии.

Предпосылкой становления России была специфическая «ойкумена»: необъятные просторы богатой земли и люди языческой культуры, адаптировавшие византийскую и монгольскую (степную) культуры.

Особую роль сыграло принятие христианства. Через церковь и монастыри прививалось уважительное отношение к разумному Слову. Первые просветители — Кирилл  (826–869) и Мефодий (820–885)  вносят определенный вклад в формирование нравственных ориентиров. Первая польза от разумного Слова — «разумение невежества своего». Суть второй пользы — осознание  необходимости мудрого и достойного поведения.

В становление отечественной культуры  внесли свой вклад митрополиты церкви: Иларион Киевский, Никифор Грек и Климент Смолятич.

Иларион Киевский, духовный наставник Ярослава Мудрого. В трактате «Слово о законе и благодати» он  не только своеобразно толковал тексты Ветхого и Нового Заветов, но и открывал дорогу к самобытности отечественной мысли. С его точки зрения, право сопряжено со свободой человека, а закон с «суетой земных страстей». Ветхий завет ориентирован на закон, Новый Завет — на право. В смене одного завета другим Иларион Киевский видит жизнеутверждающую силу права, а в смене доминанты в пользу права и свободы — сущность развития истории человечества, ее смысл.

Позицию равновесия духовной и светской власти отстаивал наставник Владимира Мономаха — Никифор Грек. Соотношение разума и чувств, знания и веры рассматривал Климент Смолятич. Чувства — опора души, а разум — ее руководитель.

Краткий анализ творчества духовных наставников князей Киевской Руси свидетельствует о становлении и формировании самобытности культуры  с установкой на рационализм, но в лоне христианства.

Дальнейшее формирование отечественной культуры шло через противоречие двух тенденций России, которая, сохранив преемственность с Киевской Русью, сложилась как самостоятельное государство. Одна ратовала за самобытность развития России, а вторая стремилась вписать ее в общий процесс развития Европы. Первоначально эти тенденции проявляются внутри духовенства, которое раскололось на иосифлян (сторонников жесткой централизации государства и приоритета светской власти) и нестяжателей, ратовавших за духовное обновление церкви на пути чистоты помыслов, очищения от коварства и стяжательства, на пути утверждения приоритета содержания религии над ее формой.

Концепция Нила Сорского  (1433-1508) о чистоте помыслов и укреплении духа уступила конъюнктурным соображениям Иосифа Волоцкого (1439-1515). Произведение И. Волоцкого «Просветитель» стало настольной книгой Ивана Грозного.

Проникновение в Московию западной учености привело к новому противостоянию латинствующих (сторонников европейского образования) и грекофилов (староверов). Позицию староверов наиболее адекватно выразил Аввакум Петров (1621–1682) с его ставкой на истины веры и только веры. Феномен протопопа  Аввакума необычайно сложный, но за прозаической противоречивостью просматривается целостная натура, ориентированная на укрепление духа и чистоту помыслов,  как духовной, так и светской власти. Об этом свидетельствуют и его жизнь, и его смерть.

У истоков Просвещения стоит и  фигура А. М. Курбского (1528–1583). Ему принадлежит «История о Великом князе Московском». Это своеобразный жанр обличительной публицистики. Он  делает заявку на необходимость открытия Киево-Могилянской академии как одного из центров духовной жизни. Истоки академии складываются первоначально в культурно-просветительном центре Острога в 1576, где кроме А.Курбского можно было встретить первопечатника Ивана Федорова, автора «Грамматики славянской»  Г. Смотрицкого, по которой спустя два века учился  М.В. Ломоносов.

Одним из первых ректоров академии был Феофан Прокопович (1681-1736), будущий глава «ученой дружины»  Петра I. В Киево-Могилянской академии учился Григорий Сковорода (1722-1794), автор философии «сродности и сердца».

Усилиями латинствующих адептов  «западной учености» (Симеон Полоцкий и Стефан Яворский) в Москве была открыта Славяно-греко-латинская академия.

