Основная проблема философской антропологии сводится к обилию фактического материала, для понимания и классификации которого необходима сколько-нибудь приемлемая теория. Последняя, как известно, до нынешнего времени отсутствовала из-за субъективного проявления человеческого духа. И, разумеется, этой субъективностью обладали как субъекты (ученые), так объекты исследования (испытуемые). Каким же путем можно было решить эту задачу — элиминировать данный двусторонний субъективизм для адекватного представления родовой сущности и природы человека? 
Как показали результаты хроматического анализа, для этого необходимо было обратиться прежде всего к историческому опыту исканий человеческого духа, который, как выяснилось, тысячелетиями воспроизводил себя в достаточно определенных характеристиках. И что весьма существенно, эти характеристики практически полностью объективировали все субъективные проявления, – как субъектов, так и объектов исследования.
Известно, что личные данные, вкусы и предпочтения исследователей нередко включаются в основные предпосылки теорий личности, которые, таким образом, служат отражением мыслей и ценностей тех, кто их разработал. Очевидно, для устранения указанных сложностей – в приближении философии к научным критериям – был бы необходим совершенно новый подход к представлению человека. Такой подход позволил бы сочетать разные языки разных областей науки, а кроме того, искусства и религии для воссоздания естественного интеллекта человека. 
В конце ХХ века появились основные принципы такого подхода – теория и методология хроматизма. Название этого учения связано с древнегреческим понятием «хрома» (), в которое античные авторы, вообще говоря, вкладывали множество значений. Сопоставим эти значения с их современным представлением в виде онтологических планов: 
1. цвет как концепт, психическое, распредмеченное, идеальное (Ид-план); 
2. краска как денотат, физическое, опредмеченное, материальное (Мат-план); 
3. окраска тела человека как физиологическое, синтоническое (С-план); 
4. цветообозначение как имя, лингвистическое, распредмеченно-идеальное относительно Мат-плана, но относительно Ид-плана – опредмеченно-материализованное (М-план); 
5. чувства как информационно-энергетические отношения релевантных пар планов по пп.1-4.
Объективно эти весьма разнородные отношения проявляются в таких идиомах как «багроветь от гнева», «чернеть от горя», «белеть от страха», «краснеть от стыда» и т.д. и т.п. Эти обороты, в частности, раскрывают смысл эмоциональных отношений между психическим (цветом) и физиологическим (окраской кожного покрова). Поскольку некоторая эмоциональность постоянно характеризует интеллект человека, то можно сказать, что эмоция или комбинация эмоций предшествуют восприятию предметов попадающих в сферу осознания, влияют на процессы восприятия и в результате фильтруют или другим образом изменяют сенсорные данные, передаваемые рецепторами. 
Все это привело нас к определению цвета, которое служит контекстно-зависимым метаязыком для изучения вещей и отношений любого рода. Итак, цвет – это идеальное (культурное, психическое), связанное с относительно материальным (физическим, физиологическим и/или лингвистическим) через эмоции (чувства) как их информационно-энергетическое отношение. Можно полагать, что именно в онтологическом смысле Людвиг Витгенштейн упоминает «идеальное», говоря о Лихтенберге: «он сконструировал идеальное использование из реального… «Идеальное» – не значит особенно хорошее, а означает что-либо, сведенное к экстремуму… И конечно, такая конструкция может помочь нам узнать нечто о реальном использовании» 
  . И, конечно же, – что для нас наиболее существенно, – данное определение цвета позволяет полагать, что мы выявили нечто объединяющее совершенно разнородные вещи, о которых говорили во введении.
