Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №1, 2017
Малюкова Ольга Владимировна,
доктор философских наук,
ФГБОУ ВО «Московский государственный юридический
университет (МГЮА) имени О.Е. Кутафина»,
профессор кафедры философских и
социально-экономических дисциплин
Malyukova Olga V.
Moscow State Law University,
PhD, professor of the Department
«Philosophical and socio-economic disciplines»
E-mail: o.maliukova@list.ru
УДК 168
Современная риторика: в рамках формата
Аннотация: Одной из проблем современной лингвистической философии и теории аргументации является проблема соотношения языка и реальности, знака и значения. Оказывается, что значение существует не как независимый концепт, а как возможность, зависимая от формата. В результате формат становится единственной формой существования контента, содержания и самой предметности. Утрата предметности или своеобразное ее толкование представляет собой важное свойство нового этапа развития риторики как теории и практики аргументации.
Ключевые слова: теория аргументации, содержание и форма, предметность, формат и контент
Modern rhetoric: within format
Abstract: One of the problems of modern linguistic philosophy and argumentation theory is the problem of the relation between language and reality, a sign and a value. It turns out that the value does not exist as an independent concept, as well as the possibility, depending on the format. As a result, the format becomes the only form of existence, content, and the content itself of objectivity. The loss of objectivity or her peculiar interpretation is an important feature of the new stage of development of rhetoric as a theory and practice of argumentation.
Keywords: theory of argumentation, the content and form, subject, format and content
Современная риторика: в рамках формата
Современная риторика находится в ситуации, которую можно охарактеризовать как кризис рациональной аргументации. Рациональная аргументация представляет собой процедуру приведения аргументов (доводов, оснований), которые в соответствии с теорией аргументации должны подтверждать или опровергать тезис. Но искомая процедура не приводит к желаемому результату, то есть оказывается неэффективной, хотя совокупность приводимых аргументов соответствует правилам, которые к ним обычно предъявляется, то есть доводы достоверны, не зависят от тезиса, их совокупности достаточно для его обоснования. И тем не менее… Рассмотрим следующий пример. Допустим, имеется факт катастрофы пассажирского авиалайнера, произошедшей над некоторой территорией вследствие внешнего повреждения. Сторона А выдвигает тезис: лайнер был сбит системой вооружения стороны В, находящейся на данной территории. Сторона В начинает приводить контраргументы: (1) на данной территории не расположена соответствующая система вооружения, (2) данная система вооружения технически не в состоянии поразить цель на высоте летевшего лайнера, (3) данная система вооружения не стреляла в этот момент в принципе. Все контраргументы подтверждаются фотографиями из космоса, технической документацией на систему стрельбы, данными учета и контроля за расходованием боеприпасов и т.д. Сторона А игнорирует возражения стороны В и продолжает утверждать: лайнер сбит стороной В. Тогда сторона В (то ли ознакомившись с правилами аргументации, то ли убедившись в неэффективности выбранной схемы защиты) выдвигает, наконец, контртезис, исходя из принципа «кому выгодно?»: лайнер сбит стороной С, у которой для этого есть все возможности и, главное, которой это выгодно. Сторона А продолжает игнорировать и контраргументы, и выдвинутый контртезис, утверждая: лайнер сбит стороной В. СМИ выступают на стороне А. Сторона В предлагает осмотреть место происшествия. Его осматривают, но осмотр не ставит точку в дискуссии, ибо оказывается каким-то неубедительным в силу целого ряда причин. Осмотр места не становится главным доказательством. Дискуссия заходит в тупик. В конечном итоге, по прошествии довольно длительного времени, установленного регламентом для анализа подобных ситуаций, будет установлена вина стороны С. Однако эта информация уже перестанет быть актуальной, уйдет с первых полос новостных агентств, будет расположена на последних страницах малоизвестных или узкопрофессиональных изданий и т.д. Массовое сознание останется уверенным в вине стороны В. Репутация стороны В будет основательно подорвана. Подобная ситуация является следствием кризиса рациональной аргументации в современной риторике. Возникает вопрос: Как это стало возможным? Скорее всего, причины неэффективности аргументации необходимо искать в теоретических основаниях как традиционной, так и современной риторики.
