После введения Фрейдом (1914) в психоанализ понятия «нарциссизм» под этим термином подразумевался либидонозный катексис представления о себе, то есть внутреннего образа собственной персоны. Первоначальное определение в дальнейшем было расширено. Основанием для этого послужил тот факт, что вопрос о величине и распределении психической энергии оказался чересчур упрощенным. Поскольку Фрейд не включил теорию нарциссизма ни в свою теорию влечений, ни в структурную модель, термин стал употребляться в самых разных значениях.
На самом деле понятия нарциссизма используется в психоаналитической литературе для обозначения четырех различных феноменов:
1. для обозначения различной самооценки (причем как для нарциссической высокой самооценки, так и для ее противоположности, выраженной неуверенностью в себе);
2. для обозначения либидонозной стадии развития;
3. для характеристики особого рода объектных отношений, а именно нарциссических;
4. для обозначения сексуального отклонения.
Концепция нарциссизма возникла в то время, когда во фрейдовской теории влечения рассматривался дуализм сексуальных влечений и влечений Я. В 1914 г. Фрейд выдвинул энергетическую концепцию нарциссизма, рассматривая отношение между объектным либидо и нарциссическим как дополнительное. Он использовал модель протоплазматического организма, чтобы показать, как Самость лишается либидо, когда либидо переходит на объект, и как затем либидо, направленное на объект, вновь возвращается к Самости. В качестве примеров обеих крайностей Фрейд называет состояние влюбленности (когда все либидо сосредоточивается на возлюбленной, а влюбленный забывает о самом себе) и состояние сна (когда человек утрачивает всякий интерес к внешнему миру и целиком замыкается в себе).
Модель распределения энергии, или модель амебы, действительно хорошо объясняет частные явления, но другие – нет. Так, для влюбленного характерна как раз повышенная нарциссическая самооценка, и, хотя спящий теряет связь с внешними объектами, во сне продолжаются бурные отношения с объектами внутренними.
Однако в 1914 году рассуждения Фрейда о «чувстве себя» и его источниках выходят далеко за пределы модели амебы. В частности, он указывает, что любовь к объекту в свою очередь усиливает нарциссические чувства, а именно через взаимную любовь, через уверенность в обладании любимым предметом и\или через осуществление идеала Я. Структурная модель психики, в которой Я располагается в качестве регулирующей инстанции в средоточии постоянного динамического конфликта с силами Оно, Сверх-Я и внешнего мира, позволяет более дифференцированно подойти к рассмотрению объектных отношений, равно как и нарциссизма.
В психоаналитической литературе неоднократно обсуждалась проблема, каким же образом соотносится либидо и самооценка. Приравнивание энергии влечения и аффекта, предложенное Фрейдом, кажется слишком простым. Как же можно судить о развитии нарциссизма у ребенка? Во-первых, по поведению грудного ребенка и по отношению к нему матери. Во-вторых, по смутным воспоминаниям или желаниям, которые, несомненно, имеются у каждого человека и запечатлены в мифах о райском саде, золотом веке и т.д. В-третьих, по глубоко регрессивным состояниям, которые можно наблюдать в психопатологии. В-четвертых, по попыткам, которые предпринимаются в ходе психического развития, вновь достичь подобного состояния. Согласно Фрейду, развитие Я состоит в удалении от первичного нарциссизма, которое вызывает интенсивное желание вновь его обрести.