Относительно окрасок внешней среды вербальные цветообозначения проявляют свойства идеального, но относительно невербализованных, распредмеченных перцептов (образов) цвета они оказываются онтологически материальными из-за своей опредмеченности в конкретном понятии, то есть сочетают в себе и материальные и идеальные предикаты, но в разных системах анализа. Вероятно, это имеет в виду Витгенштейн, когда констатирует: «Логика понятия «цвет» гораздо более сложна, чем это могло бы показаться» . Именно тетрадное определение «хрома» и позволило нам отойти от понятия «цвет», для того, что оперировать уже «бесцветными» хроматическими планами как критериями адекватности в построениях и/или исследованиях соотношений между любыми разнородными вещами.
По данным психолингвистики, статус цветообозначений в науке сопоставим лишь со статусом терминов родства , что позволило предположить системно-функциональную взаимосвязь родства (продолжения рода) и концептов цвета, которые равнозначно канонизировались всеми традиционными культурами. Многотысячелетняя воспроизводимость гендерной семантики цветовых канонов по существу являлась объективацией субъективных проявлений. Это в свою очередь позволило ввести в психологический тезаурус понятие «архетипическая модель интеллекта» (АМИ) . С одной стороны, сущность АМИ оказалась связанной с тем, что канонизировались личностно-ценностные архетипические (глубинно значимые, связанные с выживанием вида) гендерные параметры оптимизации выбора брачных партнеров. С другой стороны, эти же каноны воспроизводились традиционными культурами в целях оптимизации репродуктивной функции, важнейшим условием выполнения которой являлось физическое и психическое здоровье будущих детей с последующей возможностью их обучения и социализации. 
Поскольку приятое выше определение «цвета» включает в себя хроматические планы множества разнородных вещей и их отношений, то с помощью этих планов можно анализировать и классифицировать и самые «бесцветные» вещи, и в частности, «привязать» все функции интеллекта к каждому из «атомов» АМИ и далее классифицировать их по этим «атомам». 
Предпринятый анализ цветовой семантики традиционных культур основывался на достоверно подтвержденном выводе о канонизированных цветах как традиционной основе естественного сочетания социального, культурного и природного начал человека. И, разумеется, этой основой нельзя манипулировать с момента ее исторического возникновения. Именно это положение предполагает, что через эмоциональное отражение действительности можно выявить семантику неосознаваемого воздействия цвета, которое по Юнгу, заключено в неосознаваемых представлениях коллективного бессознательного (непосредственно влияющего на глубину восприятия мира в цвете), канонизированного в традиционных культурах. 
Для понимания хроматической методологии кратко рассмотрим семантику ахромных цветов, по которым была построения наиболее простая – с позиций ее информационного объема – АМИ с гендерной оппонентностью. Во всех без исключения традиционных обществах с белым цветом соотносятся такие свойства человека, как сознательное исполнение долга, социальная сплоченность, сохранение традиций, всеобщая осведомленность и память . Конфуцианство в Китае “канонизировало” белый цвет как истину, долг и самопожертвование женственной категории Инь. Платон в рассуждениях о душе человеческой («Федр» 253 d) наделил белым цветом совестливую ее часть, которая чтит законы, традиции и нравы общества. 
Серый цвет керамики археологи и этнологи называют цветом «смены времен», так как вместе с красным он предшествует возникновению каждой новой культуры. Пауль Клее вообще считал точку объединения всех цветов «областью центрального серого»: «несмотря на отсутствие двигательной активности, серое вещество мозга является источником и целью всяких движений». Согласно выводам Андрея Белого, серый – это время настоящее, ибо как и незаметное подсознание творцов является проявлением гениальности, опредмечивающей настоящее. К.Г. Юнг называл это свойство «Самость» и выделял его как центральный архетип: самость «включает не только сознательное…». Сегодня же именно незаметно серый цвет характеризует костюм процветающих бизнесменов, и об этом пишут сегодня практически все ученые  
Черный цвет обозначал некое бессознательное состояние, «затмение» сознания, ибо как белый свет дня сменяется чернотой ночи, так и сознание сменяется бессознательной доминантой сна. Конфуцианство наделяло черным цветом «женственную категорию Инь» Индуизм связывал черный цвет с чувственным движением “вниз”. Часто черный цвет ассоциировался с непознаваемостью будущего времени и пугающей иррациональностью бессознания. В рассуждениях о душе человеческой Платон (“Федр”, 253 d) наделил черным цветом именно эту, бессовестную ее часть, которая неистово добивается своих низменных желаний. Как отмечает Элизабет Бремон, «черный это цвет нашего бессознания, то есть всего того, чего мы не знаем сами о себе» .