В отношениях грекофилов и латинствующих не только проявилось прошлое противостояние нестяжателей и иосифилян, но и наметилось будущее противостояние славянофилов и западников.

Новая волна просветительского движения связана с деятельностью т. н. «ученой дружины» Петра. Это Феофан Прокопович, В. Н. Татищев, А. Д. Кантемир.  «Духовный регламент» Феофана Прокоповича обосновывает идею приоритета государства над церковью, реанимируя  идеи  И.Волоцкого, инициировавшего процесс секуляризации общественного сознания и централизации светской власти. Татищеву Василию Никитичу (1686–1750)  принадлежит первая классификация наук, в основе которой лежит полезность. Переводческой деятельностью занимался Кантемир Антиох Дмитриевич (1708–1744).

Классический период отечественного  Просвещения представляет Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765). Емкую и поэтически образную характеристику мыслителя дал А. С. Пушкин: «Он (Ломоносов — И. К.) создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».

Просветительскую эстафету Ломоносова приняли Д. С. Аничков, Я. П. Козельский, С. Е. Десницкий. Они рассматривали вопросы совершенствования общества и разумного устройства государства;  основания религии,  размышляя, почему труд перестает быть нравственной силой.

Свой след в просветительской деятельности оставил и историк  М. М. Щербатов, автор произведения «О повреждении нравов в России». Он обвинял  Петра I в том, что его реформы поставили под сомнение самобытность России.

По времени отечественное Просвещение занимает период с середины XV до первой трети XIX века, когда за «словом» просветителей последовало «дело» декабристов.

Своей деятельностью просветители подготовили творчество  А. Н. Радищева (1749–1802), радикализм которого дает Екатерине II повод считать его  «бунтовщиком хуже Пугачева», ибо его «Путешествие из Петербурга в Москву» имело характер криминального намерения.

Просвещение оказало влияние и на  «Философические письма» П. Я. Чаадаева (1794 – 1856). В своих произведениях  он реализовал критическую направленность, унаследованную от своего деда — М. М. Щербатова. По его мнению, Россия пребывает в спячке. Но,  проснувшись, она должна идти не вслед за Западом, а выйти на свою дорогу. Чаадаев верит, что у России есть свое будущее, свое предназначение. России  еще «предстоит дать ответ на важнейшие вопросы, которые занимают человечество».

Отечественная  мысль в своем становлении ориентируется на производство и воспроизводство той культуры, которая требовала мудрого и взвешенного решения дилеммы: свобода или хлеб, при ясном понимании того, что если человек выбирает свободу, то он обретет и хлеб. Если же он выбирает хлеб, то он теряет и то, и другое.

Самобытность России стала объектом философского анализа К. С. Аксакова, И.В. Киреевского, А. С. Хомякова.

 Получив европейское образование,  Иван Васильевич Киреевский (1806–1856)  отвергает западный путь развития, ибо там, по его мнению,  господствует католицизм. Для католика нормой является повышенная социальная активность, перерастающая в насилие. Умственный радикализм католика является предпосылкой его политического радикализма. Посему отечественная мысль должна опираться на «верующий разум, а не на умственный силлогизм».

Самобытность народа  Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) видел в том, что он лишен стремления к власти. По своей природе он не государственен. Община предпочитает путь мира. Она живет заповедями Христа с ориентиром на естественное право и власть авторитета. Что касается государства, то оно живет по своим декретам, опираясь на авторитет власти. По мнению Аксакова, настало время возродить принцип взаимного невмешательства в дела друг друга.

Идею самобытности народа и его соборности развивает и Алексей Степанович Хомяков (1804–1860). Критически оценивая европейский рационализм, он отдает предпочтение отечественной культуре, где оптимально сочетается разум и вера, свобода и необходимость. Это единство позволяет вести речь о соборности людей этой культуры.