Античная риторика появляется в Древней Греции примерно в VI веке до н.э. в одно время с философией. У риторики две реальные предпосылки – это сила слова, ставшая таковой в эпоху демократии, и умение рассуждать и доказывать, появившееся веком ранее и привитое грекам милетской и пифагорейской философскими школами. На роль основателя риторики претендуют разные мыслители – Эмпедокл, Коракс, Протагор, Горгий — все они, в той или иной степени связаны с софистами, создателями искусства «побеждать в споре». До появления формальной логики остается еще более века, и риторика позиционирует себя как вполне самодостаточная дисциплина. Доказательством этого являются многочисленные риторические школы Древней Греции. Основным предметом риторической практики является судопроизводство, т.е. судебные речи, но развиваются и другие виды говорения — торжественные и похвальные речи. Как в это время соотносится риторическая практика и требование правильности доказательства или истинности аргументов? По поводу дософистической риторики об этом можно только догадываться. Но маловероятно, чтобы взлет искусства рассуждать мог начаться с откровенного пренебрежения требованием истинности как некоего «соответствия мыслей действительности». Софистическая риторика завоевала свою славу именно путем пересмотра принципов правильности и истинности. Главное в речи – это ее убедительность и эффективность. До наших дней дошла речь Горгия «Похвала Елене» (а это Елена Троянская). Основной тезис софистов — истинно не то, что является таковым на самом деле, а то, что может быть представлено как истинное. Обоснование тезиса велось тремя способами – с помощью логоса, этоса и пафоса. Обоснование с помощью логоса – это попытка создания рациональной аргументации, своеобразное предвосхищение формальной логики. Здесь использовались отдельные модусы силлогизмов (часто с намеренными ошибками – пример «Рогатый»), различные виды дилемм (рассуждение «Эватл»), условно-разделительные умозаключения (в частности, их вероятностные формы). Этос предполагал некие поведенческие нормы как оратора так и его оппонента, здесь появляются множественные аргументы ad hominen (прекратил ли ты бить своего отца ?), «палочные» аргументы, «к городовому» и т.д. Пафос – это стратегия и тактика украшения речи для придания ей значимости и практической эффективности. Появляются тропы и фигуры (горгианские фигуры), которые путем переименования терминов придают описываемой реальности некие новые свойства и отношения, позволяют иначе взглянуть на происходящие события и иначе их интерпретировать.
Деятельность Сократа, Платона и Аристотеля стала серьезной попыткой ослабить позиции софистов и софистической риторики, как в области этики, так и в области образования (бесплатная образовательная деятельность Сократа, Академия Платона, Ликей Аристотеля). Новые образовательные программы были содержательнее программ риторических школ, включали в себя математику, естественные и политические науки. Проблемы с созданием учебных заведений были и у Платона, и у Аристотеля. Однако самым серьезным вызовом риторическому образованию и риторике как таковой стала аристотелевская силлогистика. Корпус логических трактатов Аристотеля – I и II Аналитики, Об истолковании, Топика, Об опровержении софистических умозаключений – подрывали позиции традиционной риторики. Ряд трактатов Аристотеля был направлен непосредственно против риторической теории и практики софистов.