С этих позиций представим «цельность» логики АМИ в масштабе мировой культуры. Как известно, на Западе женщины обычно носят белые одежды («Женщина в белом» и т. п.), тогда как на Востоке – черные (черные мандилы у хевсурок, черные покрывала – буибуи – у кениек и т. п.). В трауре же, как в экстремальных условиях, женщины надевают черное на Западе и белое на Востоке. То есть и белый и черный являются женскими цветами Инь, которые лишь сменяют друг друга, характеризуя релевантное перераспределение доминант интеллекта при нормальных или экстремальных условиях существования . 
В свою очередь, мужское начало представляет собой границу между двумя крайними проявлениями женского интеллекта: между «светом» его социализации и «тьмой» сексуализации. Единственное уточнение – если раньше роль этой границы играло физически-активное «красное» бессознание мужчины, то сегодня — его «серое», духовно-творческое подсознание, его интеллект .
Вообще говоря, принципы подразделения интеллекта на «атомарные» компоненты были сформулированы еще Платоном в «Федре». В ХХ веке Фрейд и Юнг детализировали «атомарную картину» введением гипотетических инстанций, которые в конце века нашли свою динамическую локализацию в определенных отделах центральной нервной системы, то есть из разряда метафизических перешли в научную категорию компонентов интеллекта, изучаемых на опыте. В силу сложности этих понятий и отношений первой ступенью для создания релевантной классификации может выступать системно-функциональная модель личности, основанная на фактах мировой культуры, и представленная триадой «природное — культурное — социальное» с безусловной доминантой социального при нормальных условиях существования общества . Онтологическая конкретизация компонентов этой триады привела нас к следующим дефинициям «атомарной» модели интеллекта (от лат. «intellectus» – ощущение, восприятие, понимание),. каждая из сфер которой характеризуется следующими функциями и формализованными планами: 
• Сознание (душа, рассудок, М-план АМИ) – произвольно осознаваемые функции социальной обусловленности и формально-логических операций «понимания» с цветами, опредмеченными в каких-либо знаках (в науке, философии и т.п.). К примеру, как замечает Кант, «человеческий рассудок дискурсивен и может познавать только посредством общих понятий»  
• Подсознание (дух, Ид-план АМИ)) – частично осознаваемые функции культурной обусловленности и образно-логических операций эстетического, т.е. внепрагматического «восприятия» беспредметных цветов (в игре, искусстве, творчестве и т.п.). Следуя Канту, «прекрасно то, что познается без посредства понятия» . 
• Бессознание (тело, С-план АМИ) – принципиально неосознаваемые биологические функции природной обусловленности и генетического кодирования информации , например, по типу «обобщения» спектральных цветов на уровне сетчатки, проявляющиеся в телесных ощущениях, в аффектах, в сексе и др.
В табл. 1 представлена дифференциация АМИ по релевантным компонентам, соотносимым на основании приведенных определений.