Об этом примитивном состоянии думали и писали многие. Общим для всех авторов является то, что самое раннее психофизиологическое состояния ребенка рассматривается в соответствии с биологической моделью пренатального единства с матерью. Речь идет о состоянии гармонии, удовлетворенности, свободы от напряжения, безусловной уверенности и безопасности. Отвод влечения (аналогичное оттоку влечения в глубоком сне) происходит в основном через физиологические процессы. Эмбрион еще не различает себя и объекты окружающей среды. Он не воспринимает внутриутробное пространство как нечто существующее вне его самого, поэтому «вне его», а значит, и внешних объектов для него пока не существует. Подобные состояния в течение довольно долгого времени можно наблюдать у младенца, который еще не воспринимает кормящую и ухаживающую за ним мать как отдельный от него объект.Существуют фантазии, называемые плодом больного воображения, неуемными желаниями, существующими под огромными распростертыми крыльями богини Aidos (Стыдливости). Разоблачать их – значит, умереть со стыда. Именно эти ночные тайны делают нас наиболее уязвимыми; наши колебания, стыдливые признания и исповеди близкому другу, священнику, аналитику или даже случайному собеседнику – это самое сокровенное, что мы можем сообщить о самих себе. И вместе с тем они прорываются из глубины, из которой мы можем бесконечно извлекать инсайты и осознание.
Это разоблачение себя и для себя, этот пристальный и внимательный взгляд отличается от нарциссизма. С образом Нарцисса, любовно и тоскливо смотрящего на свое отражение в зеркале ручья, не связано ощущение стыда, возникающего при виде себя и при осознании, что тебя видят другие. Амбивалентность стыда не подвергает нас томлению на берегу ручья, а вызывает у нас всевозможные ощущения конфликта и смятения.
Жгущее пламя стыда мазохизма противостоит холодной влаге нарциссизма, и это противоречит традиционному взгляду на мазохизм как на феномен, связанный с нарциссизмом и психологической незрелостью. Психоанализ вслед за Фрейдом рассматривал мазохизм как негативную версию архетипа ребенка, видя в нем детскую безответственность, заторможенное развитие, инфантильную сексуальность и невозможность примирения Я с родительскими требованиями в форме конфликта с Сверх-Я.
Если мы согласны с Фрейдом в том, что основа мазохизма закладывается в детстве в состоянии неполного развития, то мы должны прогнозировать, что мазохизм ведет к развитию целостной личности во взрослом возрасте. Обладание способностью к парадоксальности и амбивалентности, а также умение переживать самые невероятные совмещения характерны только для зрелости. Эти качества, внутренне составляющие переживания мазохизма, выходят за рамки детских непримиримых конфликтов. Мазохизм зрелого взрослого человека может представлять собой постоянный иссушающий процесс перехода от спокойного, ненавязчивого ощущения Я чувства вины к жаркому и сухому ощущению скрытого в душе стыда. От каждого мазохистского переживания остается горстка пепла, хранящаяся в самой глубинной и потаенной части души, в ее истории и ее памяти, и каждое из этих иссушенных, законсервированных переживаний можно просеивать снова и снова.
Если нарциссическая личность свою вечную юность проводит у ручья, утонув в любви, то мазохист достигает зрелости, проходя сквозь огонь, сгорая и получая глубокие шрамы от ожогов. Его влажные нарциссические идентификации испаряются в пламени стыда и унижения, его бредовые фантазии о силе, чистоте и красоте превращаются в небольшую горстку пепла.
По крайней мере, считает Лин Коэун, в одном смысле именно способность к осознанию позволяет установить противоположность мазохизма и нарциссизма. Нарциссическая личность не осознает сущности своего «я», отраженного в воде, а поэтому и не осознает, в какой мере отражается ее собственная душа. Отражения на поверхности воды, туманные мысли, сентиментальная безрассудная влюбленность, - все эти нарциссические черты дают лишь поверхностное отражение общей картины.
Но зеркальное отражение – излюбленный прием мазохистов – является точным, ясным и осуществляется благодаря ртути, алхимическому элементу, символизирующему психологическую рефлексию. Такое зеркало дает отражение глубины без искажений. Это доставляет ему и подлинное удовольствие, и подлинное унижение: мрачность и влечения могут быть постыдными, но по крайней мере они столь же сущностны, как сущностна сама земля, и являются его собственными.
Обратимся к статье О.Н. Павловой «Нарцисс в зеркале русского психоанализа». Автор ее характеризует проведенное ею клиническое исследование как яркую и в то же время достаточно типичную картину нарциссического нарушения личности. История, по ее мнению, скорее похожа на сценарий нашумевшего, но уже забытого фильма, чем на описание психоаналитического случая.
