Целью данной статьи является анализ некоторых аспектов учения о душе такого крупнейшего «персонального центра» античной философии, как Плотин. Автор попытается показать огромную роль и значение этой ипостаси для всей философской системы Плотина и, в частности, его онтологии и антропологии.

Тексты «Эннеад» свидетельствуют, что Плотин всегда стремился утвердить божественный статус души и подчеркнуть, что именно душа – самое драгоценное в нас, то, что связывает нас со сверхчувственным миром. Ю.А. Шичалин заметил, что «в трактатах Плотина мы сталкиваемся с несколькими преимущественно развитыми у него интуициями. Первая – твёрдая уверенность в бессмертии человеческой души, её абсолютной драгоценности»[1].

Но поскольку человеческие души – лишь эманации Мировой Души, то сама Мировая Душа играет ещё более грандиозную роль в иерархии мирового бытия, выстраиваемой Плотином. Вот изумительные строки из самого Плотина, где он раскрывает роль Души в мироздании: «Вот что, прежде всего, да будет известно всякой душе: мировая, универсальная Душа произвела, вдохнув в них жизнь, все живые существа – и тех животных, которых кормит земля, и тех, которые живут в воздухе или в море, она же произвела божественные звёзды и солнце, да и всю красоту форм необъятного неба, она же установила и поддерживает во всём закономерный порядок. Но сама она совсем иной, несравненно высшей природы, чем всё то, что она производит, благоустраивает, чему сообщает движение и жизнь, поскольку, между тем как всё это то нарождается, то умирает, в зависимости от того, даёт ли она жизнь или отнимает, сама она существует вечно, не умаляясь в своей жизни» (V, 1, 2, 1-9)[2].

Более того, философ квалифицирует Душу как некую светоносную субстанцию, которая откуда-то извне пронизывает, наполняет собой, повсюду распространяется по мертвенной и неподвижной до этого Вселенной, освещает эту безжизненную массу подобно тому, как лучи солнца просвечивают тёмное облако, золотя его края. «Итак, Душа, нисходя в эту громадную инертную массу, сообщает ей движение и жизнь и превращает её в мир, который, вечно движимый её разумной силой, стал живым вседовлеющим существом. Как бы поселившись в мире, наполнив его своими животворными силами, Душа придала ему смысл, ценность и красоту, между тем как без неё всё это было бы мертво, земля да вода, или даже нечто ещё худшее – тёмная бездна – нечто такое, чего, как сказал поэт, ужасаются даже боги» (V, 1, 2, 21-27).

Плотин абсолютно уверен, что как ни громадна Вселенная и сколь ни велико в ней разнообразие, но именно всеобъемлющей силой Души она содержится в единстве, и весь этот мир, и всё что в нём, благодаря Душе, есть нечто божественное.

Итак, в своём учении о Душе Плотин исходит из строжайшей диалектики трёх субстанций = ипостасей и их воплощении в материально-чувственном Космосе. Это – одна из главных интенций неоплатонизма. Душа здесь присутствует в качестве третьей субстанции = ипостаси. Правда, следует иметь в виду, что ряд исследователей указывает, что, вообще говоря, Единое = Благо находится «выше сущности», «сверхсуществует» и в этом смысле оно – «сверхбытийно», «сверхсубстанционально», «сверхипостасийно». Ипостасями тогда следует считать Ум, Душу и Природу. И здесь получится, что Душа – это уже вторая субстанция. Но автор данной статьи будет всё же придерживаться традиционного подхода, в котором Единое – это первая субстанция, и тогда Душа будет третьей в этом ряду.

Далее, следует ещё заметить, что у Плотина чётко различаются: 1)Душа – именно как субстанция = ипостась; 2)Мировая Душа; 3)частные, индивидуальные, партикулярные души. Причём второй и третий из перечисленных уровней есть эманация, истечение от первого уровня.

Своё учение о душе, которое органично и пластично встроено в его онтологию и антропологию, Плотин выстраивает, базируясь на некоторых основополагающих идеях и принципах:

-             иерархическая структура бытия. Мир у Плотина сплошь ранжирован, субординирован, принципиально неоднороден и анизотропен, а с этим связана и идея творения высшим бытием низшего, признание за высшим родом бытия творческого начала, дающего импульс развитию всех остальных его ступеней. Мир у Плотина являет собой сплошную лестницу разных уровней, формообразований, состояний и т.д. Да и сама душа иерархична, ибо, как уже отмечалось, есть «высшая Душа», Душа как чистая ипостась, остающаяся в союзе с Нусом (т.е. Духом, Умом); есть «Душа всего», т.е. креативная сила, коей обязаны космос, физический универсум; и, наконец, есть партикулярные души, что нисходят, одушевляя тела, звёзды и живые существа;

-             принцип динамизма и энергетизма, творчески-текучего состояния мира; у Плотина идеальность активна, мир пронизан текучестью, движением, насыщен энергией;

-             эманация, или апоройа, – очень важное понятие у Плотина – можно перевести как изливание, истечение, выхождение, шествие вперёд. В этом процессе происхождение существующего, начинаясь от первого, идёт всё ниже и ниже, причём каждое звено в этом процессе занимает место, сообразное с его природой. Каждое вновь произведённое бытие, с одной стороны, менее совершенно в сравнении с тем бытием, от которого оно произошло, а с другой – сохраняет подобие его в той степени, в которой сохраняет связь с ним и подчиняется ему. Таким образом, мир истинно-сущего представляет собой как бы длинную цепь жизни, в которой каждая предыдущая форма производит последующую, каждая последующая производится предыдущей, но так, что предыдущая не истощается в последующем и её не поглощает, так, что все они друг от друга отличны и в то же время составляют одно непрерывное целое. А. Ф. Лосев определяет плотиновскую эманацию как «художественно-смысловое излияние одной области бытия в другую и одной категории в другую категорию, когда рассматриваемая нами область или категория предстала перед нами во всей своей полноте, и тем самым (ввиду её переполнения) в необходимости для неё излияния на всё иное, и тем самым перехода к созданию этого иного»;[3]

-             с принципом эманации связан принцип единства бытия, своеобразно понятого идеального единства мира, в соответствии с которым высшая ступень бытия имеет исключительный характер; она не подвластна мышлению, логике; её нельзя категориально определить, но вместе с тем именно в ней сконцентрировано всё сущее и всё потенциально возможное бытие; из неё всё истекает и ею всё порождается; она как бы «держит» на себе весь мир: все вещи в целом и каждая в отдельности пронизана ею;

-             мистический опыт Плотина в постижении бытия – у него был бесценный опыт интроспекции, напряжённой духовной жизни, всматривания в глубины своего Я, поисков Абсолюта (если верить его биографам, то он четыре раза достигал мистического экстаза, слияния с Первоединым); и в этом опыте – хотя его и трудно было вербализировать – ему открылось, что «наша личная идентичность предполагает некий невыразимый абсолют, являясь одновременно его эманацией и выражением»[4].

Учение Плотина о душе во многом базировалось на этих ключевых методологических принципах неоплатонизма, хотя, конечно, и не только на них. Плотиновская психология концентрировалась вокруг нескольких важных вопросов и тем.

Одна из таких центральных тем – тема Мировой Души как посредника, связующего звена между сверхчувственным (= умопостигаемым миром) и чувственно воспринимаемым миром.

Посредник (= Мировая Душа) не терпит при этом никакого ущерба и не меняется. Мировая Душа – это периферия, нижняя граница умного созерцания. Она, с одной стороны, созерцает Ум, но с другой, для того, чтобы разглядеть, в каком виде Ум отразился в ней, душа нуждается в специальных инструментах: органах чувств. Эти органы чувств – уже телесны, и тем самым чувственный мир появляется ровно постольку, поскольку душа входит в составленное из формы и материи тело, делает его одушевлённым, входит  в его заботы, следит за тем, как оно возникает и развивается, реализуя тот план, который заложен в находящемся в ней логосе – понятии. Причем когда речь идёт о Мировой Душе, то, согласно Плотину, она управляет телом Космоса без непосредственного телесного, материального контакта, воздействуя на него чисто идеально, через поток особых энергий. А вот партикулярные души вынуждены вступать в контакты с материальными телами. При этом они, конечно, остаются частью Мировой Души, и у них всегда есть возможность вернуться обратно, но часто души настолько утопают в делах и заботах тела, настолько вязнут в них, что забывают о своей изначальной природе и изначальном предназначении. И это грозит окончательной деградацией, «потерей крыльев», как любил повторять Плотин. Об этом двойственном положении души Плотин помнил всегда.