Таблица 1. Историко-методологический базис для построения АМИ
Авторы Бессознание Подсознание Сознание
Конфуций Инь — черная, 
женственная Ян — (К+гЗ=серый), мужественный Инь — белая, 
женственная
Платон Конь черный 
(бесстыжий) «Возничий» 
(Федр 253 d) Конь белый 
(совестливый)
Библия Тело 
(Песн.1:4; I Кор.12:12) Дух  
(Лк.24: 37–39) Душа 
(Пр.19:2; I Кор.15:44)
Декарт Рефлексы, эмоции Образы, представления Мышление, язык
Спиноза Природа, тело Творчество, дух Сознание, душа
Вундт Черный – напряжение Серый – нейтрализация Белый – разрешение
Шелер Инстинкты, тело, 
аффекты Субъективное, дух, нелогические акты Рассудок, логика и акты мышления

Фрейд Бессознательное — хранилище вытесненного, сексуальность Пред- и подсознательное –
потенциально 
способное 
осознаваться Сознание — социокультурные установки,
осознаваемое
Фрезер Черная нить магии (Красная нить религии) Белая нить науки
Юнг
Коллективное
(архетипы, 
филогенез) бессознательное 
(личное, 
онтогенез) Сознание - индивидуация при интеграции и адаптации
Люшер Черный – 
агрессивная динамика,
негативизм Серый — 
сдержанность,
внеэмоциональность Белый - 
социальная обусловленность
Пиаже Ощущения, сенсомоторные механизмы, Различные виды 
восприятия, представления Опыт социализации, навык, речь, мышление
Айзенк Фактор: Биологический Культурный Социальный
Лакан Реальное Воображаемое Символическое
Уилбер Уровни: сенсорный духовный ментальный
Серов Черный – инстинкты и женственное бессознание Серый — хобби, игра,
творческое мужественное подсознание Белый — интуиция социализирующее
сознание матери
Локали-зация Межуточный, 
спинной мозг Подкорка, 
правое полушарие Кора, 
левое полушарие мозга
Логика генная образная формальная
Мышление ощущение восприятие понимание
Образ АМИ A – Absorption I – Information M – Mirror (reflection)

Итак, интеллект является динамической системой функционально выделенных «атомарных» компонентов, каждый из которых включает в себя характеристические смыслы как по отношению друг к другу, так и к внешней среде.
Методологически справедливость такого подхода дал еще Платон в «Тимее» (31 в), полагая, что бог сотворил трехмерное тело Вселенной из огня и земли, и что «трехмерные предметы никогда не сопрягаются через один средний член, но всегда через два. Поэтому бог поместил между огнем и землей воду и воздух, после чего установил между ними возможно более точные соотношения, дабы воздух относился к воде, как огонь к воздуху, и вода относилась к земле, как воздух к воде». Итак, дан принцип соотносимости, но – для однородных вещей и их отношений. А что же разнородные? И в «Государстве» (508 с) Платон пишет: «Чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно постигаемым вещам». И здесь принцип аналогии распространен на достаточно разнородные вещи, но также без критерия их адекватной соотносимости. 
Иммануил Кант в рассуждениях о принципах аналогии замечает: «можно провести аналогию между правовым отношением человеческих поступков и механическим отношением движущих сил: я никогда не могу сделать что-то другому, не предоставив ему права сделать мне при тех же условиях то же самое, точно так же как ни одно тело не может действовать своей движущей силой на другое тело, не вызывая этим его противодействия. Здесь право и движущая сила – вещи совершенно несходные, но их отношения совершенно сходны между собой. Посредством такой аналогии я могу, таким образом, дать понятие отношения между вещами, абсолютно мне не известными. Например, так же как содействие счастью детей = а относится к любви родителей = в, так и благоденствие рода человеческого = с относится к неизвестному в боге = х, которое мы называем любовью; оно не имеет ни малейшего сходства с какой-либо человеческой склонностью, но мы можем уподобить отношение его к миру тому отношению, которое существует между вещами в мире. Понятие же отношения есть здесь чистая категория, а именно понятие причины, не имеющее никакого касательства к чувственности» .
Так, можем ли мы говорить о возможности единой классификации столь разнородных вещей, если до сих пор информация и законы ее функционирования остаются малоисследованными объектами онтологии. Вместе с тем, для строгой формализации разнородных данных необходимо учитывать как функции, так и их соотношения внутри соответствующих систем. Для этого выше мы и обозначили соотнесенные между собой функциональные характеристики компонентов каждой системы понятием “план” и, согласно представленным примерам, провели их сопоставление. Использование же хроматических планов как критериев информационной соотносимости компонентов друг с другом позволяет установить семантические связи между разнородными данными. Благодаря этому компоненты в каждой из представленных систем занимают собственный столбец относительно друг друга, так что у нас появляется возможность выявления информации о неизвестных функциях одной системы через известную информацию о функциях другой. 