Реальная деятельность софистов должна быть оценена положительно. Существенным вкладом софистов в развитие теории риторики стало первоначальное формирование той структуры, которая позднее получила наименование классического риторического канона. Практически все его составляющие появляются V – IV вв. до н.э. – инвенция, диспозиция, элокуция, мемория и акция. Содержательная сторона любой речи связана именно с инвенцией, которая понимается как изобретение материала, идей будущего текста. Каким было соотношение инвенции, т.е. изобретения и некоего реального положения дел? В общем и целом инвенция стремилась к правильному описанию реальности. Однако именно на этапе инвенции получает свою реализацию так называемая техника применения топов (топосов), разработанная еще ранее. Топы (от греч. topos – место), или общие места — смысловые модели, отражающие специфику мыслительной деятельности человека, и необходимые для развития той или иной темы. «Местами» они были названы, вероятно, потому что в сознании ритора каждое подразделение темы в речевом произведении имело свое положение, т.е. место, позицию. Потому и модель, по которой можно было изобрести новую идею, новое «место» в речи, получила наименование «место». «Общими» же эти смысловые модели были названы на основании их обобщающей природы. Топы понимались как категории, выступающие стимулом для «амплификации» или размножения идей, способствующие созданию смыслового каркаса речевого произведения. И соответственно топика стала наукой о совокупности «общих мест» и способах их применения. Впервые наиболее полно сущность и виды топов были описаны Аристотелем в «Топике» и «Риторике». Аристотель представил около 40 топов. Данные смысловые модели Аристотель связывал с обучением искусству аргументации: каждый топ мог использоваться не только для изобретения содержания речи, но и для силлогистического или иного доказательства в качестве аргумента. Топы Аристотеля стали посылками в диалектическом или вероятностном силлогизме. У Цицерона в трактате «Топика», который можно рассматривать как некоторое упрощение и систематизацию идей Аристотеля, содержится 16 основных топов, которые автор, как и Аристотель, рассматривал как виды доказательства. И только в риторических трудах Квинтилиана топика окончательно предстала как совокупность «общих мест», утратив непосредственную связь с силлогистикой.
В современной риторике считается, что для создания любого речевого произведения достаточно девяти смысловых моделей: род — вид, определение, целое — часть, свойства, сопоставление, причина — следствие, обстоятельства, примеры и свидетельства, имя.
Результатом развития античной риторики можно назвать тенденцию так называемого «отлета мыслей от действительности», которая выразилась в создании метода топов и фазы инвенции, которые давали возможность высказываться о многом, не обращаясь непосредственно к реальности.
Эта тенденция усиливается в средневековой риторической практике, основным предметом которой является Бог. Согласно апофатической теологии о Боге невозможно ничего сказать вообще. Но говорили, и делали это на протяжении 13 и более веков. Соответствующие риторические трактаты переписывались с античных текстов Аристотеля и Цицерона и активно использовались для привлечения неофитов. Аврелий Августин (354-430 гг.), профессиональный ритор, выпускник риторической школы, одно время бывший штатным оратором императорского двора в Медиолане, написавший классические произведения «Исповедь» и «О граде Божьем», был также автором небольшого трактата «Об обучении оглашаемых», в котором давал следующие рекомендации: «Ты просил у меня, брат Деогратий, написать тебе что-нибудь, что пригодилось бы тебе при обучении новичков вере. Ты говорил, что в Карфагене, где ты диаконом, к тебе часто приводят людей, которых надо впервые ознакомить с христианской верой: тебя считают человеком, обладающим всеми качествами учителя, — и знакомством с правилами веры и даром речи. Ты же, по твоим словам, почти всегда испытываешь затруднения: как убедить именно в том, что христианами нас делает вера, как внушить это, с чего начинать, до чего доводить рассказ; надобно ли, по окончании рассказа, прибавить какое-либо увещание? не достаточно ли одних заповедей, соблюдая которые наш слушатель узнает, как вести христианскую жизнь и пребывать христианином. Ты признавался и жаловался, что бывает так: ты говоришь долго, одушевленно — и сам себе становишься скучен и противен, не говоря уже о том, кого ты поучал, и о тех, кто пришли послушать. Эта беда тебя и принудила понудить меня, из любви к тебе, не счесть тяготой среди занятий моих написать тебе кое-что по этому поводу»[i]. Сам текст Аврелия Августина выстроен в строгих риторических традициях, это заметно уже по нумерации советов, даваемых им. Итак: «(1) Приходят также люди из обычных грамматических и риторских школ; считать их простецами и не думай, но не относи и к тем ученым, чей ум изощрен размышлениями о высоком. (2) Этим людям, которым кажется, будто они, благодаря искусству речи, превзошли всех остальных людей, мы должны, если они приходят, желая стать христианами, уделить внимания больше, чем безграмотной толпе, потому что им надо внушать и внушать, чтобы, облекшись христианским смирением, они привыкали не смотреть свысока на тех, кто выучился избегать нравственных пороков больше, чем словесных ошибок; пусть не смеют свою речь, которой они привыкли кичиться, сравнивать с речью, воспитанной на уроках чистого сердца. (3) Самое же главное — научить их слушанию Священного Писания: пусть не брезгают речью, полной содержания, потому что в ней нет напыщенности, и пусть знают, что тот плотяный покров, в который завернуто и под которым скрыто в этих книгах повествование о словах и делах человеческих, надо раз вернуть и снять затем, чтобы понять его смысл, а не просто слушать, как звенят буквы; покажи этим людям на их собственном опыте, как полезна сокровенность (отсюда слово «мистерии»), каким образом загадки прогоняют лень и скуку и заставляют искать истину именно потому, что они ее прячут: какой-то ясный рассказ не произвел на них никакого впечатления — и вдруг: распутывается аллегория и извлекается некий тайный смысл. (4) А самое для этих людей полезное — понять, что как душу предпочитают телу, так и словам надо предпочитать мысли. Из этого же следует, что должны они с большим удовольствием слушать речи правдивые, а не красноречивые, как и друзей себе желать скорее разумных, чем красивых»[ii].