Соборность — это не физическая общность людей, а их духовное единство, ориентированное на паритет человека и мира, на их стремление к диалогу и гармонии. Стержнем соборного сознания является верующий разум, не имеющий ничего общего с рассудком. Основой соборности являются община в деревне и артель в промышленности. Они объединяют хозяйственное и нравственное начало, составляют потенциал будущего.

 Усилиями К. С. Аксакова, И.В. Киреевского, А. С. Хомякова складывается концепция славянофилов.  Эту  концепцию разделяет и Николай Яковлевич Данилевский  (1822-1885) в своей работе  «Россия и Европа». Он обосновывает тезис о том, что  Запад пережил «апогей своего цивилизационного величия», и на очереди теперь возвышение славянства.

Идеи Данилевского чеканит  и его последователь Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891). По мнению Леонтьева, задача  заключается в том, чтобы сохранить свой потенциал, уберечь себя от губительного «европейничанья».

Славянофильские идеи соборности не обошел своим вниманием и Федор Михайлович Достоевский (1821–1881). Он полагал, что потеря соборности равносильна потере человеческого в человеке, ибо только верующий разум может обуздать эгоизм человеческой природы.

 Славянофильство, порожденное Просвещением, заявило о целесообразности и необходимости  собственного пути  развития, которое принципиально  отличается от  пути западного развития.

Просвещение вызвало к жизни не только оригинальное учение славянофилов о самобытности народа и его соборности, но и инициировало концепцию радикализма с установкой «Слово» сделать «Делом» обновления страны. Творчество А. Н. Радищева явилось связующим звеном дворянского просветительства с дворянской революционностью.  Будучи движением за справедливость, декабризм открыл целую эпоху политического радикализма, носителями которого выступили: революционный демократизм, народничество и «русский» марксизм.

Революционный демократизм складывается в 40–60-х гг. XIX в. Он оформляется с претензией организовать народные массы на «святое дело» — революцию. Идеологом революционного демократизма можно считать Виссариона Григорьевича Белинского (1811–1848). Блестящий публицист и критик, Белинский оказал сильнейшее влияние на общественное движение, несмотря на довольно частую смену собственных ценностных ориентиров.

В. Белинский верит, что придет время, когда восторжествует справедливость и равенство. Это время надо приблизить и он готов этому содействовать. Его не смущает физическая ликвидация угнетателей ради будущего блага угнетенных. Усилиями публицистики В. Г. Белинского кардинально меняются представления о революции. Это уже не философская категория разума (немецкая классическая философия), и даже не инструмент государственного переворота (декабризм), а организованная война против угнетателей. Понятие революции обретает характер физического устранения носителей этих противоречий. Несколько позже этот принцип заявит о себе в формуле: «есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы».

Исследуя творчество В. Г. Белинского, Н. А. Бердяев обозначил феномен идеолога революционного демократизма как проявление «некультурности радикализма», отражающего «некультурность консерватизма». Вандализм самодержавия породил вандализм революции и его носителей.

В созвездии представителей революционного демократизма несколько иначе выглядит фигура Александра Ивановича Герцена (1812–1870). В своей концепции социализма он уповал на реформы, полагая, что нет необходимости отмечать социальные преобразования «грудами трупов». И при этом вовсе не обязательно ориентироваться на западный опыт. Наблюдая ход развития европейских революций 1848 г., А. И. Герцен приходит к выводу, что социальная революция носит перманентный характер, а посему лучше не вызывать ее к жизни. Герцен обращается к русской общине, в которой заложен потенциал не революции, а эволюции. Как и Чаадаев, Герцен верит в Россию. Ее будущее более предпочтительно, чем перспективы Запада.

Идею крестьянского социализма отстаивал Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1889), полагая, что Россия может прийти к социализму, минуя капитализм. По его мнению философия должна ответить не только на вопрос, что такое человек, но и определить те условия, которые обеспечивают ему возможность счастья. В поисках такой философии Чернышевский обращается к антропологическому материализму Л. Фейербаха. По природе человек носитель любви и блага, но социальная среда может сделать его злым. Чтобы восторжествовало добро, нужно преобразовать общество. А для этого нужна революция и только революция. Поскольку к счастью путь только через революцию, то нужно готовить себя к жертвоприношению. Ставка на революцию и самопожертвование вели к тому, что теоретический гуманизм трансформируется в практический терроризм (антигуманизм).