Следует подчеркнуть, что в отличие от известного метода аналогий, методология хроматического анализа, во-первых, наделена достаточно строгими критериями подобия как системно-функционального изоморфизма информации, передаваемого хроматическими планами, которые представляют семантические характеристики, соотнесенные между собой внутри каждой системы практически так же, как соотносятся функции классов в порядковых шкалах статистических измерений вне их ранжирования. Во-вторых, как показано выше, метод аналогий не располагает критериями подобия, которые включали бы в себя установление семантических связей одновременно между несколькими соотносимыми признаками разнородных предикатов. И, наконец, в-третьих, аналогично факторному анализу, хроматический анализ оперирует с характерными предикатами явлений и, вместе с тем, помимо системы размерностей, включает в «планы» семантически соотнесенное распределение характера внутренней связи между сходными (соотносимыми) признаками компонентов разнородных систем, благодаря чему и достигается высоковероятное знание, не свойственное методу аналогий. 
Сегодня практически все лингвисты пришли к выводу, что вербальный язык не в состоянии решить проблему адекватной интерпретации собственно языковых сложностей (к примеру, в проблемах «лексического класса», «цветовых концептов», «конверсных отношений» и т.п.), и что для этого необходимо построение некоего контекстно-зависимого языка, который был бы в состоянии сочленить лингвистические и чувственные предикаты на уровне единого представления. Так как любая система характеризуется отношениями между ее компонентами, и, в частности, информацией как онтологически идеальным, то цвет оказался адекватным инструментарием для создания архетипической (атомарной) модели интеллекта (АМИ). Это связано с тем, что цветовой язык концептов отличается от вербального большей подвижностью семантических значений собственных контекстов. Понятие контекста принято использовать и по отношению к культуре в целом, и по отношению к любым ее формам вплоть до цветового метаязыка религий или психотехник, поскольку, вообще говоря, метаязыком является любой язык, при помощи которого начинается формализация. Контекст же, как связная целостность, обеспечивающая согласованность своих частей, в хроматизме является носителем целостного значения и рассматривается как основа, цементирующая отдельные знаки зависимостью от заданных факторов (нормальные – экстремальные, гендер, времена и др.). Так, например, контекст одного и того же цветового образа может резко изменять собственную семантику в зависимости от условий его восприятия. 
Благодаря этому свойству цветового тела и/или круга в хроматизме стало возможным моделирование сложных саморазвивающихся (информационных) систем. Ибо уже в «Хроматизме мифа» (Л., 1990) я показал, что характеристическим свойством цветовой модальности является оппонентный характер переработки перцептов как идеальных распредмеченных образов, которого не существует и не может существовать для осязания, обоняния, вкуса, слуха или речи как функций отработки стимулов, т.е. относительно материальных, опредмеченных образов. Именно это свойство цвета – как и его планов при релевантной семантической дифференциации каждого цвета по шкале времен и по гендеру – позволило полагать рассматриваемую методологию достаточно обоснованной для научного анализа сложных информационных систем, потенциально включающих разнородные объекты исследования.