В Византии на протяжении всего тысячелетия ее существования пользовались гермогеновским корпусом, который состоял из пяти книг: сборника прогимнасм или образцовых риторических упражнений, и трактатов «О нахождении», «О решении спорных вопросов», «Об идеях» и «Об отборе материала». Автором или основоположником византийской риторики считается Гермоген из Тарса (160-230 гг.). Он же является создателем актуальной до наших дней концепции обстоятельств, определяющих данный случай. Как известно, их семь, и Гермоген выделил их путем постановки вопросов, представляющих любую ситуацию в наиболее полном виде: кто, что, где, с помощью чего, почему, как и когда. Гермогеновский корпус включал в себя 14 типов прогимнасм: басня, повествование, хрия, гнома, утверждение, опровержение, общее место, похвала, порицание, сравнение, этопея, описание, рассмотрение вопроса, внесение закона. Трактаты Гермогена и его комментаторов выстраивали перед читателем иной мир, мир оратора. Ремесло оратора допускало индивидуальность, творчество и оригинальность в выборе тематики рассуждений, которые вызывали изумление и восторг.
В средневековой риторике можно выделить три составляющие: наследие античности, теологию и схоластику. В теоретическом смысле средневековая риторика почти ничего не прибавляет к античным разработкам, лишь перерабатывает их в расчете преимущественно на сочинение посланий и проповедей. Эта сфера деятельности – гомилетика – формируется уже в I веке. В средневековой риторике сохранялось также учение об убеждении как об основной задаче и о трех задачах: «учить, побуждать, развлекать». Средневековая мысль обрела в дефиниции мощный механизм сохранения накопленного опыта, возникших идей, набор однозначно употребляемых терминов. Античные дефиниции были предметом заучивания и в средневековой школе, и в университете. Приведем пример из «Риторики» Алкуина (735-804 гг.). Сама книга не является оригинальным сочинением: в начале книги изложена собственно риторическая информация, а затем автор переходит к дефинициям и классификации предметов нравственного богословия. «Приведи, однако, философские определения добродетелей и прежде всего, скажи, что есть собственно добродетель?». Работа по определению любого объекта движется сверху вниз, от общего к частному: сначала надо сказать, «что есть собственно добродетель», затем дать дефиниции четырех «кардинальных» добродетелей, после чего произвести разветвление подвидов каждой из них, определить каждый подвид и таким образом исчерпать тему. Такой способ изложения воспринимается как убедительный и рациональный, но получение нового знания таким способом весьма и весьма маловероятно.
По этому принципу средневековая риторика описывала все на свете. Нисходящая система дефиниций, стройно движущаяся oт некоего первого принципа к родовому понятию, от рода к виду, от вида к подвиду, от подвида к конкретному явлению, была единственным научным способом, позволяющим приводить материал в порядок. Она так же была репрезентативным, парадным оформлением мысли, она апеллировала и к рационализму эпохи, и к авторитаризму эпохи.
Эпохи апологетики и патристики сменяются эпохой схоластики. Это VIII –XIII века. Именно теология породила такой феномен средневековой науки, как схоластика. Сутью схоластики было осмысление христианской догматики с рационалистических позиций с помощью логических методов. В схоластике центральное место заняла разработка разного рода общих понятий, классификаций. Схоластика стала широким интеллектуальным движением, объединив наиболее выдающихся философов своего времени. Ансельм Кентерберийский, Фома Аквинский – создатели доказательств бытия Божия, а также соответствующих «сумм» и «компендиумов» по различным отраслям знаний на основе схоластического метода и предшествующего метода дефиниций. Подлинной силой схоластики стал ее метод. Основа схоластического метода — это усвоение аристотелевской логики (в основном силлогистики) и унификация ее. В результате этих действий структура метода обрела следующий вид: постановка вопроса; разыскание оснований как «за», так и «против»; решение, предлагаемое и разъясняемое категорически; его обоснование посредством силлогизмов; заключение, способное служить опровержением всех возражений против данного решения.
На протяжении всего средневековья риторика и богословие шли рука об руку. Теология требует от человека готовности к славословию как единственно правильного ответа на величие Божие, но славословие как «похвальное слово» есть одна из разновидностей риторики. Теология проникнута пафосом изумления перед непостижимостью Бога, и риторика предполагает обязательное изумление перед любым предметом рассмотрения. И теология, и риторика идут при рассмотрении мира сверху вниз, от абстракций через уточняющие определения к эмпирии; так человек для них — прежде всего «человек вообще», отвлеченная субстанция, по отношению к которой любая конкретность пола, возраста, места в обществе и т. п. суть вторичные акциденции. В основе, как теологии, так и риторики лежит дедуктивное (силлогистическое) мышление, сформированное античным типом рационализма, но в средние века дополненное верой в «откровение». Откровение воспринималось как источник аксиом, из которых выводятся цепи умозаключений по типу теорем. Наконец, если культ вместе со всей совокупностью служивших ему риторических форм (гимн, проповедь) стремился представить любое событие «священной истории» как вновь и вновь возвращающееся, то подобное отношение к категории времени также находило полное соответствие в риторическом принципе «наглядности». Для риторики нет временной дистанции, нет ничего, что по убеждающему слову оратора не являлось бы перед глазами здесь и сейчас. Именно своеобразно понимаемые предметность и наглядность приведут впоследствии к новоевропейскому кризису риторики как науки.
Последним и ярким взлетом риторики в так называемый классический период развития самой риторики, науки и философии стала эпоха Возрождения с ее идеалом гуманизма. Классический гуманизм — это европейское интеллектуальное движение, являющееся важным компонентом Ренессанса. Возникло во Флоренции в середине XIV века, существовало до середины XVI века; с конца XV века перешло в Испанию, Германию, Францию, отчасти в Англию и другие страны. Ренессансный гуманизм — это движение, в котором гуманизм впервые выступил как целостная система взглядов и широкое течение общественной мысли, вызвав подлинный переворот в культуре и мировоззрении людей того времени. Основной идеей гуманистов было улучшение человеческой природы через изучение античной литературы. Гуманизм — это не защита прав человека, а исследования человека таким, каков он есть. Гуманизм означал перенесение человека в центр мира, изучение человека в первую очередь. Термин «гуманизм» в этом плане является в чем-то синонимом слова «антропоцентризм» и противостоит термину «теоцентризм». Сами гуманисты XV века называли себя обычно «ораторами», реже «риторами», тем самым подчеркивая свое отличие от университетских ученых, а также связь с древними традициями античных ораторов. С современных позиций, гуманизм – это профессиональная деятельность, которая заключалась в занятиях и преподавании известного набора дисциплин (грамматика, риторика, поэзия, история и моральная философия, включая политическую философию) на основе классической греко-латинской образованности. Подобные границы гуманизма не совпадают со средневековым тривиумом, отличаются от традиционного состава семи свободных искусств и показывают серьёзный разрыв между гуманизмом и тогдашним университетским образованием (за рамками раннего гуманизма остаются юриспруденция, медицина, естествознание, логика, теология, философия как натурфилософия). Центром интересов гуманистов являлась «словесность» — филология и риторика, в центре философии было Слово, царил культ прекрасной и чистой классической речи. Слово отождествлялось со Знанием и Добродетелью, оно понималось как воплощение универсальной и божественной человеческой природы. Гуманистическая словесность позволила выработать новое мировоззрение, которое было проникнуто критицизмом, светскостью, противопоставляло себя темам и методам средневековой схоластики и дало возможность впервые возникнуть пониманию исторической дистанции по отношению к античности.
Эпоха Возрождения представляет собой не только торжество идей гуманизма и антропоцентризма, но и совпадает, причем не случайно, с эпохой Реформации. В обосновании новой теологической доктрины протестантизма (англиканства, лютеранства, кальвинизма) риторика сыграла существенную роль. Связано это с целым рядом факторов: переводы Библии на национальные языки (немецкий), увеличение прослойки грамотных людей, общая образовательная установка самого течения гуманизма, Реформация давала возможность конфессионального выбора, на который можно было повлиять силой слова. С этой целью создается особая протестантская риторика. Ее лучшим образцом стала «Риторика» (Франкфурт, 1577) Филиппа Меланхтона (1497-1560), которая преследовала не только учебно-методические цели, но и практические. Как известно, протестантизм отрицает монашество. Он предлагает самим духовным лицам быть миссионерами среди мирян, уже живущих христианской жизнью. Риторика Меланхтона, как и другие протестантские риторики, соединяет правила светского и духовного красноречия, т. е. главным образом правила проповеди, судебной и показательной речи. Популярность этого учебника была столь велика, что его впоследствии перевели на русский язык. Российская риторика вышла из «Риторики» Меланхтона.
Однако это был последний взлет риторики в классический период существования науки и философии. Философия и наука Нового времени постепенно перестают обращаться к риторическим практикам. Например, известно что, Рене Декарт и Блез Паскаль в целом критиковали риторику и не видели особого смысла в сохранении этой научной дисциплины. Торжество науки само по себе становится убедительной силой. А умение повествовать о чем-то, не будучи специалистом в данном деле, оказывается излишним, поверхностным и даже вредным для развития эмпирической науки. Слова Исаака Ньютона «физика, бойся метафизики» направлены и против риторики как речей ни о чем. Риторика, тем не менее, сохраняет свой статус важной образовательной дисциплины, продолжают выходить новые учебники, ее содержание входит в «Логику Пор-Рояля» (1662, А.Арно и П.Николь). Однако она становится частью формирующейся теории словесности или литературной риторики. Литературная риторика сохранила все достижения античной риторики, в частности, теорию стилей или элокуцию. Выделялись три стиля: удобный для поучения (docere), сухой стиль, приспособленный более всего для судебного красноречия; имеющий целью затронуть слушателя (movere), возвышенный стиль, который использовался преимущественно в совещательном роде красноречия; предназначенный для того, чтобы усладить (delectare) слушателя, средний стиль, уместный в торжественном роде красноречия. В каждом из стилей должны были быть соблюдены требования языковой правильности, ясности, уместности и украшенности. Украшения речи образуют ядро учения о стилях и детально излагаются в учебниках по литературной риторике, которая и стала теорией литературы, бурное развитие которой начинается с XVIII века.
Как известно, многие эпистемологические проблемы рассматривались неодинаково на классическом, неклассическом и современном (постнеклассическом) этапах развития науки. Для классического типа рациональности характерно признание объективности истинного знания. Роли субъекта познания и средствам его получения отводится второстепенное место. В неклассической рациональности признается неразрывная связь объекта и субъекта с его средствами познавательной деятельности. Здесь важен учет зависимости объекта от субъекта. В постнеклассической концепции добавляются еще цели и ценности. Научные факторы познания здесь взаимосвязаны с социокультурными установками. Для риторики такой проблемой является предметность речи или ориентация на объект. Кризис риторики Нового времени связан именно утратой предметности. Сформулированные еще в античности топы или формы стали преобладать над конкретным содержанием в устной и письменной речи.
Возникновение в ХХ веке сначала неклассической, а затем и постнеклассической рациональности порождено лингвистическим переворотом в философии, созданием аналитической философии и другими факторами. Одной из проблем современной лингвистической философии является проблема соотношения языка и реальности, знака и значения. Оказывается, что значение существует не как независимый концепт, а как зависимая возможность. Сами идеи как корреляты значений не существуют до процесса означивания, до знаков, которыми мы эти идеи представляем. Подобные выводы хорошо согласуются с идеями Л.Витгенштейна о том, что «Мы сами выбираем способ подачи фактов» или утверждением М.Хайдеггера: «Язык – дом бытия». В этом же направлении идет постструктурализм с идеей деконструкции. Для деконструктивизма не столько важно нечто доказать, установить или подтвердить, сколько подвергнуть сомнению, преодолеть или раскрыть неявное противоречие. Предметом деконструкции выступает не только конкретный литературный или философский текст, но вся западная концепция рациональности и лежащие в ее основании представления о науке, языке и здравом смысле. Главной мишенью деконструкции являются различия между истиной и вымыслом, действительностью и видимостью, и целью является демонстрация условного характера этого различия. В итоге появляются заключения, что литературу нельзя отличить от философии, метафору от истины, правду от вымысла и т.д. Концепция о приоритете неявного знания М.Полани и идея пресуппозиции в вопросно-ответных практиках хорошо соответствуют этому течению, устанавливающему принцип превосходства языка над предметом речи.
На фоне идеи об определенном приоритете реальности языковой над реальностью предметной или объективной и появляется неориторика. Собственно говоря, неориторика и постструктурализм появляются примерно в одно и то же время: в середине ХХ века во Франции. Неориторика разрабатывается на стыке лингвистики, теории литературы, логики, философии.
Неориторика получает свое развитие и в рамках психолингвистического направления, изучения практик делового общения, юридической герменевтики и судебного красноречия, поэтики, логики, возрождающейся в обществе гомилетики. В центре риторической парадигмы находится человек в языке – языковая личность, homo loquens. Теоретические представления современной риторики оказываются важными для понимания закономерностей функционирования коммуникационных технологий. В сфере осмысления новых практик информационного общества оказывается само понятие коммуникативной технологии, отличающейся от других форм межличностного взаимодействия и нашедшей разработку в неориторике. В поле зрения неориторики оказывается информационное содержание формирования компетенции специалиста. Активно осмысляются риторические речевые стратегии и тактики воздействия, привлечения внимания, интереса, оценки, проверки. Привлекает внимание исследователей символическая организация коммуникативного пространства. В повседневной практике СМИ используются борьба за попадание в фокус общественного внимания, примеры технологий привлечения внимания, находит выражение порождение благоприятного контекста как коммуникативная задача при освещении события. Подобная проблематика характерна для многочисленных частных риторик, связанных с неориторикой.
Развитие компьютерных технологий внесло существенные изменения в теорию и практику аргументации. Одним из основных факторов, повлиявших на изменение реальных аргументационных практик, стали структуры формата и контента, используемые в современных методах приема, хранения и передачи информации. Формат становится единственной формой существования контента или содержания. Контент, не соответствующий требованиям формата, не может стать информацией. При создании формата используются определенные явные и неявные содержательные принципы, не допускающие введения в информационное поле той информации, которая не соответствует интересам создателей формата. Приоритет формата над контентом очевиден, такого приоритета никогда не могла реализовать «форма» по отношению к «содержанию». Формат – это новый вид топа, позволяющий говорить о том, чего не знаешь и активно навязывать свою точку зрения окружающим. Изменение формата при существенном изменении контента не предусматривается компьютерной программой, созданной в соответствии с интересами заказчика. Содержательно понятие формата аналогично идеям предвзятости, приоритета неявного знания, превосходства социокультурных факторов при рассмотрении некоего вопроса и т.д. Возвращаясь к началу нашего текста, можно утверждать — сторона В не сможет доказать свою правоту. Утрата предметности или своеобразное ее толкование представляет собой важное свойство нового этапа развития риторики как теории и практики аргументации.
[i] Аврелий Августин. Об обучении оглашаемых / Пер. М. Е. Сергеенко. // Богословские труды. — 1976. — № 15, с.1
[ii] Аврелий Августин. Об обучении оглашаемых / Пер. М. Е. Сергеенко. // Богословские труды. — 1976. — № 15, с.10