Если декабристы мечтали осчастливить народ, не рассматривая его в качестве силы общественного развития; если революционные демократы обосновывают теорию революции и практику терроризма, то народничество делает попытку сблизиться с народом и сделать его ударной силой революции. Он должен следовать за критически мыслящими вождями.

Идеологию нигилизма лучше всех выразил Дмитрий Иванович Писарев (1840–1869). Критически мыслящие личности должны помочь массам осознать свои интересы. Если «мыслящие реалисты» не выполнят эту задачу, они никому не нужны. В духе  нигилизма рассуждал Петр Никитич Ткачев (1844–1886) и Петр Лаврович Лавров (1823–1900который отстаивал тезис о том, что  носителями цивилизации являются  только «критически мыслящие личности».

Что касается теоретиков анархизма, то они внесли свою долю в развитие радикализма общественного развития, рассматривая русского человека  исключительно как потенциального анархиста.

Михаил Александрович Бакунин (1824–1876), человек-легенда. Участник революций 1848 г. в Европе. Дважды был приговорен к смертной казни. Сотрудничал с А. И. Герценом, был близко знаком с К. Марксом. По Бакунину, история — это процесс движения человека в «царство свободы» средствами революции. Свободу рассматривал как отрицание государственности в пользу общественного самоуправления. Он полагал, что идеал народа основан на убеждении, что:

Ø  земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает;

Ø  право на пользование землей принадлежит не отдельному лицу, а общине;

Ø  община не дополняет, а исключает необходимость государства.

Поскольку обыватель пребывает в мире иллюзий и надежд, то его нужно подготовить к бунту. Свою концепцию анархизма излагает и Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921).

В обстановке массового разочарования народничеством начал складываться «русский марксизм». С ним связывают надежды на национальное возрождение и выбор демократического пути развития.

Первым пропагандистом марксизма в России можно считать Георгия Валентиновича Плеханова (1856–1918). Разочаровавшись в народничестве, он обращается к философии марксизма, полагая, что там найдена истина, и социализм из утопии превратился в теорию. Разделяя тезис К. Маркса об определяющей роли способа производства, Г.Плеханов ставит материальное производство в зависимость от географической среды и венчает структуру общественных отношений идеологией, которая обусловлена не экономикой (К. Маркс), а состоянием психики (П. Лавров). Упрощенно понимал Г. Плеханов и диалектический метод марксизма. И он, и другие члены группы «Освобождение труда» склонялись к тому, что движущей силой общественного развития выступают не производительные силы и соответствующая им форма производственных отношений, а все те же «критически мыслящие личности», хотя формально отвергал концепцию о «героях — делателях истории», полагая, что «народ, вся нация должна быть героем истории».

Особое место в истории «русского марксизма» занимает Владимир Ильич Ленин (1870–1924). Если с именем Плеханова связана пропаганда марксизма, то с именем Ленина — новый этап в его развитии применительно к России и новой исторической реальности — подготовке к переделу мира.

В 1917 г. с разницей в три дня вернулись в Петербург Плеханов и Ленин. Оба включились в политику, оба разделяли тезис: «Россия не готова к социализму, но будущее человечества, в том числе и России за социализмом». Разногласия вылились во взглядах на тактику. По Плеханову, процесс развития должен идти по схеме: капитализм — предпосылки социализма — социалистическая революция — социализм.  По Ленину: капитализм — социалистическая революция — предпосылки социализма — социализм. Объективному процессу общественного развития В. Ленин предпочел субъективный фактор. В октябре 1917 массы выбрали тактику Ленина.  Последующее время показало, что позиция Г. В. Плеханова имела достаточно весомые основания. Подтвердился и его прогноз о возможностях появления «социалистической элиты», которая, оторвавшись  от народа, будет преследовать свои цели, прикрываясь интересами народа.