В исторической антропологии принято считать, что язык цвета как компонент знаковой семиотической системы родился до появления вербального языка. Ибо цветовой язык отличается от вербального большей подвижностью семантических значений собственных контекстов. Понятие контекста принято использовать по отношению к любым формам вплоть до цветового метаязыка, поскольку, согласно Н.И. Жинкину, метаязыком является любой язык, при помощи которого начинается формализация. К примеру, сущность цветовой номинации заключается не в том, что цветовой знак обозначает вещь или соотносится с вещью, а в том, что он репрезентирует релевантный код обобщения как результат познавательной деятельности человека, каждый из которых связан с определенным компонентом интеллекта . Во-первых, известный в психофизике принцип метамеризации светоцветовой информации позволяет сделать вывод о третьем типе кодирования цвета. Под метамеризацией обычно понимают бессознательный процесс ощущения смесей различных спектральных цветов одинаковым. В психофизике до сих пор это свойство бессознания считается «недоработкой природы», «неадекватной реакцией механизмов цветового зрения», «дефектом цветоощущения» и т.п. В хроматизме же это свойство выделено как стадия первичной обработки, систематизации и обобщения цветовой информации внешней среды .
Во-вторых, принцип творческого мышления предполагает первоначальную элиминацию рациональности , сознательного вида мышления, поскольку общепринято положение, согласно которому в инсайте чувственно-образный уровень обобщения не обязательно согласуется с формально-логическим . Это связано с тем, в частности, что в теории творчества деятельность сознания (как компонента интеллекта) считается исключительно конечным этапом творения. Началом же принято считать подсознание (“сновидное состояние”, озарение и т. п.) логика которого, как правило, не вписывается в рамки формальной логики научного мышления. 
И, наконец, в-третьих, “абстракция” цветообозначения как процесс отвлечения от “конкретного” цвета относится прежде всего к научному мышлению, то есть определяется его формально-логической выводимостью чистым сознанием (рацио) исключительно на понятийном уровне. “Абстракция” же, как результат указанного вида мышления, ограничена характерным отрывом опосредующих связей ее компонентов от “конкретного” , от историчности, что обуславливает “умерщвляющую все живое” схематичность и/или “схоластическую абсолютизацию” формально-логических связей. Замечу в этой связи, что еще Артур Шопенгауэр присваивал формально-логическим обобщениям термин «бесцветные понятия», а Мартин Хайдеггер называл их “дешевейшим из всех мыслительных средств” . 
Таблица 2. Цветовые коды интеллекта
Предмет Обобщение Уровни обобщения интеллекта
(вид) Процесс (род) Результат (код) Логика Компонент
красное, пурпурное.. абстракция “красное” слово понятие формальная сознание
огонь, солнце, кровь... сублимация ‘красное’ архе- концепт образная подсознание
спектр огня, солнца ... метамеризация красное тип предмет генная бессознание

В таблице 2 показано, как изменяется предметный цвет (снизу вверх) в зависимости от компонента кодирования); графа “Уровень обобщения” включает в себя результат кодирования и носитель долговременной памяти данного предмета. Как следует из таблицы, на уровне под- и бессознания результатом кодирования является архетип, который, в свою очередь, подразделяется на сублимат (как результат кодирования информации в подсознании) и метамер (бессознание). При этом метамер принципиально не может быть означен денотатом в силу их принципиального различия: денотат характеризуется Мат-планом внешней среды, тогда как метамер – С-планом АМИ (см.выше).
Таким образом, рассмотренные принципы цветового кодирования позволили выявить триаду принципиально различных контекстно-зависимых видов логики, которые с одной стороны, контекстно зависят от компонентов АМИ, а с другой, – позволяют классифицировать разнородные предикаты как интеллекта, так и внешней среды. При этом архетип (как психофизическое образование) оказался связанным двумя кодами обобщения, т.е. мог поддаваться разделению и последующему анализу. Поэтому указанные коды обобщения в их строгом понимании должны определяться никак не «принципом исключенного третьего» (или/или), а принципом функционирования естественного интеллекта (и/или) с выявлением доминант интеллекта, определяющих вклад каждого из компонентов в данный цветовой код.