Пациента психотерапевт обозначает именем Иностранец, поскольку он подданный другого государства. Пациент пытался освободиться от зависимости в отношениях с его подругой Кариной. Именно по ее рекомендации он пришел на консультацию к Ольге Николаевне Павловой. 
«В одну из наших встреч Карина сообщила, что ее мужчина хочет обратиться ко мне за аналитической помощью. Я дала согласие на то, чтобы он лично позвонил мне и договорился о встрече. Но несмотря на это, Иностранец избегал личного общения и два раза просил договориться со мной о консультации через свою подругу, а затем своего секретаря. Эти переговоры длились в общей сложности три недели, и в конце концов он все же решился позвонить мне и с пристрастием стал обсуждать плату за первую консультацию. Оказывается, его возмутила названная мною сумма, так как она отличалась от той, которую платила его подруга за терапию. Иностранец знал о стоимости, потому что именно он оплачивал лечение Карины. Он был возмущен тем, что Карина не смогла договориться об условиях его лечения так, как ранее договорилась о себе. Иностранец видит в разнице оплаты некий скрытый смысл, заключающийся в том, что она «не постояла за него». После «торгов» по телефону, в процессе которых, принимая во внимание его непоколебимое упорство и негативизм, я, подумав, решила пойти на компромисс согласилась снизить стоимость консультации до суммы, которую платит его подруга» . 
Возникает вопрос: в какой мере все эти подробности раскрывают специфику именно нарциссического характера. Вероятно, так поступил бы любой человек, независимо от своей типажности. На самом деле, вдруг плата за сеансы оказывается иной: кому это понравится и кто не проявит определенной жесткости в этом вопросе?
Далее О.Н. Павлова отмечает, что начался анализ и с самого начала он скорее походил на перетягивание каната, на борьбу за выживание, в которой он не собирается уступать ни на йоту, так как десять долларов для него оказались вопросом жизни и смерти. Анализируя эпизод назначения встречи, психотерапевт отмечает, что «пациент вел себя так, словно обнаруживал некоторую степень инфантильности. Как и в детстве он поручал заботу о себе самом другим людям и обижался на то, что они недостаточно хорошо, с его точки зрения, справляются с этой задачей» .
Восстановим анамнез этой клинической истории. Несколько лет назад у пациента возникло желание узнать больше о своих родителях, он решил написать книгу о них. Для этого он нанял двух историков, которые поехали на его историческую родину и стали там опрашивать всех людей, которые знали его родителей. С помощью такой необычной реализации своего желания он многое узнал и о своем прошлом и об отношении окружающих к нему, то, что никогда не знал или забыл. Например, одна бывшая его одноклассница, оказывается, ему до сих пор благодарна за то, что он выгнал всех из класса, когда у нее первый раз начались месячные. Все растерялись, и она тоже, а он быстро выставил всех детей на дверь.
Хотелось бы сделать некоторые комментарии к тому, как воссоздается в этом материале структура нарциссического характера. Пациент мечтает написать книгу не о себе, а о своих родителях. В этом пока присутствует мало что от специфики нарциссического характера. Вообще для человека другой страны желание написать книгу о семье – не является чем-то исключительным. Такой бум пережили многие страны. Точка зрения О.Н. Павловой иная. Она пишет: «Стремление Иностранца написать книгу – это не только желание узнать о своем прошлом и отдать дань уважения своим родителям. С одной стороны, такая неожиданная идея носит мегаломонический характер, поддерживая величие моего пациента, а с другой – говорит о его потребности в восстановлении своей линии идентичности» .