Душа – это трон, царственное место «внутреннего человека», но «внешний человек» часто забывает это. И тогда это место превращается в конюшню. Плотин подчеркивает: «Чтобы стать безупречной, наша душа должна стать сопричастной целостной Душе, дабы вместе с нею «проходить величественным путём, повелевая мирозданием». В такие моменты душа и не отделена от тела, и одновременно не находится  в нём или  в ином каком рабстве, лучшей своей частью вместе с Мировой Душой покоясь как бы на лоне Единого. Ведь для того, чтобы придать телу энергии, необходимые для его существования, душе нет нужды отдаваться ему целиком, поскольку для оказания помощи низшим планам бытия далеко не всегда душе требуется отторгать себя от планов высших» (IV, 8, 2, 19-26).

Итак, сложное положение индивидуальной души заключается в том, что, нисходя в материальные тела, она рискует быть окутанной «липким клеем греха и похоти», как любил позднее выражаться блаженный Августин. Поэтому положение души, наполненной желаниями, страстями и страхами, очень сложное и неустойчивое. Но, как не раз подчёркивает Плотин, никакая из бед «не может случиться с той душой, которая своею лучшей частью не нисходит в тело, которая – не раб, но повелитель, вполне подчинившая себе тело и руководящая им так, чтобы самой при этом ни в чём не терпеть нужды, а потому и не подверженной ни страхам, ни страстям» (IV, 8, 2, 47-50).

Вот подлинная  цель мудреца, философа, да и просто добродетельного человека – взращивать в себе именно такую душу, очистить этот слиток золота от налипшей на него грязи, дабы через такое очищение суметь приблизиться к Первоединому, лицезреть его, а если удастся, то и слиться с Ним.

Далее, следует отметить, что Плотин проводит тезис о двухчастной структуре души (как индивидуальной, так и Мировой), продолжая тем самым линию Платона и Аристотеля. Высшая часть души, в которой сконцентрировано все самое ценное и позитивное, устремлена к созерцанию Ума, а через него – и Единого. А низшая часть души вынуждена соприкасаться с материальными формами, упорядочивать, оживлять их.

Для Плотина очень важно показать, что когда высшая часть Мировой Души обращается к Уму (= Духу), то она обретает собственную ипостась, видя  в Уме Единое и  входя в контакт с самим Благом. Это сцепление Души с Единым = Благом образует одну из несущих конструкций системы Плотина, фундамент, поддерживающий не только творческую активность Души, но и возможность возвращения к Единому.

Плотин красной нитью проводит мысль о том, что Душа заимствует свой Свет от Блага, воспаряет, стремится к нему. Благо тела – в Душе. Благо Души – в Уме. Душа – материя для Ума, так же как Ум – материя для Единого.

Плотин рассуждает о свободе и указывает, что свобода Души – в том,  что она стремится к Благу = Единому, она желает именно этого Блага, но беда в том, что тело стесняет, ограничивает свободу Души, ибо наступает момент, когда Мировая Душа расщепляется на множество частных душ, для которых контакт с телами неизбежен.

Плотин при этом указывает, что степень свободы сущих определяется степенью их причастности, уподобленности, близости к Благу. И это  в полной мере касается и Мировой Души, и её эманаций – частных душ. Плотин выстраивает вертикаль бытия, в которой чем ближе к Единому = Благу, тем больше концентрация единства и свободы. Поэтому у него на самом верху царит Единое, ниже – Ум – едино-многое, ниже – Душа – многое и единое, ещё ниже – материя – многое (предикат единства на этой стадии почти обнуляется).

И. В. Берестов, оценивая систему Плотина, подчёркивает, что «имеется возможность интерпретации онтологии Плотина как иерархии «сущих» от первоначала до материи, обладающих всё более ограниченной свободой. Именно свобода оказывается связующим принципом системы Плотина на всех её уровнях. Всё в той или иной степени сущее в системе Плотина оказывается либо свободно действующим в некоторых отношениях, либо результатом свободного действия (свободного избрания). Вообще в системе Плотина нечто является существующим в той степени, в которой оно свободно»[5].

Всё сказанное целиком и полностью относится и к Душе (= частным душам). Даже самая грешная, самая падшая, погрязшая в «липком клее похоти» душа имеет минимум свободы для того, чтобы измениться, обзавестись крыльями, вырваться из греховной паутины, воспарить ввысь к своей истинной Родине, узреть присутствие Единого. Многие потрясающие и пронзительные страницы «Эннеад» посвящены раскрытию именно этой идеи.

Но здесь возникает очень серьёзный вопрос и серьёзная проблема: если единство так прекрасно и упоительно и если нет ничего выше единства, то почему же каждая из сущих (в том числе – Душа) нарушает это единство в самом себе и производит на свет более низшую ступень бытия, так сказать, расщепляет себя на некую множественность?!

Один возможный ответ на этот вопрос уже давался выше, ибо уже подчёркивалось, что, согласно Плотину, каждая ступень в иерархии бытия переполняется своей собственной энергией, творческой активностью и как бы выплёскивает, изливает её вовне. Всё более совершенное должно неизбежно порождать нечто менее совершенное, всё более совершенное не может не творить. Это – непреложный мировой закон.

Но у Плотина есть ещё очень важное методологическое указание на этот счёт, объясняющее механизм творения более высшим пластом бытия более низшего бытийного уровня.

Оказывается, каждая из субстанций = ипостасей (Единое, Ум, Душа) обладает двумя разными энергиями, разными видами активности. Плотин постулирует, что есть энергия сущности, а есть энергия, исходящая от сущности. Это принципиально важный момент.

Благодаря энергии сущности каждая из субстанций остаётся тем, что она есть по своей природе, имманентно обеспечивает своё единство. Единое остаётся Единым, Ум остаётся Умом, Душа – Душой. Но неизбежно начинает распространяться и энергия, исходящая от сущности. Она инициирует эманацию и благодаря ей Единое рождает Ум, Ум творит Душу, а Душа распадается на частные души и творит природу.

Все партикулярные души, благодаря энергии, исходящей от сущности, происходят от одной – Мировой Души, – находясь с ней в отношении «единое-и-многое», «раздельное-неотъемлемое», «отличное, но не отпавшее».

Сам Плотин, описывая вышеозначенную ситуацию, нашёл: «Но каким образом первый ноумен производит эту новую энергию, сам пребывая в себе? Тут нужно отличать энергию сущности от энергии, которая истекает из сущности. Энергия сущности не отличается от той сущности, которой она принадлежит, она есть всегда сама эта сущность. Но энергия, истекающая из сущности, отличается от неё, как от своей причины. Каждая вещь обладает и той, и другой энергией. Так, например, в огне – одно представляет собой та теплота, которая составляет его сущность, и совсем иное – та, которая распространяется от него во все стороны; эту вторую энергию рождает первая именно потому, что она составляет саму субстанцию огня и что в ней-то собственно огонь и сохраняет свою природу, то есть пребывает как огонь» (V, 4, 2, 32-41).

То же самое происходит и с Душой. Из энергии, составляющей её сущность, рождается другая энергия, излучающаяся из этой сущности. Благодаря этой второй энергии, обеспечивающей процесс эманации, рождаются частные души и мир природных форм.

Итак, в плотиновском Универсуме всё пронизано потоками энергий, но степень концентрации, напряжённости этих энергий в разных пластах бытия разная. Поэтому одни энергии обеспечивают удержание единства данного сущего, а другие, рождающиеся из них, обеспечивают возможность порождения множества самых разных индивидуальных форм. При этом потом поток вторых энергий всегда подчинён первым энергиям сущности, и множество самых разнообразных форм бытия (= частных душ в том числе) всегда имеет возможность вновь обрести некогда утраченное единство.

Для того, чтобы прояснить соотношение Мировой Души и частных, партикулярных душ, Плотин помимо прочего прибегает к понятиям актуальности и потенциальности. Философ указывает, что «когда душа отделяется от тела, то это значит, что она теряет свою индивидуальность и обособленность; напротив, когда душа выделяется из универсальной Души, сосредоточив свою энергию в определённом теле, то становится индивидуальной; однако же, перестав таким образом быть универсальной, она всё же остаётся универсальной потенциально, ибо когда покинет тело, то станет универсальной актуально, а индивидуальность её тогда станет лишь потенциальной» (VI, 4, 16, 41-47).

То есть, если продумать всё это до конца, то получается, что в Мировой Душе в потенции, так сказать, имплицитно, свёрнуто содержатся все возможные частные, индивидуальные души, ждущие своего срока для выделения из этого всеобъемлющего бытия и вселения в конкретные тела.

Но и напротив, каждая партикулярная душа в потенции, имплицитно, свёрнуто есть Мировая Душа, несёт в себе её характеристики, даже если и не знает об этом, несёт на себе печать умопостигаемого мира и всецелости бытия. Это – потрясающая диалектика соотношения конечного и бесконечного, части и целого, растворения (= слияния) конечного в бесконечном и бесконечного в конечном. Читая эти строки Плотина, вспоминаешь и Н. Кузанского, и монадологию Г.В. Лейбница, и Дж. Бруно с его учением о Мировой Душе как генераторе всех частных, индивидуальных форм.

Наконец, в прямой связи с учением о Душе у Плотина стоит учение о времени. Вообще Шеллинг где-то в своих записных книжках однажды заметил, что подлинная философия начинается с рассмотрения проблемы времени.

Плотин тоже занимается этой проблемой. И он приходит к выводу, что время появляется вместе с Душой. Единое и Ум вне времени, они – в вечности. А время – «это жизнь Души, которая в процессе движения переходит от одного проявления жизни к другому» (III, 7, 11, 41-42). «Время есть продукт созерцания, неразрывно связанный с Душой, как и вечность неразрывно связана с умопостигаемым миром» (III, 7, 11, 61-62).

Плотин полагал, что «Душа, создавая этот мир в подражание миру сверхчувственному, мир, находящийся в движении, похожем на движение ноуменального мира, как копия на оригинал, сначала сама сделалась временем, которое заменило вечность. Затем она отдала во власть времени возникший видимый мир, поместив его целиком во время со всеми его изменениями. Тогда мир, двигаясь в Мировой Душе (в нашей вселенной нет другого места для движения мира), двигался во времени, этой Душе присущем» (III, 7, 11, 26-32).

Все эти рассуждения Плотина о вечности и времени, оригинале и копии, о подражании копии оригиналу явно навеяны платоновским «Тимеем». Плотин для обоснования своей позиции часто прямо или косвенно ссылается на те или иные диалоги Платона, подразумевает их. Так А.Ф. Лосев подсчитал, что наибольшее количество ссылок у Плотина относится именно к платоновскому «Тимею» - их 105.

Мировая душа у Плотина часто отождествляется и с Зевсом, и с Афродитой. Душа – это всегда жизнь. порыв, непрерывное изменение. Неслучайно, видимо, Плотин так повлиял уже в ХХ веке на философию жизни А. Бергсона.

Лишь в душе возможно созерцание истинной красоты. И именно душа – виновница безобразного, когда она не вполне овладевает материей. Отсюда проистекают разные негативные акциденции.

И, наконец, самое главное: душа – место встречи одинокого с Одиноким, человека с Богом = Единым. Только в душе возможно такое слияние, если она, конечно, сама готова к этому. Ведь как глаз, долго блуждавший в темноте, может не выдержать внезапно обрушившегося на него потока абсолютно чистого света, так и душа, заблудившаяся в потёмках, может не вынести встречи с Единым, который может ослепить её своим царственным сиянием. Кстати, метафора света, сияния очень любима Плотином. Но что же делать? Как узреть Его?

Совет Плотина: «Сбрось с себя всё». Здесь ещё одна метафора Плотина – раздевание, сбрасывание с себя одежд. Смысл здесь в том, что душа должна очиститься, сбросить с себя всё налипшее, наносное, нечистое, дабы вновь обрести крылья и воспарить к Нему. Это непросто, но зато награда безмерна – встреча с Ним, слияние с Ним. Послушаем самого философа: «Душа остаётся без света, когда лишена присутствия Божия, когда же Бог озаряет её, она достигает того, чего ищет. Истинная цель существования нашей души в том и состоит, чтобы быть в общении с этим светом, созерцать этот свет через него самого, а не через какой-нибудь посторонний свет; подобно тому, как солнце мы видим посредством его собственного света, так и Божество душа может и должна созерцать только посредством того света, которым оно её озаряет. Но как этого достигнуть? Отложи всё» (V, 3,17, 41-47).

Зато когда душа удостаивается лицезреть Его, то просто невозможно описать и передать то состояние, при котором душа растворяется в этом светоносном, струящемся эфире абсолютного блаженства. Правда, Плотин пытается донести это чувство до читателей своих «Эннеад». Вот в каких выражениях он вербализирует то, что сам четырежды испытал, видя Его: «… в самый момент такого соприкосновения душа, внезапно озарённая светом, верует, что узрела его, что этот свет исходит от него и что в этом свете Он сам ей блеснул» (V, 3, 17, 34-36). Или: «Кто удостаивается такого единения, тот зрит Бога, зрит в нём самого себя – просветлённого, в сиянии горнего света, даже более – видит себя, как сам свет – чистый, тонкий, лёгкий. Ему кажется тогда, что он сам как бы обратился в божество, что он весь пламенеет, как горящий огонь; когда же минует это состояние, он опять становится тяжёлым и ничтожным» (VI, 9, 9, 66-70).

В такой момент «лицезрения Бога исчезает всякое двойство, так как созерцающий тут отождествляется до такой степени с созерцаемым, что, собственно говоря, не созерцает его, а сливается с ним воедино» (VI, 9, 11, 5-7). Здесь он «сам весь как бы исчезает, ибо восхищённый и исступлённый, очутившись в полном уединении от всего и в совершенной тишине, погрузившись всецело в глубину собственного существа, не обращая внимания ни на что другое, даже на самого себя, он словно столбенеет, весь обращается в полный, чистый покой» (VI, 9, 11, 14-18).

Своим учением о душе Плотин звал своих читателей к соединению с Божеством = Единым, которое внутри нас, надо только уметь найти дорогу к нему. Именно об этом были его последние слова, обращённые за несколько мгновений до смерти к его другу Евстохию, бывшему у его смертного одра.

В заключение хотелось бы отметить, что Ю.А. Шичалин назвал манеру, в которой писал Плотин, «отчётом созерцателя». И, действительно, многие свои рассуждения он начинал словами: «Впрочем, тот, кто видел, знает, о чём я говорю…»

Ведь, описывая процессы мучительного, напряжённого, концентрированного вглядывания, всматривания в жизнь своей души, а через неё – и в глубины Абсолюта, Плотин, очевидно, рассчитывал на определённую степень конгениальности своих читателей. Он, вероятно, полагал, что читателями его «Эннеад» будут не первые попавшиеся, случайные люди, а родственные ему по духу, настроенные с ним на одну духовную волну. Поэтому, видимо рассчитывая на такое понимание и сопереживание, он и подчёркивал, что такие состояния экстаза, слияния с Первоединым до конца невыразимы, неописуемы и невербализируемы. В самом деле «очень трудно передать такого рода созерцание, ибо, как в самом деле созерцатель изобразит созерцаемого отличным от себя, когда во время созерцания между тем и другим, вместо обособления, бывает слияние их воедино?!» (VI, 9, 10, 22-25). Так как божественное «невыразимо, неописуемо, то и запрещается толковать о божественном с теми, кто не удостоился ещё созерцать его» (VI, 9, 11, 2-4). Ну а для тех, кто удостоился блаженства видеть Его, особо много слов и ненужно было, им было достаточно тех штрихов, которые набросал Плотин. Ибо ведь высказано: «Тот, кто видел, знает…».

[1] Шичалин Ю.А. История античного платонизма в институциональном аспекте. М., 2000., с.268.

[2] Здесь и далее автор следует традиционному порядку ссылок на «Эннеады» Плотина, где римская цифра означает номер «Эннеады», следующая цифра – номер трактата в ней, далее – номер главы в трактате, а в конце – номер строк в цитируемом фрагменте.

[3] Лосев А.Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 2000, с.477

[4] Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991, с.31

[5] Берестов И.В. Свобода в философии Плотина. С.П.,2007, с. 366