Основной тезис хроматизма гласит: цвет как идеальный образ-концепт материального мира служит информационной моделью для познания сложных саморазвивающихся систем этого (материального) мира и, в частности, родового концепта ‘человек’. Причем объединение концепции хроматизма («внутренние универсалии цветовых канонов» ) с лингвистической концепцией («внешние универсалии и системы родства» ) дало реальную возможность использовать атрибуты цветового тела как работоспособную модель для измерения субъективных параметров внутренней среды по объективированным в цветовых канонах параметрам цветового тела. 
В целях практического использования полученной модели рассмотрим рассуждения К. Уилбера о культуре конца ХХ века. «Сo смертью авангарда и триумфом иронии искусству похоже уже не сказать ничего искреннего. Нарциссизм и нигилизм воюют за главную сцену, которой, по существу, вовсе нет; кич и, халтура наползают друг на друга в борьбе за представительство, которое все равно уже ничего не значит; судя по всему, процветает лишь дружный эгоизм художников и критиков, затерявшихся в зеркальных лабиринтах и восхищающихся своим отражением в мире, которому оно когда-то было небезразлично». 
В самом деле, ни для кого уже не секрет, что мир искусства и литературы зашел в своеобразный тупик. Постмодернистская теория литературы представляет собой совершенный и совершенно типичный пример «гомона интерпретаций», который овладел миром искусства. Когда-то она заключалась в том, что «смысл»— это нечто такое, что автор создает и просто вкладывает в текст, а читатель просто извлекает. Сегодня все стороны считают этот взгляд безнадежно наивным.
С возникновением психоанализа начали признавать, что некоторый смысл может быть бессознательным или порождаться бессознательным, и этот бессознательный смысл проникает в текст, даже если автор этого не осознает. Следовательно, извлекать этот скрытый смысл — работа психоаналитика, а не наивного читателя.
Разнообразные формы структурализма и герменевтики энергично сражались за то, чтобы отыскать «реальный» контекст, который, следовательно, давал бы реальный и окончательный смысл, обесценивающий (или заменяющий) все другие интерпретации. Фуко в свой археологический период превзошел оба эти направления, поместив и структурализм, и герменевтику в эпистему, которая сама по себе служила основанием и контекстом для тех людей, которые вообще захотели бы заниматься герменевтикой и структурализмом.
Отчасти, в качестве реакции на кое-что из этого, Новая Критика, по сути, заявила: не будем обращать внимания на все эти интерпретации. На самом деле, важно только само по себе произведение искусства как таковое. Игнорируйте личность автора (сознательную и бессознательную), игнорируйте историческую обстановку, время, место и смотрите исключительно на структурную целостность самого произведения искусства (его строй, его шифр, его внутренний рисунок). Теория «аффективной стилистики» и «читателя-реакции» резко возражала против этого и утверждала— коль скоро смысл порождается лишь при чтении (или рассмотрении) произведения искусства, значит, в действительности, смысл произведения можно найти лишь в реакции читателя/ зрителя. Феноменологи (например, Айзер, Ингарден) пытались сочетать оба эти подхода: в тексте есть разрывы («точки неопределенности»), и смысл разрывов можно найти в читателе.
Но тут появилась теория деконструкции и, по существу, заявила: вы все не правы. (Тут уж вовсе нечем крыть.) Теория деконструкции утверждала, что любой смысл зависит от контекста, а контексты безграничны. То есть невозможно контролировать или даже окончательно определить смысл — и потому, и искусство, и критика бесконечно крутятся на месте без руля и без ветрил, дрейфуя в пространстве неумолимой неопределенности, где и пропадают навеки.
Постмодернистская деконструкция, как это, наконец, поняли, неизбежно ведет прямо к нигилизму: нигде нет подлинного смысла, есть лишь мнослойные заблуждения. И в результате этого вместо искусства как искреннего высказывания, остается искусство, как анархия, цепляющееся лишь за эгоистическую прихоть и нарциссическое хвастовство. В вакуум, созданный постмодернистским взрывом как победитель врывается эго. Смысл зависим от контекста, а контексты безграничны — и это оставляет и искусство, и художника, и критику одинаково потерянными в пространстве без перспектив, полагающимися лишь на мурлыкание эгоцентричного мотора, который в одиночку приводит в движение все это представление».  
В качестве наглядного примера уилберского анализа културы ХХI века рассмотрим цитату из доклада Ж. Лакана : «Бессознательное – это та глава моей истории, которая содержит белое пятно или ложь: это глава, прошедшая цензуру. Но истина может быть найдена; чаще всего она уже записана в другом месте. А именно: 
- в памятниках: таковым является мое тело, т.е. истерическое ядро невроза, где исторический симптом обнаруживает структуру языка и расшифровывается как надпись, которая, однажды будучи прочитана, может затем быть уничтожена без особого сожаления; 
- в архивных документах, смысл которых остается непонятен, покуда не выяснено их происхождение: таковы воспоминания детства;
- в семантической эволюции: она соответствует моему запасу слов и особенностям их употребления, а также моему жизненному стилю и характеру;
- в традициях и даже легендах, где моя история облекается в героизированные формы;
- в следах искажений, которые возникают при согласовании с соседними главами фальсифицированной главы, чей смысл должен быть восстановлен нашим собственным истолкованием».
Сравним эти положения с принципами хроматизма 
Табл. 3. Соотнесение принципов постструктурализма и хроматизма
№ п/п Истина тела Ж. Лакан Н. Серов
1 Бессознательное содержит белое пятно или ложь Бессознание – принципиально неосознаваемо
2 в памятниках Невротическое тело, информация которого в итоге уничтожается Канонизированная окраска тел, информация которого веками сохраняется в документах 
3 в архивных документах, Смысл непонятен, т.к. Лакан апеллирует к логике детства Смысл понятен из базы знаний, полученной множеством умов человеческих (см. табл. 1)
4 в семантической эволюции Типичная для психоанализа и/или Лакана субъективация объективных предикатов и функций бессознания Семантическая эволюция цветообозначений содержит сущностную информацию о данной стадии развития индивида, социума и т.д. 
5 в традициях и легендах моя история облекается в героизированные формы Учитываются репрезентативные данные, в которых «Мое/Другое Лакана» является исключением из правил в 15 % случаев
6 в следах искажений Смысл фальсификации должен быть восстановлен нашим собственным истолкованием «Презумпция невиновности детства» исключает данный тезис Лакана даже в герменевтических традициях, см. пп. 1 и 3.

Отсюда легко видеть, что и в частных проявлениях своих рассуждений Лакан исходит из того, что бессознание структурировано как язык и стремится к рациональному истолкованию бессознательного . И в этом смысле учение Лакана несет наиболее негативный и деструктивный смысл по отношению к человеку, по сравнению со всеми другими видами психоанализа. Однако отречение от его позиции заставляет нас впадать в самообман – стало быть, жизнь человека состоит из иллюзий, в которых мы обречены пребывать. Не зря же Д. Мацумото привлек термин «Манифестное содержание» (manifest content) для характеристики осознанно припоминаемого содержания сновидений. Ибо социальность сознания оппозиционна сновидной природе бессознания, которое принципиально лишь декларирует, т.е. далеко не сущностно раскрывает свои принципы социуму. 
Итак, межиндивидуальные предикаты личности человека, объективированные многотысячелетним развитием системного моделирования человеческих взаимоотношений, позволили полагать, что цветовой перцепт в качестве образ-концепта являлся идеальным знаком хранящейся информации и в то же время собственным, принципиально неотделимым от себя информативным (контекстно-зависимым) значением этого идеального в модели родовой природы человека. Цветообозначение же, как любое другое вербальное выражение, оказалось языковым знаком целостной системы «внешняя среда – интеллект», в котором закодирован, с одной стороны, определенный смысл (идеальное сущности ‘человека’) и, с другой, – соответствие обозначаемой, к примеру, окраски кожных покровов и/или одежд предмету (материальному) как родовому понятию “человек”.