Не является доказательным и другой вывод психотерапевта: «Как мне кажется, его жизненная история фрагментарна и сильно искажена в его восприятии. Его воспоминания об отношениях с окружающими людьми, и прежде всего с отцом, матерью и бабушкой, размыты». Но ведь это можно сказать по поводу самых различных клинических историй. В детстве семья данного пациента состояла из четырех человек: мамы, бабушки, Иностранца и отца. Наиболее ярко очерчена фигура отца. Отношения с ним Иностранца не удовлетворяли. Он хотел бы иметь другого отца, этот казался ему «слабым, ноющим, вечно недовольным, не уверенным в себе человеком». Он видел себя «выше» своего отца, ведь когда-то он «победил его». Его идеал мужчины – Бакси Бан, бандит и мафиози, основатель Лас-Вегаса, «большой» и «сильный» человек преступного мира, решающий свои проблемы и проблемы других людей. Мать Иностранца очень любила его, больше, чем отца. В детстве он весьма боялся, что родители разойдутся. Воспоминание о бабушке в его душе навсегда связано с супом, которым бабушка кормила внука и который стал некой формой выражения ее любви к маленькому мальчику. В настоящее время его реакция на недостаточное внимание со стороны его женщины вызывает обиду, которая звучит в виде высказывания: «она мне даже супу не сварила, не разогрела»…
Предложив понятие нарциссизма, Фрейд внес необычайно важный вклад в понимание сущности человека. По существу Фрейд постулировал, что человек может ориентировать себя в двух противоположных направлениях: его основные интересы, любовь, заботы – или, по терминологии Фрейда, его либидо (сексуальная энергия) – могут быть направлены на себя самого или на окружающий мир: людей, идеи, природу, на созданные человеком вещи.
На заседании Венского психоаналитического общества в 1909 году Фрейд заявил, что нарциссизм – это необходимая промежуточная стадия между аутоэротизмом и «объектной любовью». Он не считал, что нарциссизм – это в основном сексуальное извращение, сексуальная любовь к самому себе, как Поль Нэке, который ввел этот термин в 1899 году. Скорее он рассматривал его как дополнение к инстинкту самосохранения.
Наиболее важное обнаружение нарциссизма было получено при анализе шизофрении. Для пациентов-шизофреников были характерны две черты: мания величия и отсутствие интереса к внешнему миру – к людям и вещам. При отсутствии интереса к другим они направляли его на собственную персону – так развивалась мания величия; образ самого себя как всезнающей и всемогущей личности. Изучение психоза как состояние крайнего нарциссизма позволило прийти к идее собственно нарциссизма. 
Другим объектом стало изучение нормального развития младенца. Фрейд предположил, что младенец пребывает в абсолютно нарциссическом состоянии в момент рождения, как и в утробе матери. Постепенно младенец начинает проявлять интерес к людям и вещам. Первоначальная либидальная нагрузка – «либидный катексис Я», – затем переносится на внешние объекты, но сохраняется, соотносится с объектными нагрузками, «как тело амебы соотносится с выбрасываемой ею ложоножкой». Позднее Фрейд пересмотрел некоторые изложенные здесь положения.
Какое значение имело открытие Фрейдом нарциссизма? Оно не только объяснило природу психоза, но также показало, что в обычным взрослом человеке присутствует тот же нарциссизм, что и в ребенке; иными словами, что в «нормальном человеке» присутствуют в большей или меньшей степени те же качества, которые, будучи выражены сильнее, переходят в психоз.
Каким же образом Фрейд сузил эту концепцию? Так же, как и многие другие свои концепции – втиснул и ее в рамки теории либидо. Либидо, вложенное в Я, иногда высвобождается, чтобы прикоснуться к другим объектам, и возвращается опять к Я под влиянием некоторых обстоятельств, например, физической боли или потери «либидно катектируемого объекта». Нарциссизм был по сути сменой направления в этом царстве либидо.
Не будь Фрейд под таким сильным влиянием концепции психического «аппарата», псевдонаучной версии о структуре человека, он бы расширил значение своего открытия во многих направлениях. Прежде всего, он сделал бы больший упор на роли нарциссизма в выживании. Хотя с точки зрения моральных ценностей предпочтительно свести нарциссизм к минимуму, с точки же зрения биологического выживания нарциссизм – нормальное и желательное явление. Если человек не будет ставить себе цели и потребности выше целей и потребностей других людей, как он может выжить? Ему будет недоставать энергии эгоизма, необходимой, чтобы позаботиться о своей жизни. Иными словами: биологические интересы выживания расы требуют определенной степени нарциссизма ее членов; напротив, этико-религиозной целью индивида является сведение нарциссизма к нулю.