Жизнь продолжается. Поиск истины не завершен. Но ясно одно: капитализму уготована та же участь, что и феодализму — быть историей. Будущее за той моделью общества, которая станет «по ту сторону материального производства», стряхнув с себя прах фетишизации товара, денег и капитала, постоянно возрождающий отчуждение человека от всего, от всех и  от самого себя.

Возникновение Советского Союза -  это своеобразное возникновение «социально-онкологической опухоли». Это несчастье  России,  которое возникло в силу специфической диалектики объективных условий и субъективного фактора, к которой практически  не имел прямого отношения хлебопашец центральных черноземных областей России. Анализ становления и развития этого «онкологического» образования показал,  что этот хлебопашец скорее пострадал, чем что-либо приобрел от Советского Союза,  ибо вертикаль власти (Центральный комитет Коммунистической партии и  состав правительства) была заполнена  представителями национальных меньшинств [1], предками тех, кто  после развала Советского Союза в 1991 году возглавит бывшие союзные республики и обеспечит свой суверенитет через дистанцирование от России,  используя миф о тождестве России и Советского Союза.

Миф о тождестве России и Советского Союза стал идеологией противостояния с Россией.  Он стал проходным баллом в международные центры. Об этом свидетельствует 2-я волна холодной войны в условиях тенденции глобализации мира,  обострения глобальных проблем и ставки на концепцию «золотого миллиарда».

Объективные условия  вызывают к жизни субъективный фактор, содержание которого определяется востребованными личностями. Личности могут быть незаурядными и бездарными, больными и здоровыми, а также заказными.

После насильственной смерти брата Александра, Владимир Ленин (Ульянов) заявил: «что мы пойдем другим путем», адаптировав теорию европейского марксизма   и превратив его в практику «русского марксизма», где человек – общественная  функция,  исполнитель сомнительного проекта, но не  самоценность. После смерти Ленина,  троцкизм,  ранее технически осуществивший  революцию,  породил сталинизм с его репрессиями и диктатом авторитаризма. Перефразировав слова  Н.А. Бердяева в адрес Виссариона Белинского, можно сказать, что вандализм троцкизма, породил вандализм сталинизма и его адептов.

Проверкой на прочность России была Великая отечественная война 1941-1945 годов. И следует обратить внимание, что в  тяжелые годы войны  ставка делалась не только на идеологию коммунизма, но и на культурное наследие прошлого, на историческую память, которая приумножалась организаторскими способностями Александра Невского, Сергия Радонежского, Дмитрия Донского и других героев России. Этому способствовало и возрождение религии православия как духовной силы,  объединяющей Народ,  Отечество.

Все это и заставляет подумать,  поразмышлять от какого наследия  должна отказаться Россия, какую культуру  она должна возродить, чтобы обрести  устойчивую перспективу и осуществить в этом мире свое предназначение, в статусе правопреемницы Советского Союза или той культуры, которая была утрачена  после октябрьского переворота 1917 года.

Нынешняя ситуация рождает нестандартные проблемы,  которые требуют нестандартных решений формирования новой шкалы ценностных ориентиров. Эти ориентиры  должны  похоронить миф о тождестве России и Советского Союза, инициирующего образ врага, и  открыть новые страницы всемирной истории добрососедских отношений с Европой и Азией. Только тогда Россия  займет достойное место в мире  глобализации и решения глобальных проблем.

Список литературы:

1. См.: Солженицын А.И. 200 лет вместе – М.: Вагриус, 2007. – 1116 с.
Архив журнала
№4, 2020№1, 2021кр№2, 2021кр№3, 2021кре№4, 2021№3, 2020№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1. 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№4, 2017№2, 2017№3, 2017№1, 2017№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№4, 2015№2, 2015№3, 2015№4, 2014№1, 2015№2, 2014№3, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба