Меньшикова Елена Рудольфовна

Новый Институт Культурологии (Москва)

 (АНО по развитию исследований и

проектов в области культуры и искусства)

кандидат культурологии, эксперт

Menshikova Elena Rudolfovna

New Institute for Cultural Research (Moscow)

(NGO for development of projects

and research in culture and the arts)

 Candidate of Cultural Research, expert

E-mail: elen_menshikova@mail.ru

УДК 820

 

Троянский терроризм как принципат Обмана,

или в объятиях терракотовой саранчи

(этимологические надкрылья virtus)

Часть III[1]

Аннотация: “Троянский терроризм” скакнул к месту и вовремя как выдох недоумения на теракты в Лондоне прошлого года, как вызов политическим манипуляциям, и скакнул продолжением темы миграции (фундаментальной проблемы современности) как порождение внутреннего конфликта, множащего конфликт внешний, в тему системной нестабильности – теоретической обоснованности Обмана, разрушающего систему договоров как условие миропорядка. Как и в случае с «Капиталом» Маркса, вначале шла теория, а потом – практика саботажей: система терактов, бунтов, революций, мировых и гражданских войн, – так и с «троянским терроризмом»: дерзкие атаки нью-террористов межгосударственного масштаба, сметающие принципы и нормы всякого Общественного Договора (Руссо и не снилась сия печаль), нормы Права, этики и морали, экономических соглашений (межгосударственных договоренностей), включая военную демонстрацию силы, провокации военных конфликтов, пиратские выходки, демарши запугивания и шантажа, оживляя Миф о Троянском Коне и придавая ему статус «установленного порядка»: нормы, что принимается большинством как «естественное право», как естественный ход вещей, вопреки здравому смыслу и общечеловеческим канонам бытия,  узаконивают вероломность и обман как единственно из возможных и всех вероятных путей дальнейшего развития человеческого общества – такие вот «тернии к звездам»: без звездных войн, но методом «оккупая», что позволяет нам заключить, что «троянский терроризм» – это сумма технологий, направленная на захват земли (пространства обитания) путем обмана, паники и насилия. Государство современного «утопизма» – государство Утопа (США), произрастая из матрицы Британской империи, своей тактике насилия – “оккупая” (захвата «чужого») – никогда не изменяло, и мартовские-апрельские  события в международной политике лишь очередная зарубка на этом мертвом питоне, что зовется “демократическими ценностями”.

Ключевые слова: terra, terror, «троянский терроризм», пиратство, технология лжи, Миф.

TROYAN TERRORISM AS THE PRINCIPLE OF DECEPTION,

OR IN THE ARMS OF THE TERRACOTTA LOCUST

(ETYMOLOGICAL ELYTRONS OF VIRTUS)

Abstract: “Trojan terrorism” leaped to the place and in time as an exhalation of bewilderment at the terrorist attacks in London last year, as a challenge to political manipulation, and jumped as the continuation of the topic of migration (the fundamental problem of modernity), as a creation of an internal conflict that multiplies the external conflict, in the theme of systemic instability – theoretical reasonableness of Deception, which destroys the system of contracts as a condition of the world order. As in the case of Marks’s “Capital,” the theory first followed, and then the practice of sabotage: a system of terrorist attacks, riots, revolutions, world and civil wars, and “Trojan terrorism”: bold attacks by international terrorists, sweeping away the principles and norms of any Social Treaty (Rousseau did not even dream of this sadness), the norms of Law, ethics and morality, economic agreements (interstate agreements), including military demonstration of force, provocation of military conflicts, pirate antics, demarches of intimidation and blackmail, reviving the Myth of the Trojan Horse and giving it the status of an “established order”: the norms that are accepted by the majority as “natural law”, as the natural course of things, contrary to common sense and universal human canons of being, legitimize treachery and deceit as the only one of possible and all probable ways of further development of human society – such are the “difficulties to the stars”: without star wars, but by “occupy”, which allows us to conclude that “Trojan terrorism” is the sum of technologies aimed at seizure the land (habitable) by fraud, panic and violence. The state of modern “utopianism” – the state of Utopus (USA), intended from the matrix of the British Empire, its tactics of violence – “occupy” (seizure of the “alien”) – has never changed, and the March-April events in international politics are just another notch on this dead python, which is called “democratic values.”

Keywords: “Trojan terrorism”, terra, terror piracy, technology of lies, Myth.