Но что более важно – Фрейд не сумел определить нарциссизм как противоположность любви. Он не мог этого сделать, поскольку любовь для него существовала только в виде привязанности существа мужского пола к кормящей его матери. Для Фрейда быть любимым (мужчине – побежденной женщиной) значит становиться сильнее, любить самому – становиться слабее.
Это, по мнению Фромма, проявилось со всей очевидностью в неверном истолковании Фрейдом «Западно-восточного дивана» Гёте. Фрейд пишет: «Я полагаю, тебе покажется занятным, если после сухих научных конструкций, я познакомлю тебя с поэтическим выражением экономического противоречия между нарциссизмом и влюбленностью. Вот цитата из «Западно-восточного дивана» Гёте:
Зулейка:
Раб, народ и угнетатель
Вечны в беге наших дней.
Счастлив мира обитатель
Только личностью своей.
Жизнь расходуй как сумеешь,
Но иди своей тропой.
Всем пожертвуй, что имеешь,
Только будет самим собой.
Хатем:
Да, я слышал это мненье,
Но иначе я скажу:
Счастье, радость, утешенье –
Все в Зулейке нахожу.
Чуть она мне улыбнется,
Мне себя дороже нет.
Чуть, нахмурясь, отвернется –
Потерял себя и след.
Хатем кончился б на этом.
К счастью, он сообразил:
Надо срочно стать поэтом
Иль другим, кто все ж ей мил .
Портрет мужчины, который остается «самим собой», ошибочно понимается как изображение нарциссической личности, хотя для Гёте он, разумеется, является зрелым, независимым¸ достойным человеком. Второй стих, по мнению Фрейда, рисует человека, у которого отсутствует сильная индивидуальность и который растворился в любимом человеке.
Считая, что любовь мужчины «анаклитична», то есть ее объектом является человек, который его кормит, Фрейд полагает, что женская любовь нарциссична, что женщины могут любить только себя и не могут разделить с мужчинами их великое «достижение» любить руку, которая дает им пищу. Фрейд не сознает, что женщины его класса холодны именно потому, что мужчины хотят, чтобы они были холодны, то есть чтобы они вели себя как собственность, и даже не хотят предоставить им «самостоятельную, но равную» роль в постели. Буржуазный мужчина воспринимал женщину такой, какой она была в его воображении, и рационально объяснял свое превосходство, полагая, что этой деформированной женщине – деформированной им – нужно было только, чтобы ее содержали и о ней заботились.
Это, разумеется, типично мужская точка зрения в войне полов, как и убеждение, что женщины менее реалистичны и не так храбры, как мужчины. В самом деле, этот безумный мир, движущийся к катастрофе, управляется мужчинами. Что касается храбрости, все знают, что во время болезни женщины лучше справляются с трудностями, чем мужчины, которые хотят, чтобы мама им помогала. А что касается нарциссизма, женщины вынуждены выглядеть привлекательно, поскольку их выставляют как рабов на продажу; но когда они любят, они любят более глубоко и надежно, чем мужчины, скитающиеся по свету в попытках удовлетворить свой нарциссизм, воплощенный в их пенисах, которыми они так гордятся.
Рисуя искаженный портрет женщины, Фрейд не мог не задуматься, действительно ли он объективен. Но он элегантно разделался с подобными сомнениями: «Возможно, здесь будет уместно заверить, что это описание женской формы эротической жизни не вызвано никаким тенденциозным желанием с моей стороны принизить женщин. Помимо того, что тенденциозность мне совершенно чужда, я знаю, что эти разные линии развития соответствуют дифференциации функций в очень сложном биологическом целом; далее, я готов признать, что существует немалое число женщин, которые любят по мужскому типу и которые также придают сексу слишком большее значение, что свойственно мужскому типу».
Это действительно элегантный, но не психоаналитический выход. Сколько самообольщения в человеке, который может заверять нас, что «тенденциозность ему не совершенно чужда», даже в вопросе, имеющем столь явную эмоциональную окраску.
Эта нарциссическая концепция Я–либидо в противоположность объектному либидо делает трудным для непосвященных понимание природы нарциссизма на основе собственного опыта. 
А вот взгляд Фромма: для нарциссической личности единственно реальной представляется собственная личность. Чувства, мысли, амбиции, желания, тело, семья, – все это то, что к ним относится или им принадлежит. То, что они думают, – истинно, потому что это они так думают, и даже их отрицательные качества прекрасны, потому что это их качества. Все, что к ним относится, – реально и красочно. Все, что вне их, – это серо, уныло, бесцветно и едва существует.
Фромм приводит пример: ему позвонил мужчина и попросил с ним встретиться. Фромм ответил, что на этой неделе он занят, но может с ним встретиться на следующей. Пациент сказал, что живет совсем близко от офиса Фромма и поэтому сможет быстро придти. Когда Фромм ответил, что это удобно для него, но не меняет того факта, что у него (Фромма) нет свободного времени, это не произвело на него никакого впечатления, и он продолжал излагать свои доводы. Фромм оценивает это как случай довольно серьезного нарциссизма, поскольку пациент был совершенно не способен проводить различие между своими и чужими желаниями.
Несомненно, имеет большое значение, насколько умна, талантлива и образована нарциссическая личность. Многие артисты, писатели, дирижеры, танцовщики и политики чрезвычайно нарциссические личности. Их нарциссизм не мешает их искусству, а наоборот – часто помогает. Они выражают то, что субъективно чувствуют, и чем более важна их субъективность для их игры, тем лучше они играют. Нарциссическая личность часто особенно привлекательна именно из-за своего нарциссизма. Представьте себе нарциссического конферансье. Он заполнен собой; он демонстрирует свое тело и свое остроумие с гордостью обладателя редкой драгоценности. Относительно себя у него нет сомнений, которые обязательно присущи менее нарциссической личности. Он восхищается тем, то он говорит и делает, как ходит и двигается, подобно тому, как восторженный поклонник восхищается великолепным спектаклем.
Фромм полагает, что причина привлекательности нарциссической личности заключается в том, что она создает свой образ таким, каким хотел бы видеть себя средний человек: уверенный в себе, не знающий сомнений, всегда на высоте положения. У среднего человека, напротив, нет такой уверенности; его часто грызут сомнения, он склонен восхищаться другими, считая их лучше себя. Можно было бы спросить, почему крайний нарциссизм не отталкивает людей. Почему они терпят отсутствие настоящей любви? На этот вопрос легко ответить: настоящая любовь сегодня встречается так редко, что она почти вне поля зрения большинства людей. В нарциссической личности они видят того, кто любит хотя бы одного человека, - себя.
С другой стороны, абсолютно лишенная талантов нарциссическая личность смешна. Если нарциссическая личность чрезвычайно одарена, ей успех практически гарантирован. Нарциссические люди часто встречаются среди удачливых политиков. Даже если они талантливы и одарены, они не производили бы столь сильного впечатления без излучаемого ими нарциссизма. Вместо того, чтобы удивляться: «Как они смеют так нагло себя вести?» – многие люди, привлеченные нарциссическим образом, усматривают в этом лишь возможную самооценку очень талантливого человека.
Важно понимать, что нарциссизм, который можно назвать «самовлюбленностью», противоположен любви, если под любовью мы понимаем способность забыть о себе и заботиться о других больше, чем о себе.
Не менее важно противоречие между нарциссизмом и разумом. Поскольку Фромм приводил в пример политиков как нарциссических личностей, утверждение о конфликте между нарциссизмом и разумом кажется абсурдным. Однако Фромм подчеркивает, что говорит не об интеллекте, а о разуме. Манипулятивный интеллект – это способность использовать мышление для манипуляции окружающим миром в целях человека. Разум - это способность признавать вещи такими, какие они есть, независимо от их ценности или опасности для нас. Разум направлен на признание вещей и людей такими, как они есть, неискаженными нашим субъективным интересом. Ум – это форма манипулятивного интеллекта, а мудрость – порождение разума. Нарциссический человек может быть чрезвычайно умным, если его манипулятивный интеллект хорошо развит. Но он склонен делать серьезные ошибки, поскольку его нарциссизм заставляет его переоценивать значение собственных желаний и мыслей и полагать, что результат уже достигнут, просто потому что это его желание или его мысль.
Нарциссизм часто путают с эгоизмом. Фрейд считал, что нарциссизм – это либидонозный аспект эгоизма, то есть что необузданная природа эгоизма заключается в его либидонозном характере. Но это разграничение не вполне нас удовлетворяет. Эгоистический человек может видеть мир неискаженным. Он может не придавать своим мыслям и чувствам большее значение, чем они имеют в окружающем мире. Он может видеть мир, в том числе и свою роль в нем, вполне объективно. Эгоизм в своей основе – это форма жадности; эгоист хочет всё для себя, он не любит делиться, он воспринимает других скорее как угрозу, а не как возможных друзей. В нем в более или менее полной форме преобладает то, что Фрейд в своих ранних работах назвал «интересом к себе», но преобладание интереса к себе не обязательно искажает то, каким эгоист видит себя и окружающий мир, как это происходит у нарциссической личности.
Из всех ориентаций характера нарциссизм наиболее трудно распознать в самом себе. В той мере, в какой человек нарциссичен, он превозносит себя и не способен видеть свои недостатки и ограниченные возможности. Он убежден, что его образ себя как замечательного человека правилен, а поскольку это его образ, он не видит причин в нем сомневаться. Другая причина, почему нарциссизм так трудно распознать в себе, заключается в том, что многие нарциссические личности стараются доказать, что они вовсе не нарциссические.
Одним из наиболее часто встречающихся примеров этому является попытка нарциссических личностей скрыть свой нарциссизм за заботой и помощью другим людям. Они тратят много энергии и времени, помогая другим, даже жертвуя чем-то, проявляя доброту и т.п. и все это – с целью отрицания (часто бессознательного) своего нарциссизма. То, что относится, как мы знаем, к особенно скромным и застенчивым людям. Эти люди не только часто пытаются скрыть свой нарциссизм, они одновременно удовлетворяют его, нарциссически гордясь своей добротой или скромностью. Хороший пример этому дает анекдот об умирающем человеке, который слышит, как его друзья, сидящие у кровати, хвалят его – какой он образованный, какой умный, какой добрый, какой заботливый. Умирающий слушал и, когда они завершили свои похвалы, разгневанно вскричал: «Вы забыли сказать, какой я скромный!»
Нарциссизм маскируется по-разному: праведностью, служением долгу, добротой и любовью, скромностью, гордостью. Его можно обнаружить и в высокомерном, нахальном человеке, и в скромном, ненавязчивом. Каждый использует свои приемы, чтобы скрыть свой нарциссизм, часто не осознавая этого. Если нарциссическому человеку удается убедить других, что им следует восхищаться, он счастлив и с ним все в порядке. Если такой нарциссизм, так сказать, проколоть, он повиснет, как спущенный шарик; или же его гневу и бешенству не будет конца. Если нанести рану нарциссизму человека, он впадет в депрессию или будет рвать и метать от ярости.
Особый интерес представляет нарциссизм группы. Нарциссизм группы – это явление, имеющее большое политическое значение. В конце концов обычный человек живет в социальном окружении, которое ограничивает развитие сильного нарциссизма. Что может питать нарциссизм бедного человека, практически не имеющего социального престижа, чьи дети посматривают на него сверху вниз? Он – ничто, но если он может отождествить себя со своей нацией или перенести свой личный нарциссизм на нацию, тогда он – всё. Если бы такой человек сказал: «Я самый чудесный на свете; я самый опрятный, умный, работоспособный, образованный из всех; я лучше всех в мире», всякий кто услышал бы это, с негодованием решил, что этот человек ненормальный. Но когда люди описывают подобным образом свою нацию, никто не возражает. Напротив, если человек говорит: «Моя нация – самая сильная, самая культурная, самая миролюбивая, самая талантливая из всех наций», – на него смотрят не как на ненормального, а как на патриотически настроенного гражданина.
