Религиозная жизнь блокированной с суши «северной столицы» России со-ставляет важную, однако малоизвестную страницу ее истории. Без ее знания трудно понять, чем же держался город, ведь помощь извне была очень мала. До сих пор почти не освещена роль блокадного духовенства в укреплении духа защитников Ле-нинграда. Среди страха, голода, страданий измученной паствы священники право-славных храмов показывали примеры удивительной стойкости, христианского тер-пения и выдержки. Они поддерживали и ободряли прихожан, не давая погаснуть на-дежде, что не будет оставлен и побежден народ русский, что их соборная молитва окажется услышана, и город выстоит. Именно вера являлась тем источником, откуда черпали силы многие защитники и жители города.
К началу Великой Отечественной войны отношения между государством и религиозными организациями в СССР были далеки от нормальных. Правда, к 1940-м гг. сталинское окружение, в основном под влиянием внешнеполитических обстоя-тельств, уже отказалось от запланированного полного уничтожения православной церкви в стране. Однако ее положение оставалось трагичным - множество запретов опутывало со всех сторон, сотни священников томились в тюрьмах и лагерях. Так, в одной из крупнейших епархий страны - ленинградской к 1941 г. уцелел лишь 21 пра-вославный храм, отсутствовали монастыри, духовные учебные заведения и т.п.
К тому же были еще не изжиты церковные расколы 1920-х гг. Большинство храмов относилось к Московской патриархии, Ленинградскую епархию которой воз-главлял митрополит Алексий /Симанский/. В самом городе и северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады в его ведении находились Николо-Богоявленский ка-федральный и Князь-Владимирский соборы, церкви Никольская Большеохтинская и Волковская кладбищенские, Димитриевская Коломяжская и Спасо-Парголовская. К обновленческому течению принадлежали Спасо-Преображенский собор и церкви на Серафимовском кладбище и станции Лисий Нос.1 Ими управлял протопресвитер Алексий Абакумов. Наконец, в городе оставался последний иосифлянский храм - Троицкий в Лесном, где служил иеромонах Павел /Лигор/ .2 Общее количество штатных православных священнослужителей в Ленинграде не превышало 25 чело-век, кроме того было около 30 приписных, заштатных и катакомбных священников.
Общин других исповеданий к этому времени почти не осталось. Петербург всегда был многонациональным и многоконфессиональным городом. На 1917 г. в нем имелось около 80 инославных и старообрядческих храмов, часовен, молитвен-ных домов. Однако к началу войны подавляющее большинство из них оказалось за-крыто. Так, в 1938 г. были ликвидированы две последние лютеранские кирхи, мо-литвенные дома баптистов и адвентистов 7-го дня, буддийский храм, в феврале 1939 г. - единственная оставшаяся старообрядческая церковь. Несмотря на массовое со-противление мусульман, перед самой войной 27 января 1941 г. Президиум Верхов-ного Совета РСФСР утвердил решение Ленгорисполкома о закрытии соборной мече-ти.
В результате этих насильственных акций, репрессий и выселения из города верующих различных конфессий в Ленинграде, кроме 10 православных церквей, уцелели лишь Хоральная еврейская синагога и костел Божией Матери Лурдской. Причем он функционировал недолго. Уже 15 июля 1941 г. единственного в Ленин-граде католического священника Михаила-Кловиса Флорана, после разрыва отно-шений СССР с профашистским французским правительством в Виши, арестовали, обвинили в шпионаже и отправили в Москву. 21 июля его выслали из СССР. И хотя костел формально закрыт не был, богослужения в нем не проводились. Правда, пе-ред отъездом Флоран сумел передать полномочия апостольского администратора священнику Павлу Хомичу, который нелегально проживал в Ленинграде с августа 1939 г. После пятилетнего срока заключения в лагерях Хомич поселился в Ленин-граде, рассчитывая, что ему удастся в большом городе устроиться служить в какой-либо храм и «легализоваться». Ревностные католички, терциарки приютили своего пастыря. Время шло, отношение властей к церкви не менялось, почти все католиче-ские храмы были закрыты. О. Павел стал служить тайно в квартирах, где он жил и куда его приглашали. Круг его прихожан был невелик – около 20 человек, в основ-ном пожилые женщины. Тайные богослужения продолжались и в блокаду. В начале 1942 г. многие терциарки были принудительно эвакуированы как «неблагонадежный элемент». 15 июля 1942 г., когда город уже обезлюдел и проводилась массовая пере-регистрация паспортов, Хомича арестовали. Его обвинили в организации подполь-ного костела, антисоветской пораженческой агитации и клевете на советское прави-тельство, 1 сентября 1942 г. приговорили к смертной казни и 10 сентября расстреля-ли.3
Из неправославных храмов всю блокаду действовала лишь Хоральная синаго-га. Сведений об ее общине сохранилось немного: она регулярно делала денежные взносы в фонд обороны, власти выдавали муку для выпечки мацы и т.п. Кроме того, известно, что в осажденном городе на квартирах своих членов собиралась баптист-ская община, официально зарегистрированная только в 1945 г.
С первых же дней войны Русская православная церковь, продолжая вековую традицию, посвятила себя защите Родины. Уже 22 июня, когда многие государст-венные и партийные руководители пребывали в растерянности, патриарший место-блюститель митр. Сергий /Страгородский/ обратился с посланием к верующим и благословил их на борьбу за оборону Отечества. Это послание зачитывалось в хра-мах Ленинграда, и люди уходили на фронт, как на подвиг, благословленный церко-вью. Ленинградский митрополит Алексий написал свое обращение к духовенству и верующим «Церковь зовет к защите Родины» 26 июля, особенную же известность получило его слово за литургией, произнесенное 10 августа в Московском Богояв-ленском соборе. В нем говорилось, прежде всего, о патриотизме и религиозности русского человека: «Как во времени Димитрия Донского и св. Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому де-лу..., мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окончательную победу над врагом».4 Авторитет и влияние Ленинградского владыки в это время были настолько велики, что 12 октября глава патриаршей церкви митр. Сергий в своем завещательном распоряжении именно его назначил своим преемни-ком. Впрочем, к концу 1930-х гг. на свободе оставалось всего лишь 4 правящих пра-вославных архиерея.
По предложению митр. Алексия уже с 23 июня приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону. Владыка поддержал желание верующих отдать на эти цели имевшиеся в храмах запасные суммы, порой очень значительные. Особенно активно проявлялось желание оказывать запрещенную с 1918 г. благотворительную помощь. Вспоминали опыт I мировой войны, когда многие приходы устраивали гос-питали. Так, «двадцатка» Князь-Владимирского собора предложила на свои средства открыть и содержать лазарет для раненых и больных воинов и 8 августа передала на него 710 тыс. из 714 тыс. имевшихся у нее рублей. Однако подобная конкретная бла-готворительная деятельность осталась под запретом и после начала войны. Прихо-дам разрешили перечислять деньги только в общие фонды - Красного креста, оборо-ны и т.п. Но даже такое ограничение не погасило воодушевления верующих и духо-венства. Храмы отказывались от всех расходов, кроме самых необходимых. Повсе-местно солдатам собирали теплые вещи, прихожане жертвовали продовольствие для больных и т.д. 385 тыс. рублей в первые дни войны выделил Никольский собор, все-го же к концу 1941 г. свои взносы сделали все православные приходы Ленинграда на общую сумму 2144 тыс. рублей.5
С конца июня 1941 г. храмы стали заметно заполняться народом: многие при-ходили помолиться за своих близких. Но богослужения пришлось приспособить к военным условиям: утром они начинались в 8 часов, вечером - в 16, ведь молящимся нужно было успеть благополучно вернуться домой до наступления комендантского часа. Молодые церковнослужители ушли в армию, народное ополчение, на оборон-ное строительство. Оставшиеся изучали средства противопожарной и противовоз-душной обороны и возглавили соответствующие группы прихожан, созданные при каждом храме. Были образованы и группы сохранения порядка на случай паники во время богослужения. Среди оборонных мероприятий важное значение имела и мас-кировка соборов, которые могли бы стать ориентирами и целями при воздушных на-летах на город. В августе началась маскировка их золотых куполов с помощью чех-лов, маскировочных сетей и окраски в защитный цвет. До сих пор на окнах Николо-Богоявленского собора остались внутренние ставни, сделанные в начале войны. То-гда они плотно закрывались, чтобы даже огонек свечи или лампадки не просочился наружу и не стал ориентиром для фашистских бомбардировщиков.
Фронт стремительно приближался к городу. Немало ленинградцев, среди них и несколько священников, опасаясь за свои семьи, проводившие лето на даче, вы-ехали за ними, но неожиданно сами оказались в оккупации. Один из них, протоиерей Александр Петров, вскоре начавший служить в гатчинском соборе, в августе 1942 г. был расстрелян фашистами.6 8 сентября сомкнулось кольцо блокады. Начались ар-тиллерийские обстрелы города. От снарядов и бомб пострадали Никольский, Князь-Владимирский соборы, здание бывшей духовной академии, где тогда размещался госпиталь. Даже отдаленная Коломяжская церковь в ноябре 1941 г. подверглась бомбардировке. Один из ее прихожан - С.И. Каяйкин - был убит прямо в церковной сторожке. Но богослужения в действовавших храмах продолжали совершаться еже-дневно. Первоначально по сигналу тревоги молящиеся уходили в бомбоубежища, затем привыкли и службы зачастую не прерывались, только дежурные МПВО зани-мали свои места.
К концу сентября фашистские войска под Ленинградом были остановлены; в город войти они не смогли. Интересно, что родилась широко распространенная ле-генда, сам этот факт объяснившая вмешательством небесных сил. Она неоднократно описывалась в литературе: «Промыслом Божиим для изъявления воли Господней и определения судьбы русского народа был избран Илия Салиб - митрополит гор Ли-ванских /Антиохийский патриархат/. После Александра III /патриарха/ Илия Салиб горячо, всем сердцем молился о спасении страны Российской перед иконой Казан-ской Божией Матери. Три дня без сна, еды и пития. Через трое суток бдения ему явилась Сама Матерь Божия и объявила ему волю Божию: «Успеха в войне не будет, доколе не отворят все закрытые по стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии; не выпустят из тюрем и не возвратят с фронтов священство для бого-служения в храмах. Сейчас готовится к сдаче Ленинград. Город Святого Петра не сдавать. Доколе мое изображение находится в нем - ни один враг не пройдет. Пусть вынесут чудотворную икону Казанскую и обнесут ее крестным ходом вокруг горо-да...». Нужно объяснить, что подобное явление митр. Илие действительно было, и он связался с представителями Русской церкви и советским правительством и передал им «Господне определение». Далее же в историю вплетаются легендарные события: «В Ленинграде вынесли из Владимирского собора Казанскую икону Божией Матери и пошли крестным ходом. И произошло удивительное. Гитлер изменил свои планы... Благоприятный момент для врага был упущен. Враг был отброшен. Подтвердилось пророчество святителя Митрофана: город Святого Петра избран Самой Богородицей и пока в нем находится Казанская Ее икона и есть молящиеся, враг не сможет войти в город. После Ленинграда Казанская икона Божией Матери начала свое шествие по России...».7
Молитвы перед чудотворными иконами в Ленинграде были, как и крестные ходы, в ограде храмов. Распространенная версия о шествии с образом Казанской Божией Матери вокруг города, вдоль линии, где вскоре остановят фашистов, доку-ментально не подтверждается. В 1947 г. митр. Илия по приглашению Московской патриархии и советских властей приезжал в СССР. Он был награжден Сталинской премией мира за помощь во время войны. Владыка посетил Князь-Владимирский собор, увидел чудотворную икону, и рассказал собравшимся в храме о своем виде-нии. Рано наступившая зима оказалась на редкость суровой. В городе почти прекра-тилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отаплива-лись. В храмах температура упала до нуля, порой замерзало масло в лампадах, все больше людей умирало от голода. Протоиерей Николай Ломакин, давая свидетель-ские показания на Нюренбергском процессе, рассказывал, что вокруг Никольской церкви Большеохтинского кладбища можно было в течение целого дня видеть груду гробов - 100, 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник. Всем ленин-градским священнослужителям, в том числе митр. Алексию приходилось постоянно заниматься этим скорбным делом.8
Даже в самую страшную блокадную зиму 1941-42 гг. храмы продолжали функционировать /лишь Серафимовская кладбищенская церковь в январе-апреле 1942 г. была закрыта/, давая горожанам духовное утешение и поддержку. Весь пери-од блокады продолжался значительный рост религиозного чувства горожан. На гла-зах разливалось «замешанное на крови и пытках 1930-х гг.» уродливое здание «во-инствующего безбожия». Богослужения проходили при переполненных храмах. Ли-тургию в них вопреки церковным канонам нередко служили так же, как это делали священники-заключенные в лагерях – на ржаной просфоре. Вместо вина порой ис-пользовался свекольный сок. Конкретную цифру посещавших в тот период церкви ленинградцев указать невозможно, однако сохранились свидетельства очевидцев. Один из прихожан Князь-Владимирского собора позднее вспоминал о декабре 1941 г.: «Певчие пели в пальто с поднятыми воротниками, закутанные в платки, в вален-ки, а мужчины даже в скуфьях. Так же стояли и молились прихожане. Вопреки опа-сениям, посещаемость собора нисколько не упала, а возросла. Служба у нас шла без сокращений и поспешности, много было причастников и исповедников, целые горы записок о здравии и за упокой, нескончаемые общие молебны и панихиды».9 Митр. Алексий в своем докладе 8 сентября 1943 г. на Соборе епископов православной церкви также указывал: «И мы можем отмечать повсюду, а живущие в местах, близ-ких к военным действиям, как например, в Ленинграде в особенности, как усилилась молитва, как умножились жертвы народа через храмы Божии, как возвысился этот подвиг молитвенный и жертвенный. Тени смерти носятся в воздухе в этом героиче-ском городе-фронте, вести о жертвах войны приходят ежедневно. Самые жертвы этой войны часто, постоянно у нас перед глазами...».10
Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой церкви, силой общего воодушевления. В чин Божественной литургии вводились специальные мо-литвы о даровании победы нашему доблестному воинству и избавлении томящихся во вражеской неволе. Служили тогда и особый молебен «в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну». Позднее, в 1943 г. на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование Ленинградским фронтом во главе с маршалом Л.А. Говоровым.
Все свои силы для того, чтобы службы продолжались, прилагал митрополит Алексий. Не обращая внимания на артобстрелы, он -зачастую пешком посещал ле-нинградские храмы, беседовал с духовенством и мирянами. «Нет слов, - отмечал очевидец, - чтобы описать ужасы, которые пережили ленинградцы в дни жестокой блокады своего города... Митрополит Алексий сам испытывал все эти бедствия и проявил героическую бодрость духа и огромное самообладание. Он постоянно со-вершал богослужения, ободрял и утешал верующих. И, несмотря на голод и бомбеж-ки, обессиленные люди с опухшими лицами, едва держась на ногах, ежедневно на-полняли храм, где служил архипастырь, и во множестве приобщались у него святых Христовых Тайн. В дни блокады Владыка Алексий служил Божественную литургию один, без диакона, сам читал помяники и каждый вечер служил молебен Святителю Николаю, а затем обходил Николо-Богоявленский собор, в котором в то время и жил, с иконой великого угодника Божия, моля его, чтобы он сохранил храм и город от вражеского разрушения».11 Двери квартиры митрополита были открыты для всех посетителей. По воспоминаниям протоиерея Н. Ломакина: «Очень многим Владыка из личных средств оказывал материальную помощь, немалым лишая себя, по-христиански делился пищей. Желая молитвенно утешить и духовно ободрить пасо-мых, он нередко сам отпевал усопших от истощения мирян, невзирая при этом на лица, - и обставлял эти погребения особенно торжественно».12 В летописях России эпохи Смутного времени начала XVII в. найдутся примеры патриотической деятель-ности епископа в осажденном городе. Но подобного по продолжительности «бло-кадного сидения», завершившегося победой, история не знает.
Голодная блокада не щадила и священнослужителей. Всего же в блокадном городе умерло, считая заштатных и приписных, 18 православных священников, т.е. каждый третий. Только в Князь-Владимирском соборе в 1942 г. умерло 8 служащих и членов клира: 2 приписных священника, протодиакон Георгий Верзилов, бывший регент хора, сторож и певчий Воробьев, 3 дворника, а также бессменный председа-тель двадцатки И.М. Куракин. В Никольском соборе прямо за богослужением умер регент, звонарь А.А. Климанов, не пережил голодную зиму и келейник митрополита Алексия инок Евлогий.13
Можно привести много примеров подвижнического служения ленинградско-го духовенства. «Всю войну не было дня, чтобы отец не пошел на работу, - вспоми-нала балерина Кировского театра И.В. Дубровицкая о своем отце протоиерее Ни-кольского собора Владимире Дубровицком. - Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в от-вет: «Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, уте-шать в горе, укрепить, ободрить». И шел в свой собор. За всю блокаду обстрел ли, бомбежка ли - ни одной службы не пропустил».14 Священнослужители, сами испы-тывая все невзгоды, понимали, как нуждаются люди в поддержке, утешении. А ведь многие из них, уже очень немолодые, жили далеко от своих храмов.
Даже старейший протоиерей Иоанн Горемыкин на восьмом десятке лет каж-дый день пешком добирался с Петроградской стороны в Коломяги. Некоторые ве-рующие и сейчас помнят, как обессилившего в блокаду священника везли в конце войны к службам на финских саночках. Сохранились свидетельства прихожан, что он порой последний паек свой отдавал голодающим. Отец Иоанн благословлял зем-ляков на фронт, а сыну, работавшему в городе главным инженером одного из воен-ных заводов сказал: «Как это так? Все идут защищать Родину, а мой сын будет от-сиживаться?» И Василий Горемыкин пошел в армию. Командующий фронтом Л.А.Говоров, узнав об этом, специально приезжал в Коломяжскую церковь благода-рить протоиерея.15 Правда, другой сын пастыря Дмитрий, только за то, что он слу-жил священником в церкви на оккупированной территории Ленинградской области, был в 1944 г. арестован и отправлен на несколько лет в лагерь.
Священники и их паства в блокированном городе жили одной судьбой. Во-круг храмов существовали объединения людей, которые помогали друг другу вы-жить, выстоять. Так, например, автономно, без какого-либо существенного вмеша-тельства городских властей функционировала община обновленческого Спасо-Преображенского собора. В его подвале было оборудовано бомбоубежище на 500 чел. для прихожан и жителей окрестных домов, в котором старались поддерживать положительную температуру. Имелся кипяток, запас медикаментов, в случае необ-ходимости в подвале можно было переночевать. Нуждающимся людям помогали деньгами, дровами, свечами, маслом для освещения и т.д. В соборе с довоенных времен имелся запас строительных материалов, и прихожанам делали из железных листов печи для обогрева квартир, выделяли фанеру, картон, чтобы заменить ими выбитые взрывной волной оконные стекла.16
Несмотря на оказываемую помощь, люди умирали. В конце 1941 г. слег на-стоятель протопресвитер Алексий Абакумов. 12 декабря он писал «двадцатке»: «Температура 38,8. Назначен постельный режим. К воскресенью мне не встать. Не можете ли мне отпустить и прислать бутылку деревянного масла, чтобы не сидеть в темноте.» Собор выделил о. Алексию и масло и 1000 рублей пособия. Но силы стар-ца таяли, и 19 декабря он скончался. Жертвами блокады стали также протоиереи Петр Георгиевский и Иоанн Громов. Зиму 1941/42 гг. из 100 соборных певчих пере-жили лишь 20. Первыми от голода погибали мужчины, в их числе и помощник ре-гента И.В. Лебедев. 28 декабря он писал: «Я можно сказать понемногу умираю. Си-лы мои подорвались. Я сейчас лежу. Одни кожа и кости. Сидим несколько дней на одном хлебе. Конечно, все теперь так существуют, но хочется жить... Со мной вме-сте голодает жена, дочь и девятилетний внук, отец которого на фронте. Нет ни про-дуктов, ни денег. Спасите жизнь». Лебедеву было выдано 300 рублей, но спасти его не удалось.17 Умерли председатель двадцатки собора Е.Д. Балашева и 10 человек служащих.
Однако многим все же помощь общины сберегла жизнь. Так, певчий А. Галу-зин 3 октября 1941 г. обращался к двадцатке: «Прошу Вас - помогите мне, сколько-нибудь, я нахожусь в ужасном положении. У меня нет на зиму ни сапог, ни пальто, ни одежды. Неужели я погибну? Мать больна, лекарства купить не на что. Прошу Вас - не дайте погибнуть. Помогите выбраться из ужасной пропасти». Ему было вы-делено 250 рублей. Впоследствии Галузин ушел добровольцем в армию. Удалось спасти и певчего П.И. Большева. 10 января 1942 г. он писал: «Я третий день, как слег в постель и не могу совершенно встать. Думаю, чувствую, что так и кончу свою жизнь на этом. Ни денег, ни вещей у меня нет... Положение мое ужасное. Помогите. Жить еще хочется». Певчему было выдано пособие в 300 рублей. После выздоровле-ния Болыпев поступил в красноармейский ансамбль песни и пляски, работавший в прифронтовой полосе.18
К весне 1942 г. из шести членов предвоенного клира в Преображенском собо-ре осталось лишь двое - протопресвитер Павел Фруктовский и протодиакон Лев Его-ровский. Оба они жили на очень большом расстоянии от храма: настоятель на Ва-сильевском острове, у Смоленского кладбища протодиакон же - за городом, в Пар-голово. Но даже в самую тяжелую пору они постоянно служили в соборе. В ходатай-стве прихожан осенью 1943 г. о награждении Фруктовского медалью «За оборону Ленинграда» говорилось: «...в зиму 1941 - 42 гг., когда отсутствовало трамвайное сообщение, а живет отец Павел от собора 15 км., он, опухший от недоедания, в воз-расте 65 лет, ежедневно посещал собор, он был единственный священник, времена-ми он приходил на службу совсем больной и домой уже не мог возвращаться и ноче-вал в холодном соборе».19 Много месяцев Фруктовский обслуживал приход на пре-деле физических возможностей: он один и литургисал, и исповедовал, и отпевал и совершал все требы. Но община выстояла. Весной 1942 г. она приступила к уборке прилегавших к храму площади и улиц, начала обрабатывать выделенный ей для ого-рода участок земли.
Приближалась первая военная пасха. В праздничном послании митр. Алек-сия подчеркивалось, что в ее день - 5 апреля, исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище св. князем Александром Невским - небесным покровителем города на Неве. Пасхальное богослужение собрало много народа, од-нако меньше, чем год назад: сказывались последствия войны. Каждый третий житель города умер от голода, в первой половине 1942 г. развернулась массовая эвакуация. Важно отметить, что почти все служащее духовенство осталось на своих местах. Многие верующие вместо куличей освящали кусочки блокадного хлеба.
Богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв. Именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Так, серьезные повреждения были нанесены в пасхальную ночь Князь-Владимирскому собору. Фашистские самолеты не только сбрасывали на него бомбы, но и обстреливали на бреющем полете из пулеметов. Согласно акту специ-альной комиссии, общий ущерб собора от попадания снарядов и бомб с августа 1941 по 1 мая 1943 г. составил 5514 тыс. руб. В 1943 г. особенно часто обстреливался Ни-кольский собор, однажды в него попали 3 снаряда, причем осколки врезались в сте-ну покоев митрополита. Владыка вошел в алтарь, показал причту осколок снаряда и, улыбаясь, сказал: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить... Скоро все это кончится. Теперь недолго осталось».20 Следует отметить, что представители духовенства наравне со всеми жителями несли труды по обороне города, входили в группы самозащиты МПВО. Например, в справке, выданной 17 октября 1943 г. ар-химандриту Владимиру /Кобецу/ Василеостровским райжилуправлением говори-лось, что он «состоит бойцом группы самозащиты дома, активно участвует во всех мероприятиях обороны Ленинграда, несет дежурства, участвовал в тушении зажига-тельных бомб».21
Активно включилось духовенство города в подписку на военные займы, сбор пожертвований в фонд обороны. К 1 июня 1944 г. сумма таких пожертвований дос-тигла 390 тыс. руб., в том числе митрополит внес 50 тыс. руб., а протодиакон Л.И. Егоровский, сдавший 49 тыс. руб., получил персональную телеграмму с благодарно-стью от И. Сталина.22 Однако основной поток даяний шел от верующих. Хотя к се-редине 1942 население Ленинграда резко сократилось, деятельность городских церквей, особенно патриотическая работа, не только не пришла в упадок, но даже возросла. Оставшиеся ленинградцы сплачивались вокруг своих храмов. Так, напри-мер, доходы Князь-Владимирского собора в 1942 г. несколько снизились по сравне-нию с 1941 г. и составили 501082 руб., но уже в 1943 г. выросли до 922656 руб. При-чем из последних на содержание храма было потрачено 221519 руб., а 76% всех рас-ходов пошло в фонд обороны. Большой подъем вызвало обращение патриаршего ме-стоблюстителя Сергия 30 декабря 1942 г. с призывом начать сбор средств на танко-вую колонну имени Димитрия Донского. Уже через 4 месяца была собрана необхо-димая сумма, превышавшая 8 млн. руб., из них 1 млн. являлся ленинградским. Вно-сились также пожертвования на авиаэскадрилью им. Александра Невского, ко дню Красной Армии 1943 г. в госпитали города и войсковые лазареты поступило свыше 600 остро необходимых полотенец и т.д. Всего же верующие ленинградцы за 1942 г. собрали 1485 тыс. руб., а за 1943 - 5051 тыс. руб. 23
Неслучайно митр. Алексий в своем «Послании к Ленинградской пастве» от 22 июня 1943 г. отмечал: «Как охотно и обильно всюду текли жертвы на воинские нуж-ды и на подарки - подлинные дары любви воинам, а также больным и раненым. И текли, и текут, и будут течь обильными неиссякаемыми потоками, свидетельствуя о неиссякаемой любви нашей и преданности делу спасения Отечества, в твердой вере, что и для всех нас не оскудеет дивная помощь Божия».24 0 средствах, собранных для советской армии Ленинградской епархией, владыка дважды - в январе и мае 1943 г. извещал телеграммами И.В. Сталина и 17 мая Верховным главнокомандующим была отправлена ответная телеграмма, опубликованная в газете «Правда»: «Прошу пере-дать православному духовенству и верующим Ленинградской епархии, собравшим, кроме внесенных ранее 3682143 рублей, дополнительно 1769200 рублей на строи-тельство танковой колонны им. Димитрия Донского мой искренний привет и благо-дарность Красной Армии. И. Сталин».25
Активная патриотическая деятельность подавляющей части духовенства и верующих православной церкви послужила одной из существенных причин начала значительных изменений ее взаимоотношений с государством. За два года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, церковь показала свою силу в борьбу против фашизма, суме-ла во многом расширить и упрочить свое влияние в стране. Реальная действитель-ность заставляла Сталина, руководство ВКП/б/ пересмотреть свою религиозную по-литику, перейти к диалогу во имя единства верующих и атеистов, борьбы с общим врагом России - фашистской Германий. Уже в первый период войны произошел окончательный отказ от планов уничтожения православной церкви в стране, практи-чески прекратились аресты священнослужителей, была свернута антирелигиозная работа. Возникли возможности открывать некоторые из закрытых церквей, восста-навливать епископские кафедры. В государственных типографиях печатались посла-ния некоторых митрополитов, в целях разъяснения патриотического курса церкви вышли 2 книги - «Правда о религии в России» в 1942 г. и «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война» в 1943 г. Характерным фактом было сня-тие в 1942 г., в первую военную Пасху, запрета на ночной крестный ход вне храмов, чтобы сделать возможным более полное участие верующих в пасхальном богослу-жении.
В Ленинграде также произошли некоторые изменения. Так, даже в голодную зиму 1941 - 42 гг. православные приходы регулярно снабжались вином и мукой для причащения богомольцев. В отношении старшему инспектору сектора адмнадзора Ленсовета А. Татаринцевой от 26 февраля 1942 г. говорилось: «Князь-Владимирский собор сообщает о получении 23 февраля с.г. по разверстке Ленгоротдела вина и муки для культовых надобностей и приносит Вам глубокую благодарность за оказанное Вами содействие в деле получения этих крайне необходимых продуктов».26 Странно, вероятно, было читать эти слова человеку, лишь недавно рьяно искоренявшему пра-вославие в Ленинграде. Своеобразное признание значительной роли религиозного фактора в обороне города со стороны властей произошло весной-летом 1942 г. Когда принималось решение оставить в городе лишь тех, кто необходим для удовлетворе-ния потребностей фронта и «насущных нужд населения», приходское духовенство получило возможность продолжить свое служение. Были эвакуированы лишь два штатных священника – Илия Попов и Сергий Бычков.
Однако отношения церкви и государства в первый период войны диалогом еще не стали. В это время нередки были рецидивы прежней политики, грубых адми-нистративных насильственных акций по отношению к православным приходам. На-пример, в заявлении Татаринцевой от председателя «двадцатки» Серафимовской церкви К.И. Андреева от 29 января 1942 г. говорилось, что с 22 января ее здание бы-ло изъято Приморским райсоветом «под склад-распределитель для приема покойни-ков, доставляемых из города и постепенного их захоронения. По распоряжению председателя тов. Белоусова без меня и члена «20-ки» церковь была вскрыта, причем все имущество, утварь и проч. свалено к алтарям. Доступа в здание для меня нет». Вскоре при содействии милиции Андреев попал в церковь и обнаружил крупную не-достачу денег, церковных продуктов и т.д. 27
Окончательно нормализовать отношения с православной церковью в 1943 г. Сталина и его окружение заставила целая группа факторов. Это и обращение в ходе войны к русским национальным патриотическим традициям и стремление нейтрали-зовать воздействие фашистской пропаганды, представлявшей Германию защитницей христианства в России. Немаловажную роль сыграли и отношения с союзниками. 8 сентября 1943 г. в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов еди-ногласно избрали патриархом Московским и всея Руси Сергия. Собор также обра-тился к христианам всего мира с призывом объединиться для окончательной победы над фашизмом.| В сентябре же вышел первый номер «Журнала Московской Патри-архии».
Эти благоприятные изменения вскоре сказались и на судьбе ленинградского духовенства. Практически прекратились репрессии против священнослужителей Московской патриархии и обновленцев. Последние аресты их состоялись в Ленин-граде в конце августа 1941 г. В то время город «очищался от неблагонадежных эле-ментов», заподозренных в шпионаже. В подавляющем большинстве случаев постра-дали совершенно невинные люди, например, был посажен в тюрьму знаменитый пи-сатель Даниил Хармс. Арестовали и жену бывшего обновленческого митрополита Николая /Платонова/ Екатерину Ивановну. Возникло даже коллективное церковное «дело». 28 августа «взяли под стражу» священника Никольского Большеохтинского храма Николая Ильяшенко и нескольких служащих этой церкви. Но осудить их не удалось. 4 сентября 1941 г. Ильяшенко эвакуировали в тюрьму г. Новосибирска, а 7 июля 1942 г. дело прекратили за недоказанностью обвинения и священника освобо-дили. В первые месяцы войны был арестован священник Спасо-Парголовской церк-ви о. Симеон. Он умер в ленинградской тюрьме к 1943 г. По свидетельству прихо-жан тело священника неизвестные люди привезли и положили на дороге у храма, заявив верующим: «Это ваш. Сами и хороните». Пастыря похоронили без гроба близ церкви на Шуваловском кладбище. Согласно приказу Военного Совета Ленинград-ского фронта от 9 марта 1942 г. подлежал административной высылке из Ленинграда протоиерей Князь-Владимирского собора Филофей Поляков. Однако для него было сделано исключение и постановлением от 6 апреля высылку отменили.28 Репрессии против духовенства и мирян в блокадном Ленинграде полностью не прекратились, но теперь они касались только «антисоветских» подпольных течений Русской право-славной церкви.
С осени 1943 г. представителей ленинградского духовенства стали привле-кать к участию в общегородской общественной работе. Так протоиерей П. Тарасов участвовал в деятельности городской специальной комиссии, а протоиерей Н. Лома-кин - в городской и областной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Митр. Алексий вел переговоры о подготовке и издании книги о патриотической работе в Ленинградской епархии в годы войны /в итоге кни-га не вышла/. А 11 октября 1943 г. по поручению Президиума Верховного Совета СССР впервые за все годы советской власти 12 ленинградским священнослужителям были вручены правительственные награды - медали «За оборону Ленинграда». Позднее этой медалью наградили еще несколько клириков, но отнюдь не всех. Так, протопресвитер П. Фруктовский, понесший столько трудов в 1941 - 1942 гг. оказался обойденным. Причиной послужил факт его высылки из Ленинграда в 1935 г. Всего же правительственные награды получил 21 ленинградский священнослужитель, в том числе 12 – две медали: «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Вели-кой Отечественной войне». Происходили и другие перемены. 14 декабря 1943 г. Ле-нинградскому митрополиту разрешили иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 г. в здании Никольского собора открылась епархиальная канцелярия.29
Торжественно и празднично отмечалось ленинградским духовенством и ве-рующими полное освобождение города от вражеской блокады. Во всех храмах по благословению митрополита 27 января 1944 г. были совершены благодарственные молебствия, перед началом которых настоятели читали слово Алексия: «Слава в вышних Богу, даровавшему нашим доблестным воинам новую блестящую победу на нашем родном, близком нам Ленинградском фронте... Эта победа окрылит дух наше-го воинства и как целительный елей утешения падет на сердце каждого ленинградца, для которого дорога каждая пядь его родной земли..».30 28 января Владыка вместе с членами областной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских за-хватчиков посетил освобожденные пригороды - Петергоф, Пушкин и под впечатле-нием увиденной картины варварского разрушения дворцов и храмов написал гнев-ную статью для «Журнала Московской Патриархии».
В конце 1943 г. - начале 1944 г. в истории Ленинградской епархии произошло еще одно важнейшее событие - присоединение к патриаршей православной церкви обновленческих храмов города. Возросшая в годы войны нравственная мощь, орга-низационное укрепление, а также изменение отношения государства к патриаршей церкви способствовали изживанию остатков церковных расколов. Уже в 1942 - на-чале 1943 г. правительственные органы начали отвергать обновленцев. Облисполко-мы порой отказывали в регистрации архиереям назначаемым на епархиальные ка-федры. Их игнорировали при составлении комиссий по расследованиям преступле-ний гитлеровцев и т.д. 18 апреля 1943 г. состоялась последняя хиротония обновлен-ческого епископа, им стал ленинградский протоиерей Сергий Румянцев, женатый и имевший детей. В Московском Воскресенском соборе в, Сокольниках его рукопо-ложение во епископа Ладожского, викария Ленинградского с поручением временно управлять Ленинградской епархией совершили архиепископ Звенигородский Андрей /Расторгуев/ и епископ Ташкентский и Самаркандский Сергий /Ларин/. Румянцев, уважаемый прихожанами был избран ими, а не назначен сверху. Этот случай явился «лебединой песней» обновленческого брачного епископа.31
Весной 1943 г. началось все нарастающее возвращение обновленческих при-ходов в патриаршую церковь, однако, окончательный перелом произошел в конце года. Решающими факторами здесь явились избрание Сергия патриархом и прием Сталиным церковного руководства, удовлетворение предложений и пожеланий по-следнего. Теперь обновленчество утрачивало свою юридическую сущность и в гла-зах правительства. По стране прокатилась волна ликвидации обновленческих общин и массового возвращения их духовенства в Московскую патриархию.
9 января в Спасо-Преображенском соборе совершилось воссоединение общи-ны храма, принесшей покаяние, с патриаршей православной церковью. Владыка принял в общение и духовенство собора - протопресвитера П.П. Фруктовского и ар-хидиакона Л.И. Егоровского, рукоположенного им через неделю в сан иерея. Новым настоятелем был назначен протоиерей П. Тарасов. В феврале на заседании Священ-ного Синода митр. Алексий выступил с докладом о принятии им в церковное обще-ние всех обновленческих храмов Ленинграда и пригородов - не только Преображен-ского собора, но и церквей на Серафимовском кладбище и станции Лисий Нос. Ду-ховенство этих храмов все годы войны честно выполняло патриотический долг. Оно звало людей на ратные и трудовые подвиги, собирало средства на раненых воинов в фонд обороны и т.д. Некоторым священнослужителям заслуженно были вручены медали «За оборону Ленинграда». Так в наградной характеристике епископа Сергия Румянцева от 22 ноября 1943 г. говорилось: «Принимал активное участие среди ве-рующих обновленческой ориентации в сборе средств в фонд обороны государства. Собрано и внесено на оборону около полутора миллионов рублей».32
Завершилась история обновленчества в Ленинграде принятием Румянцева в общение с патриаршей православной церковью. Его прошение на имя митр. Алексия было подано им в июне 1944 г., однако к нему подошли особенно требовательно. Синод поручил принять Румянцева «через публичное покаяние по установленному для приема обновленческих епископов чину... как мирянина».33 24 июля последний в Никольском кафедральном соборе принес покаяние перед лицом архиепископа Псковского и Порховского Григория /Чукова/. Румянцев был принят в лоно святой церкви как мирянин, но уже вскоре удостоен законного рукоположения в сан диако-на и священника, став настоятелем Троицкой церкви в Лесном. Оставаясь пресвите-ром, он еще долго служил в Ленинграде, любимый и уважаемый прихожанами.
Более сложные процессы происходили в когда-то наиболее сильном оппози-ционном правительству и патриархии иосифлянском движении. Пытавшиеся снача-ла удержаться на легальном положении, в 1930-е гг. почти все уцелевшие в ходе ре-прессий иосифляне ушли в подполье и стали сближаться с катакомбниками. Терри-тория Ленинградской области покрылась целой сетью тайных иосифлянских, или по-другому истинно-православных общин. Существовали они и в Ленинграде, естест-венно оказавшись в кольце блокады. Именно против них городские органы НКВД наносили основные удары. В справке начальника областного управления Наркомата внутренних дел говорилось о ликвидации за время войны к 1 октября 1942 г. в горо-де 625 контрреволюционных групп и формирований, в том числе 7 церковно-сектантских. Тайных иосифлян власти также называли «сектантами», так что, скорее всего, речь идет в основном о них. Из этих 7 пока известна лишь одна организация, «раскрытая» в июне 1942 г. - иосифлянская община архимандрита Клавдия /Савинского/, существовавшая с 1937 г. в северном пригороде Ленинграда - Коломя-гах. Община имела свою подпольную церковь и после трагической зимы 1941/1942 гг. насчитывала 18 человек, они были арестованы, и некоторых, в том числе архим. Клавдия, вскоре расстреляли.34
Через несколько месяцев городским органам НКВД удалось раскрыть еще одну группу иосифлян. 19 января 1943 г. оказался арестован ее руководитель про-тоиерей Михаил Рождественский - брат известного «новомученика», канонизиро-ванного Зарубежной Русской православной церковью Измаила Рождественского. 13 марта окружной военный трибунал войск НКВД приговорил отца Михаила к 10 го-дам лишения свободы с содержанием в лагере.35 Но властям не удалось полностью уничтожить тайные общины истинно-православных в Ленинграде.
Кроме того, в городе действовала и официально разрешенная иосифлянская Троицкая церковь в Лесном. Ее приход выстоял даже в страшные 1937-38 гг. В июле 1941 настоятеля храма иеромонаха Павла выслали из Ленинграда в Поволжье, но он успел вернуться, прежде чем сомкнулось кольцо блокады. В начальный период Ве-ликой Отечественной войны, традиционно отстраняясь от участия в общественной жизни, эта община держала себя более отчужденно по отношению к военным вла-стям Ленинграда, чем другие православные. Первый взнос в 15 тыс. руб. обществу Красного Креста она сделала 2 ноября 1941 г. Однако в дальнейшем и иосифляне включились в патриотическую деятельность и к сентябрю 1943 г. их пожертвования достигли 137 тыс. рублей.
Патриотический подъем и сплочение верующих различных течений право-славия в критической обстановке блокадного Ленинграда коренным образом изме-нили ситуацию. 24 ноября 1943 г. прихожане Троицкой церкви обратились к митр. Алексию с просьбой принять их под свое архипастырское покровительство: «Отде-лившись от Русской Православной Церкви, руководимой Его Святейшеством Патри-архом Московским и всея Руси Сергием, мы, последователи митрополита Иосифа, совершили великий грех пред Русской Церковью, нарушив ее единство, и одновре-менно не меньший грех совершили мы и перед Советской властью и Родиной, стре-мясь поставить себя в какое-то изолированное положение вне государства... Про-шедшие годы и особо годы Великой Отечественной войны, показали ненужность, несостоятельность существования иосифлян, мы оказались «заблудшей овцой», ото-рванной от своего стада. Когда все паствы и пастыри других храмов творили горячие молитвы к Господу нашему над ненавистниками всего рода человеческого - фашист-скими грабителями... и делали посильные денежные вклады в фонд Красного Креста и на нужды обороны Родины нашей, - мы, иосифляне, были в стороне и горько те-перь сознавать нам это...». 36 В тот же день митр. Алексий наложил резолюцию о принятии общины Свято-Троицкого храма в каноническое общение с патриаршей церковью. Причем последний иосифлянский священнослужитель церкви иеромонах Павел был лишен монашества и сана « за клятвопреступления перед богом, измены совести, попрания святости священного служения Богу».37 Правда, он долго не сми-рялся, до 1950-х гг. пытался «незаконно» совершать требы на ленинградских клад-бищах, но затем все же перешел в патриаршую церковь и в 1960-е гг. служив пса-ломщиком в Смоленском кладбищенском храме Ленинграда.
Следует отметить, что для большинства иосифлян было характерно асхетоло-гическое восприятие всего происходившего. По свидетельству переживших то страшное время верующих, сама блокада многими православными людьми (далеко не только иосифлянами) воспринималась как заслуженное и неизбежное наказание городу за то, что он стал центром революции и того движения, которое обусловило гонения на церковь. Всплеск религиозности помимо прочего был вызван и таким ас-хетологическим мировосприятием. Это ощущение подвигало многих верующих на активную, зачастую самоотверженную деятельность, прежде всего, в области помо-щи ближним.
15 мая 1944 г. скончался патриарх Сергий и согласно его завещанию в долж-ность патриаршего местоблюстителя вступил митр. Алексий. Вместо него епархию возглавил архиепископ Псковский Григорий (Чуков), в сентябре 1945 г. официально назначенный митрополитом Ленинградским. Религиозный подъем в епархии на за-ключительном этапе войны наглядно подтверждают статистические данные по Ле-нинграду. Например, если в Никольском соборе в первой половине 1944 г. было со-вершено около 86 тысяч требоотправлений и церковных обрядов, то в первом полу-годии 1945 г. - 110 тысяч. Количество отпеваний покойников составляло в I квартале 1944 г. 42,8 % всех захоронений на кладбищах Ленинграда, во II квартале - 48,2 %. В результате значительно выросли доходы городских священнослужителей - в 1945 г. в среднем по разным оценкам на 130 – 180 % и превысили аналогичные показатели в Москве более чем в 3 раза, выйдя на третье место среди всех крупных городов СССР.38
Религиозный подъем проявился и в том, что с освобождением Ленинграда от блокады патриотическое движение верующих в епархии еще более усилилось. Толь-ко за 3 первых послеблокадных месяца было собрано 1 млн.191 тыс. рублей. Ленин-градцы горячо поддержали своего духовного вдохновителя митр. Алексия, 25 октяб-ря 1944 г. опубликовавшего послание об открытие всецерковного сбора в фонд по-мощи детям и семьям бойцов Красной армии. Общая сумма патриотических взносов духовенства и верующих Ленинградской епархии за июль 1941 - июнь 1945 гг. со-ставила 17423,1 тыс. рублей, в том числе 16274,5 тыс. собрали жители «города на Неве».39
2 февраля 1945 г. на Поместном Соборе митр. Алексий был избран патриар-хом Московским и всея Руси. Вскоре после интронизации он приехал в Ленинград. Свое слово за богослужением в Никольском соборе 1 апреля Владыка посвятил бло-каде: «Вспоминается мне, как под грохот орудий, под страхом смерти вы спешили придти в этот святой храм, чтобы излить перед Господом свои скорбные чувства... Вспоминаю я, как мы совершали богослужения под грохот разрывов, при звоне па-дающих стекол, и не знали, что с нами будет через несколько минут... И хочется мне сказать: Град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь из гроба и залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте... Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопас-тырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания. Они разделяли со мной все труды, испытывали много скорбей, еще больше, чем я, и теперь несут тя-желый подвиг... И будем молиться, чтобы Господь простер благословение свое над Русской Церковью и над дорогой Родиной нашей».40
Таким образом, обращение к церкви в блокадном Ленинграде носило массо-вый характер, более значительный, чем в большинстве других районов страны. В сознании людей происходили глубокие сдвиги. На борьбу их подвигала не только тревога за судьбу Матери-Родины, но и сознание того, что угроза нависла над их православным Отечеством. Кроме того, в религиозном сознании как бы воочию пе-реживался апокалипсис. Религиозный фактор сыграл очень существенную роль в обороне города. Действовавшие весь период блокады храмы активно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Это не могли не учитывать городские власти, их церковная политика начала меняться еще до карди-нального изменения общегосударственного курса. В то же время, «потепление поли-тического климата» затронуло не все религиозные движения. Оппозиционные совет-ской действительности церковные группы и организации продолжали выявляться и репрессироваться органами госбезопасности. Да и общее изменение религиозной политики носило во многом показной, временный характер. И все же основная часть православной церкви начала бурно возрождаться в годину тяжелых испытаний для русского народа. Она была вместе с ним, в том числе и в порой нечеловеческих ус-ловиях блокадного Ленинграда, заслуженно укрепив свой авторитет и расширив влияние.
В 1996-2000 гг. в Петербурге на народные деньги был построен храм Успения Пресвятой Богородицы на Малой Охте в память о жертвах ленинградской блокады. В начале 2000-х гг. в его стенах некоторое время действовала музейная экспозиция, посвященная религиозной жизни города в годы войны. Память о ней постепенно возрождается.
Примечания
1. Обновленчество - реформаторское движение в Русской церкви. Орга-низационно оформилось в мае 1922 г. Среди инициаторов его преобладали священ-нослужители, недовольные своим положением и рвавшиеся к церковному руково-дству, которые понимали, что это возможно лишь с помощью гражданских властей. Но были и видные обновленцы проповедники, искренне выражавшие новаторские идеи. Большинство же рядовых участников движения оказалось включено в него са-мой логикой развития событий. После ареста патриарха Тихона и вынужденного от-каза его 12 мая 1922 г. от руководства церкви, обновленцы более года доминировали в церковной жизни, запятнав себя прямым сотрудничеством с ГПУ. Однако, сразу же вслед за освобождением патриарха 27 июня 1923 г. начался катастрофический спад их влияния. Обновленчество в целом, как явление того времени оказалось оши-бочным. Преобладающая часть верующих была настроена к нему враждебно, и это оказалось непреодолимым препятствием. Постепенно все более угасая, движение окончательно прекратило свое существование в 1944-45 гг.
2. Иосифлянство - церковное движение, возникшее в Ленинграде осенью 1926 г., после того, как был арестован и сослан только что назначенный на Ленин-градскую кафедру митрополит Иосиф /Петровых/. В конце 1927 г. организационно отделилось от большинства патриаршей церкви, последовавшего за митр. Сергием /Страгородским/. Иосифляне протестовали против фактического подчинения церкви государством. Движение жесточайшим образом подавлялось карательными органа-ми. В основном было разгромлено к 1934 г. Ленинградский храм св. Троицы, с этого времени оставался единственным официально действовавшим в СССР. Значительная часть иосифлян перешла на нелегальное положение и продолжала свою деятель-ность тайно.
3. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по С.-Петербургу и Ленинградской обл. (АУФСБ СПб ЛО), ф. архивно-следственных дел, д. П-83605, л. 149-321.
4. Правда о религии в России. М., 1942. С. 104.
5. Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 1 - 2, 53, ф. 7384, оп. 33, д. 209, л. 154.
6. Там же, ф. 9324, оп. 1, д. 7, л. 19.
7. Великую победу предопределила победа духовная // Вятский епархи-альный вестник. 1992. № 5. С. 4.
8. Журнал Московской Патриархии (ЖМП). 1945. № 4. С. 26.
9. Как мы переживали в Ленинграде первый год войны // ЖМП. 1943. № 3. С. 30-31.
10. Там же, № 1. С.11.
11. Добрынин М. 50-летие епископского служения Святейшего Патриарха Алексия // ЖМП. 1963. № 5. С. 66.
12. Ломакин Н. За оборону Ленинграда - за нашу Советскую Родину // ЖМП. 1945. № 4. С. 26.
13. ЦГА СПб, ф.7384, оп. 33, д. 209, л. 157, 203.
14. Кононенко В. Поправка к закону сохранения энергии. Балет в блокад-ном Ленинграде // Наука и религия. 1986. № 5. С. 9.
15. Седов В. Пастырь добрый // ЖМП. 1990. № 5. С. 21.
16. ЦГА СПб, ф. 4769, оп. 3, д. 147, л. 11-20, 57-58.
17. Там же, л. 21-22.
18. Там же.
19. Там же, ф.7384, оп. 33, д. 67, л. 132.
20. Ломакин Н. Указ. соч. С. 27.
21. ЦГА СПб, ф.7384, оп. 33, д. 209, л. 243.
22. Там же, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 45.
23. Там же, л. 54, ф.7384, оп. 33, д. 209, л. 199, д. 210, л. 1 - 11.
24. Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Сбор-ник церковных документов. М., 1943. С. 64.
25. ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 10, 14, 15.
26. Там же, ф.7384, оп. 33, д. 209, л. 156.
27. Там же, д. 213, л. 107.
28. Справки Управления Министерства безопасности Российской Федера-ции по Санкт-Петербургу и области от 9 ноября 1993 г. № 10/16-10948 и от 18 янва-ря 1994 г. № 10/16-10918.
29. ЦГА СПб, ф. 9324, оп.1, д. 9, л. 1, д. 13, л. 1.
30. Благодарственные молебны в Ленинграде // ЖМП. 1944. № 2. С.11-12.
31. Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. III. Küsnacht, 1978. С. 382.
32. ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 13, л.70.
33. Там же, ф. 9324, оп. 1, д. 13, л.70.
34. Центральный государственный архив историко-политических доку-ментов Санкт-Петербурга (ЦГА ИПД), ф. 24, оп. 26, д. 1323, л. 83, 86 - 87.
35. АУФСБ СПб ЛО, ф. архивно-следственных дел, д. П-25479.
36. ЦГА СПб, ф.7384, оп. 33, д.126, л. 214 - 215.
37. Там же, д.76, л. 187.
38. Там же, ф. 9324, оп. 1, д. 29, л. 10, 15, 18.
39. Там же, д. 22, л. 10, 22, 24.
40. ЖМП. 1945. № 5. С. 17.