То же относится и к религиозному нарциссизму. Считается совершенно нормальным, что миллионы приверженцев какой-либо религии заявляют, что только они знают истину, что их религия – это путь к спасению. Другими примерами коллективного нарциссизма являются политические и научные группы. Индивид удовлетворяет свой нарциссизм, принадлежа и отождествляя себя с группой. Сам по себе он – никто, а как член самой замечательной группы на свете он – великий человек.
Но, могут возразить, как мы можем быть уверены, что его оценка своей группы в действительности неверна? С одной стороны, группа едва ли может быть настолько совершенна, как ее члены ее описывают; но более важный довод видится в том, что критика группы воспринимается с сильной яростью, что является характерной реакцией человека, чей индивидуальный нарциссизм задет. В нарциссическом характере оценки достоинств национальной, политической и религиозной групп кроются корни всякого фанатизма. Когда группа становится воплощением чьего-то нарциссизма, всякая критика этой группы воспринимается как нападки на самого себя.
Во время «холодной войны» или военных действий нарциссизм приобретает еще более драматическую форму. Моя нация – совершенная, миролюбивая, культурная и т.п.; нация врага, наоборот, – низменная, коварная, жестокая. На самом деле большинство наций имеет одинаковый баланс хороших и плохих черт: у каждой нации есть свои добродетели и пороки. Нарциссический национализм видит только собственные добродетели и только пороки своих врагов. Мобилизация группового нарциссизма - это одно из важных условий подготовки к войне; она должна начинаться намного раньше самой войны и усиливаться с приближением нации к войне.
Чувства, испытываемые в начале первой мировой войны, служат хорошим примером того, что разум молчит, когда правит нарциссизм. Британская военная пропаганда обвиняла немецких солдат в том, то они кололи штыками маленьких детей в Бельгии (абсолютная ложь, но многие на Западе этому верили); немцы называли англичан нацией торговцев-обманщиков, в то время как сами они были героями, сражающимися за свободу и справедливость.
Несколько замечаний о российском нарциссизме содержатся в статье Вячеслава Костикова «Фарш из энтузиастов» . Он утверждает, что типичным символом российского самообмана и самолюбования можно признать знаменитую «птицу-тройку» из гоголевских «Мертвых душ», перед которой «косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Как на самом деле «дают дорогу», показывает история вступления России в ВТО, визовый режим при въезде в шенгенскую зону, нежелание пускать русский бизнес в Европу…
После революции, пишет В. Костиков, пришедшие к власти мечтатели подняли «сон разума» на новую, большевистскую высоту. Вот загорится «лампочка Ильича» и осветит российскую тьму; вот грянет мировая революция, вот запустим «план ГОЭЛРО», вот «догоним и перегоним Америку». Вспомним, какие надежды страна связывала с коллективизацией села, с освоением Крайнего Севера (сегодня мы не знаем, как оттуда ноги и унести), со строительством БАМа. А «к коммунизму на пути» были еще и планы поворота сибирских рек и знаменитая при Хрущеве кукурузная эпопея, закончившаяся двукратным подорожанием мяса, и «освоением целины», отошедшей теперь Казахстану.
Роль нарциссизма в современном обществе обусловлен в первую очередь разобщенностью и антагонизмом индивидов по отношению друг к другу. Этот антагонизм – необходимое следствие экономической системы, построенной на жестком эгоизме и на принципе достижения успеха за счет других. Когда люди не хотят делиться, считает Фромм, и помогать друг другу, расцветает нарциссизм. Но более важным условием распространения нарциссизма является поклонение техники. Таким образом, есть возможность рассматривать мазохизм не только на индивидуальном уровне, но и в контексте массово-психологических процессов.