Основание и квинтэссенция этой статьи писались в марте 2018, уже после второго лондонского выступления, – таким образом, теоретические обоснования, заложенные двумя предыдущими статьями[2], ежедневно обрастая примерами «практического злодейства» – умышленного обмана, провокаций, угроз, фейковых вбросов (Лондонский синдром отравлений и др.), химические атаки в Сирии, манипулятивное регулирование «интересов США» в Объединенной Европе – деструктивные выступления мигрантов, неустанное высевание зубьев национализма на Украине, в Грузии, Армении, Казахстане, странах Прибалтики, Молдавии: влияние и фактическое управление через резидентов политикой государств, разбалансировка режимов в Латинской Америке и   политических устройств в Евросоюзе, в результате чего истекший год (2018) запомнится как «Опрокинутая Оферта Обмана» – ООО, обнажаясь как «общество с ограниченной ответственностью», которому уподобилась человеческая цивилизация на современном этапе – все лгут и никто в ответе за свой обман, ибо ответственность как основа политической рефлексии человека снята с повестки дня, и, поскольку взросление человека отодвигается в будущее, что необозримо, то инфантилизм процветает и культивируется, и «молодость» становится целевой экзистенциальной установкой, и притом единственной, за своей прозрачностью пряча Поступок и Свершения, человеку оставляя лишь неразумие и дикое поле желаний, на котором «игра в войнушку» как подростковая дисциплина вполне естественна и служит и средством и стимулом существования – словом, процветает партизанщина, она же тактика «черных охотников»[3]. По сути, Тень Отца Гамлета, представая в своей множественной ипостаси: «тенями забытых предков», кружа по планете, никого не пугает и не сдерживает, ибо все привыкли «бояться» как котенок Гав – через масскульт, поглощая хоррор как попкорн, когда «безумие» выдается за творческое наитие, а насилие воспринимается как инфлюэнция, то к реальной войне, и реальным смертями давно относятся безучастно и равнодушно как к виртуальной картинке, которую можно отключить, или нет: сама пропадет, ведь компьютер зависает…

После Обмана, что опрокинули китайцы на философском конгрессе на его участников[4], и в продолжение “обманных скрепок” этого года, которыми я пополняю собственную копилку сквозных обманок, как-то зловеще проступает сам ТТ в этом заголовке – но все так: мы ввергнуты в Принципат Обмана, в котором единственной доблестью (virtus) человека и гражданина оказывается (и всегда, пожалуй, было) “обмани ближнего своего”. Но если лицемерный лозунг Робеспьера – «Добродетель без террора бессмысленна» – взять за аксиому, что легла в основу марксистско-ленинского учения о перманентной революции, строительства «светлого будущего» – Коммунизма, что морочила голову не одному поколению таких строителей и мессий, и наложить его в качестве сетки координат на мировоззрение греков и китайцев, то результаты небольшого аналитического упражнения будут не столько плачевны, сколько различны кардинально, поскольку вопреки совпадению культурологическому к таким понятиям как «воинская доблесть» (virtus) и «пиратству», что процветало как modus vivendi и в Древней Греции, и в Древнем Китае, то отношение к Обману и Лжи было диаметрально противоположным – и, как мне думается, в этом корень всех проблем, лежащих по всей окружности «троянского терроризма», который сейчас, в XXI веке, уподобился вдруг Аду со всеми его девятью кругами – из «запретного» и «табуированного» он превратился во вполне конвенциональный принцип, как «дорожная карта».

“Все врут” и врут по-крупному – кредо, что используется сейчас штыком и вместо пули. Пророков нет – нет нужды – распни его! … Но…пора рубить хвост Ящеру, конец которого не просто виден, но уже различимы все прорисованные на нем ромашки, ясна червоточина ТТ – то есть его первопричина и пути реализации (применения), что приносит весомый доход, оказываясь, по сути, офшорной зоной, что детерминирует сами экономические отношения, провоцируя рост вооружения, синтезируя гормоны натиска, множа провокации, вводя системный сбой, когда сама оферта оборачивается дефолтом, неся обнуление всем договорам и ценностям, формируя (заботливо взращивая) панику от осуществляемого «блицкрига» – самого нападения, сиречь захвата в потенции – вся организация «троянского терроризма» направлена на то, чтобы несистемным сбоем: впустив испуг и топос Смерти – добиться страха и последующей сдачи противника –  ухода с рынка/терры/сферы влияния.

 

Итак, начнем отсчет нашим утопленникам: с примеров «вовлекаемого» красноречия, благодаря которому на многие столетия «ненаходимая» при жизни полководца публика безоговорочно уверовала, что галлы во всем виноваты: они неправильно жили и ели, не с той ноги ходили, слишком волосаты были, причудливо украшались в золото, коего было чрезмерно, эмоциональны были не в меру, дороги деревом прокладывали, а не камнем – словом, не демократическим путем шли. Потенцирование по Цезарю предпочитало следующие глаголы: interfecio (‘уничтожать’, ‘убивать’), percutio (‘пробивать’, ‘пронизать’, ‘прокалывать’), perdomo (‘совершенно укрощать’, ‘усмирять’), perimo (‘уничтожать’, ‘убивать’), pereo (‘пропадать’, ‘погибать’), percipio (‘захватывать’), percello(‘опрокинуть’, ‘поражать’), internecio (‘истребить’); отглагольные существительные: interitio(‘погибель’, ‘уничтожение’). Стоит лишь заметить, что проводя свой эксперимент в чистом поле «Галльских записок» мы насчитали только три случая использования слова terrore…

«Движение агрессии строем…»[5] – это ли не легаты со своими легионами, что Цезарь запускал как саранчу на галльскую землю? Заметим, ударение в слове всегда несет значение – флажком на своем древке. В латыни двусложные слова имеют ударение на первом слоге или на втором, что зависит от долготы гласного звука, что, в свою очередь, зависит от того, закрытый или открытый конечный слог, так, н-р, в слове terra ударным будет первый слог, в слове timor  – ударный второй – именно этот ударный mor– указывает на звенящий денотат – Смерть (лат. mori – “умирать”)  или ‘несущий смерть страх’. Интересующий нас «смертельный» конотат обнаружен нами в словарной статье на слово terra, где вторым после основного ‘земля как мировое тело’, дается значение ‘земля как почва’, но при этом в качестве примера приводится следующая цитата: «aquam terramque petere – требовать от врага земли и воды (в знак покорности/подчинения)»[6], из которой проистекает одна неоспоримая истина – земля всегда была (и воспринималась) лишь предметом чьих-либо притязаний, рассматривалась как предмет прибыли/приобретения, а значит, как предмет чужого интереса и как потенциальный символ власти/домината всегда сопровождался угрозами, давлением и устрашением извне. Видимо, отсюда проистекает второе значение (да собственно, и возникновение) прилагательного terrenus: ‘земле принадлежащий, в земле находящийся, земной’, и примыкающее к нему ‘тленный, смертный’[7], которое, имея словарную пометку «поэт.», напрямую отсылает к «богам подземного царства», то есть чужой, но сопредельной живому, реальному и наполненному живых объективаций, миру, территории Terra (напоминаю, что начертание с заглавной это слово означало именно «подземное царство»), которая, обладая совокупностью населяемых ее хтонических существ и сущностей, изначально привлекалась в качестве предмета устрашения, и отчасти стимулировала на решение той или иной задачи или же использовалась как манипулятивный рычаг: воздействия страхом.  И потому допускаем возникновение глагола terreo (terrui, territum), чье значение ‘страхом преследовать’ (profugam per totum orbem) и ‘страхом удерживать’ (a repetunda libertate), именно от адъективного (приложимого) значения ‘несущей смерть земли’ (и даже в буквальном смысле  согласно представлениям древних людей), который через свои различные формы: terrifico/terrificare(‘устрашать/пугать’), имеющие словарные пометки «поэт.», и, соответственно, новые лексические единицы, уже обладающие многозначностью, уводящие от места возникновения (terra), но приобретающие относительное значение, то есть способных на создание собственного гнезда – качественно иное, с иным понятием, иной потенцией – terrificus/terrificum (‘страшный, ужасный’), terrificulum ‘страшилище/средство устрашения’), и, теряя по дороге своего следования (заметим, сплошь усеянную войнами, баталиями, земельными притязаниями различных племен, заселявших и вторгающихся на Апеннинский полуостров) поэтический окрас, расширяя «ареал обитания», скажем сферу применения, стало, как мы догадываемся, общедоступным и общеупотребимым в обыденной речи, уходя из специфики «поэтической», связанной или обусловленной метафизическим представлениям, – так возникает territo/territavi/territare (‘стращать/пугать’) – глагол воздействия и устрашения, которые применяются на войне, в бою, на поле брани, во вражде, и вследствие своего определенного воздействия – страха и ужаса вселяемого возможностью буквальной смерти. Так возникает абстрактное понятие, которое словарь фиксирует как terrore/terroris (‘страх, ужас’) – то есть как Ужас, возникающий на поле брани, в результате распри между «своими» и «чужими», именно поэтому первый денотат этого слова «ужас, наводимый смертью», с пометкой: “перед иноземным врагом”, приводимый словарем[8], отсылает к той, сопредельной территории Смерти (“подземному миру”, “царству мертвых”, “аду”), что всегда возникает на войне как неминуемая возможность стать путником иного мира – мира мертвых. Неслучайны потому примеры, что сопровождают это слово в словарной статье – terrorem alci injicere (‘наводить на кого-то страх’), algm in terrorem conjicere (‘повергать кого-то в ужас’), alci esse terrori (‘быть страшным’), terror incidit exercitui (‘страх напал на хорошо обученное войско’), что раскрывают специфику понятия – оно готовится извне, тщательно спланировано, избирательно и поступательно агрессивно – то самое «движение агрессии строем», от которого сложно бывает спрятаться, точнее немыслимо…

Во второй главе «Галльских записок», где повествуется об ожесточенных сражениях римлян с бельгами близ реки Аксона, встречаем первое употребление этого слова: «Postridie ejus diel Caesar, priusquam se hostes ex terrore ac fuga reciperent, in fines Suessionum, qui proximi Remis errant, exercitum duxit et, magno itinere confecto oppidum Noviodunum contendit»[9] (“На следующий день Цезарь, не давая врагам опомниться от ужаса и бегства[10], повел войско в землю суессионов, ближайших соседей ремов, и после большого дневного перехода двинулся против города Новиодуна”[11]). Но заметим, этому предшествовал целый пассаж о преследовании тремя легатами – Кв. Педием, Л. Аурункулеем Коттом, Т. Лабиэном – неприятельского арьергарда и спасающегося бегством войска (причем участник и очевидец Цезарь отмечает «чрезвычайную храбрость врага»), которое завершилось «бойней на наковальне»: «Itasine ullo periculo tantam eorum multitudinem nostril interfecerunt, quantum fuit diei spatium, sub occasumque solis destiterunt seque in castra, ut erat imperatum, receperunt.»[12] (“Вследствие этого наши без всякой для себя опасности в продолжение всего целого дня избивали неприятелей; только перед самым заходом солнца они прекратили бойню и согласно приказу вернулись в лагерь.”[13]), предельное понимание которой именно как «ужаса-ужаса» передает изобретательный прием «остранения» Цезаря, что использует союз «столько…, сколько»[14], сравнивая разнородные понятия: число убитых и продолжительность дня (касательно величин того и другого), что можно перевести как: «убивали сколько позволила продолжительность дня» – словом, quantum satis – ‘сколько нужно’, цинично хихикает латинская поговорка.[15] Понимание «запредельного ужаса», что испытывали преследуемые легионами смерти, наступает не сразу, а как бы после – когда смерть терзаемых галлов уже внесена остраняющим пером Цезаря в реестр своих подвигов – доблестных дел – их убили ровно столько, сколько позволило дневное светило, то есть пока они были находимы при свете дня: видишь галла – убей его! – очень простая тактика: руби-коли, пока горит день, пока не заструились сумерки. Ужас читателя усиливается (по нарастающей), когда вброшенное замечание полководца о «храбрости неприятеля» вдруг начинает давать свои всходы: «Caesar primo, et propter multitudinem hostium et propter eximiam opinionem virtutis, proelio supersedere statuit»[16] («Цезарь решил, ввиду численного превосходства со стороны неприятелей и ввиду исключительного мужества, которым они славились, отказаться от ситуации противостояния (сражения)» – пер. наш, М.Е.), когда самой соотнесенностью «столько…, сколько» вдруг вклинивается представление о реальной расстановке сил – то есть «враг», что засел в галльских землях (довольно плодородных даже по римскому праву), которого избивают дни напролет, обладает превосходством, отменным мужеством (virtutis[17]), располагая арсеналом воинского Духа – преимущественного права сильнейшего, который, порой, сложно сильнейшим мужам скрывать по карманам (как нынешним покорителям рингов, своей супертяжестью пользующихся как сверхпроводимостью), в совершенстве владеет своим темпераментом: зная, как и где употребить свои смелость, решимость, твердость – тот самый наследуемый Дух предков, что прорастает в Virtutis  – отменная доблесть, что заметна врагу и что славит, прославляя, нарушая границы, на весь мир. И следом Цезарь, будто присловьем добавляет, что в равной степени убедился как в храбрости врага, так и в смелости своих[18], причем  в ежедневных конных сражениях, где ратники (proeliatoris) не уступали друг другу в мужестве (virtutis), но при этом для обозначения самой «доблести» он использует разные слова: virtute (‘героический, храбрый’) – для бельгов и  auderent (‘отважный, смелый’) – для римлян, что говорит лишь о лексическом богатстве латинского языка на момент галльских войн, а значит, позволяет нам и далее углубляться в воронку, что оставил денотат «ужаса», где куется и вытачивается «бесстрашие» – non frustra[19], что творится руками славных мужей, в любую минуту готовых к проявлению доблести. И заметим, это те гомеровские «необоримые руки», что крушат врага направо и налево (помните, как Одиссей расправился с женихами, пойманными в ловушку, – доблестно: словно злодей-Потрошитель безжалостно вспарывал «острою медью» животы, «травлею тешась» запертой в ловушке обезоруженной толпы, убивая направо и налево, «как ни попало», – отчего «был разбрызган их мозг, был дымящейся кровью их залит пол» ^[20], и что позволило Гомеру уподобить его кровожадному льву, услажденному   охотой и бойней)[21], как попало всаживая ножи и мечи, за рукопашным боем не замечая ни времени, ни места: время спускается мглой – занавесом, а пролески, лишь усложняя движения сражающихся, как декорации боя – всего лишь ландшафт, что кровожадное око не зрит, но вмещает сеткой координат – воюющий просто ее корректирует собственным сознанием, не выпуская ни стремян, ни оружия. И если учесть, что такое «кровожадное» противостояние,  о котором Цезарь в своей сдержанной манере «остранения» высказывается, умещаясь в одно предложение, естественно как данность теории эволюции, где побеждает сильнейший, прибавив  к этому, что аналогичные  эпизоды следуют один за другим как поезда метро, то картина «вечной распри» встает той кровавой пеленой, за которой ваше воображение ничего не рисует кроме дымящейся «крови пролитой ручьев», меряя только «Апофеозом войны»[22], иного не видя – не может. Это не просто священный ужас, это обыденный ужас войны, где священный трепет стерт наковальней Страха. Итак, это то бесстрашие воинов (audentis proeliatoris), что рождает страх, который «ужас-ужас». Такое понимание «страшного» что возникает не только от вида страшного противника (британцы красились в синий, не думая, что сеют ген грядущего Халка)[23] – устрашающего как исчадие Ада,  но от неустранимости самого бесстрашия, что длится «столько…, сколько» – quantum satis, оставляя убитыми – quantumsatis, от «необорности» той агрессии, что движется строем и стройно («движение агрессии строем»), почти что струйно – током иль лавой, что бывает «железным потоком» берет за горло, и, пробуждая «священный трепет» у всех, кто решился противостоять отваге легионов Цезаря, будет напрямую связывается в сознании с «направленным ударом» прямо в сердце в течение всего времени, что отпущено тебе для жизни: работы, любви, заботы, еды, защиты. Ужас вносился распорядком суток, и потому такое регламентируемое убийство было страшно – насилие оправдывалось, ибо преподносилось актом проснувшегося светила: вседозволенность сильнейшего (Цезаря) уподоблялась Солнцу – то есть само значение упиралось в quaestio juris (‘вопрос права’) – «ужасное/страшное» – это то, что нарушает ваши права, ваш modus vivendi, ваш мир, ваши представления. Но в латинском словаре для обозначения такого состояния существует другое слово – timor/timois. Именно это слово для обозначения ‘страха’ и ‘ужаса’ использует Гай Юлий чаще всего – из чего делаем заключение, что на ту пору – время галльских побед –  оно было более в ходу, привычнее, популярнее, активнее (живее). Так, слово horridiores[24], применяемое Цезарем, будет иметь тот же денотат «ужаса/страха», имея частое использование – зависание в нарративе о перманентном убийстве и истреблении племен, олицетворяющем «светлый путь» для римлян, то есть тот экзистенциальный крест, которым Великий Гай крестил непокорные народы Галлии: horrifer/fera/ferum – ‘бросающий в дрожь’, ‘ужасно-холодный’, ‘ужасный’, ‘страшный’; horrifico/avi/atum/are – ‘бросать в дрожь’, ‘наводить ужас’, ‘ужасать’;   horriticus/a/um – “ужасающий’, ‘страшный’; horror – ‘ужас’, ‘страх’, ‘благоговейный трепет’ , ‘содрогание’, ‘озноб лихорадочный’. Как нам думается, именно эти коннотации присущи денотату «ужаса», вводимого словом Terra – территорией Смерти, несущейся на тебя нашествием гуннов всей чернотой своих когорт, от чего кровь стынет в жилах, холодеют позвонки и тебя колотит озноб. (Именно так реагируют смотрящие horror, любящие пугаться по-настоящему, но при этом жующие поп-корн.) Собственно Ужас, наводимый преследованием (а такова была основная тактика Цезаря, что терзал неприятеля своими легионами, словно спущенной стаей борзых, вгрызающихся в конечности бегущих, свирепствуя в процессе терзания-растерзания), вселяемый самой Смертью, что неслась собачьим оскалом, агрессивных легионов Цезаря, влетевших и летящих по Галлии, по-над Рейном, касаясь копьями Пиренейских гор, срывая тишину нагорий рожками манипулов, являя и олицетворяя «подземный не-рай», но terra-incognita Мертвых, что всегда вызывала «страх и трепет», территории, что изначально нужно бежать и сторониться, если ты в здравом уме и твердой памяти – неслись чужестранцами, неся пращами More/timor и представляя «угрозу смертью».

Этот агрессивный строй обеспечивает широкомасштабный десант языковых единиц, ответственных за «прямой удар» – глаголы «направленного действия», кои рассыпаны в галльском ландшафте Цезаря «зубьями дракона» щедро: с дальновидностью политика, которому помимо сослагательного наклонения прорицателя[25] пригодилась остраняющая маска 3-го лица, что с участника и виновника галльского «избиения младенцев» снимала всякую ответственность, наполняя его святостью Александра Великого[26]. Тем более что с поверхности веков мы понимаем, кто в этой ситуации исторического прелюбодейства и людоедства был агрессором и оккупантом – а не освободителем и миссионером,  как это представлено в «Науке побеждать» – побеждать любой ценой. Вот оно гнездование «грозящих смертью» глаголов: perfuro, ere – ‘продолжать свирепствовать’, ‘сильно свирепствовать’; percello, culi, culsum – ‘собственно потрясать’:1) ‘повалить наземь/опрокинуть’, ‘поражать’, ‘разбивать’; 2) ‘потрясать по силе/могуществу’, ‘потрясать в основании’, ‘приводить в расстройство’,  ‘лишать силы/могущества’, ‘губить’; 3) ‘потрясать душевное настроение’, ‘смущать’, ‘приводить в замешательство’, ‘лишать присутствия духа (особенно страхом)’; 4)‘потрясая ударять’, ‘толкать’, а  percello timore (‘потрясать ужасом’)– очень часто используемое словосочетание, словно привлекаемые в auxilia (вспомогательные отряды) нумидийцы или Балеарские пращники; percipio, cepi, ceptum, ere – ‘захватывать’;pereo, ii, itum, ire – вообщ. ‘пропадать/исчезать’: ‘умирать/погибать’, ‘погибать’ (о городах, особенно о государствах); perfuro, ere – ‘продолжать свирепствовать’ (при этом сущ. perfidia – ‘вероломство/неверность’); perimo, emi, emptum, ere – ‘совсем удалять’ ‘уничтожать’, ‘убивать’; peremptus – ‘убитый’, ‘погибший’; perdomo, domui, domitum, are – ‘совершенно укрощать’, ‘усмирять’, ‘покорять’(при этом сущ. perditor, oris – ‘губитель/разоритель’ и причаст. perditus, a, um – ‘погибший’, ‘отчаянный’, ‘безнадежный’); percutio, cussi, cussum, ere – ‘пробивать’, ‘пронзать’, ‘прокалывать’(а сущ. percussor – ‘убийца/разбойник’); perduellis – ‘воюющий враг’; peruro, ussi, ustum – ‘опустошать огнем’: 1)‘томить’, ‘мучить’ о любви и др. страстях, 2) ‘воспалять’, ‘натирать рану’; pervasto, avi, atum,are – ‘совершенно опустошать’, ‘совершенно разорять’, ‘’, perterreo, terrui, territum, ere – ‘сильно напугать’,‘устрашить’ – что собственно и было с племенами германцев : они бежали под влиянием большого страха: «timore perterrritus»; pervello, velli, ere –‘сильно дергать/щипать’, ‘огорчать/обижать’; pertimesco, timui, ere – ‘приходить в крайний страх’, ‘весьма пугаться/страшиться/бояться’; perturbo, avi, atum, are – 1) ‘приводить в беспорядок’, ‘вносить беспорядок’, ‘совершенно запутывать/нарушать’, ‘вносить куда-то неурядицу’; 2)‘приводить в замешательство’, ‘приводить в смущение’, ‘смущать/тревожить’; и отглаг. сущ. perturbation, onis  – 1)‘разстройство’, ‘замешательство’, ‘смятение’, ‘беспорядок’, ‘переполох’, 2)‘полит. расстройство’, ‘полит. замешательство’, ‘полит. смятение’, ‘переворот’; 3) ‘душевное волнение’; pertumultuose – ‘в большой тревоге’, ‘в сильном возбуждении’[27].   Здесь мы должны объяснить увлеченность словами на букву P: в латинском per–  – это приставка состояния, образа действия, что в случае с приведенными глаголами (и производными), действует как безотказный иллюстративный материал – ярко очерчен как душегуб, так и его жертва, которой приходится терпеть не только страх и замешательство, но и прямые пертурбации (расстройство и переполох) в собственном теле, что опрокидывают, терзают, прокалывают, ударяют, трясут, совсем удаляют – видимо, растворяют в болоте, стирают в прах копытами своих буцефалов, сжигают, кромсают – словом, значительно заметно меняют само «состояние» предмета/объекта нападения, прибегая к perduellionis(враждебным действиям), ибо к чужестранцам применима только война, как последний довод королей, и как единственный способ «совершенного усмирения» – растерзанием и подавлением (заметим, кровожадностью отличались именно римляне, согласно их установленным правилам – если не закон, то обычай – принимать капитуляцию осажденного города лишь до того момента, как начнут разбивать его стены, – после чего никакие заявления осажденных о сдаче не принимались – штурм продолжался, крушились стены, оставлялось пепелище, бывшим горожанам менялся статус – на раба; ссылки можно найти у Цицерона, что тщетно увещевал полководцев в чрезмерной жестокости к поверженному врагу). Еще немного синонимов: interimo, emi, emptum, ere – ‘уничтожать/убивать’, ‘лишать себя жизни’, ‘отправлять на тот свет’; interfecio, feci, fectum,ere – ‘уничтожать/убивать’(сущ. interfector, oris – ‘убийца’);  intermorior, mortuussum, mori – ‘незаметно умирать’, ‘замирать/лишаться сил’, ‘ослабевать’, ‘исчезать’, ‘угасать’, ‘погибать’, ‘обезпамятеть’; и отглаг. сущ.: interitio, onis – ‘’, interitus, us – ‘погибель/уничтожение’; internecio( internicio), onis – ‘избиение’, ‘истребление’, ‘полное поражение’ (internecionem redigere – ‘совершенно уничтожить’, cibusinterminatus – ‘запрещать’ – вот откуда вышел Терминатор – “угрозами устрашающий” и “под опасением наказания” грозящий грозному соседу (что бы помещик Ларин говорил, имей он такого в границах своих лугов?); minitor, atussum, ari – ‘грозить/угрожать’, нареч. minanter –  ‘грозно/с угрозою’, причаст. minitabundus – ‘грозящий’, ‘угрожающий’; metuo, tui, tutum, ere – ‘бояться’, ‘опасаться’, ‘быть в страхе’; отглаг. сущ. metus, us, m –‘боязнь’, ‘страх’, ‘опасение’: 1) metus amini: metus vanus – in metu esse – ‘быть в страхе’, ‘быть напуганным’ ; metum habere – ‘бояться’, ‘быть в страхе’; metus est – ‘боязнь войны’; 2) ‘благоговейный страх’, ‘благоговение’, menus maximibelle – ‘опасное положение’, ‘критический момент’, ‘угрожающая опасность’ .

Вооружившись этой лексической ратью, можно вернуться к влекомой нас единице – terrore, что фиксирует стило Цезаря в книге второй, повествующей о баталиях в Дальней Галлии, где непокорные бельги, устраивая тайные союзы и учиняя захват заложников, интриговали против Великого Рима[28], что в корне не устраивала будущего диктатора демократии – отчего он  насылает свою «небесную сотню» из трех легионов: «Postridie ejus diel Caesar, priusquam se hostes ex terrore ac fuga reciperent, in fines Suessionum, qui proximi Remis errant, exercitum duxit et, magno itinere confecto oppidum Noviodunum contendit». Для нас важно зафиксировать этот денотат, что создает слово «terrore» – «в замешательстве от ужаса», и представить, как оступающие бельги, прячась в пролесках, становились тенями самих себя.

Собственно используя слово terrore  в череде прочих глаголов «пугающего» свойства, прекрасно владея родным языком и как первоклассный ритор, Цезарь, чувствуя слово, создает контекст и для неологизмов и сами неологизмы, обновляя смыслы и корректируя понятия – смеем предположить, что субстантивное существительное “terror” могло закрепиться в языке именно таким способом. И поскольку «движение агрессии строем», что демонстрировали легаты Цезаря перманентно и упрямо, что проявлялось чистым убийством и уничтожением – кровавой бойней, то само восприятие чужестранцев, их направленного «terrore», основная цель которого была: не дать опомниться от ужаса, можно охарактеризовать не как оцепенение, при котором нельзя двигаться, и в которое отчасти впали жители Иллиона, вследствие чего ахейцы сломили паритет сил, что тянулся десятилетие, но и отчаянное состояние, в которое впадали бельги, убегая сломя голову. А если не бежали? – сам Цезарь отмечает их удивительное мужество, и как  удавалось легионерам при их сложной экипировке (короткий меч (gladius) в ножнах (vagina), метательное копье (pilum), более метра (1,025) полуцилиндрический деревянный щит (scutum), обитый по краям металлом и обшитый кожей, кожаный панцирь (lorica), обитый металлическими пластинами, металлический шлем (galea), шерстяная туника, плащ (sagum), кожаные сапоги (caligae))[29] преследовать бегущих? Или сопротивление, что выказывали сражающиеся за свою терру, было столь велико, что провоцировало лишь рост агрессии и свирепость в римских легионерах – «озверин» как гормон противодействия зашкаливал в солдатских организмах?

И если во II книге появляется слово terrore в значении «ужаса», чтобы описать замешательство врага, то в V книге вводится однокоренное слово terrear, что дается в связке синонимичных слов: mortispericulo terrear – в три слова как неологизм, где плюсуются все значения ‘опасности’ и ‘угрозы’, чтобы усилить чувство превосходства над врагом и обозначить силу своего воздействия – Цезаря и его армию стали «бояться как смерть»[30]. Это усовершенствованный денотат, что постепенно: через чтение и восприятие «Галльских записок» – свяжет значение «страх/ужас от чужестранца» и «направленная смерть» в единое целое «timor ради terra» (“ужас ради пространства”). Ужас испытанный и как состояние экзистенциального трепета за тысячелетие прорастания латыни в грибнице европейских языков смог трансформироваться в действие – направленный удар, что само состояние «замешательства/трепета/ужаса» институализирует и делает не только возможным, но и правоприменительным – Варфоломеевская ночь вершилась именно с этим расчетом: не дать опомнится от ужаса несогласных, исповедующих иную веру гугенотов и членов их семей. А само «движение агрессии строем», организованное Цезарем, сама суть и вектор «вовлечения», были чутко уловлены кн. Кропоткиным, давшим терроризму очень четкое определение – «политическое движение», возникающее вследствие «определенных условий политической борьбы», что «может вновь воскреснуть и вновь умереть»[31], то есть недвусмысленно отмечая искусственный характер самого «политического движения» – как на оружие, что хранится в чулане до поры до времени. Но ведь к этому пониманию нас подводит одна лишь фраза Цезаря (Кн. II (12)), что сдержанно повествует: повел войска, а бельги не могут опомниться от ужаса и бегства в тот самый момент, как легионы идут по следу, то есть заняты непосредственно «охотой» – травлей бельгов, преследуя и не останавливаясь, – вводимая «остранением» 3-го лица, но которая достигает обратного эффекта, когда читателю оказывается доступным (и отчасти осязаемым) ужас бегущих, поскольку его воображение начинает помогать восприятию: ведь если бельги где-то сидят и дрожат, цепенея от страха, то они уже оцепенелые, стылые, в земле лежат – разъятые, ибо легионеры мало кого оставляли в живых – не интересно, ибо рутинным взмахом glagius трепещущие жилы резались и рвались, тела кромсались…

Слово «terra» ту недостающую коннотацию слову «timor», которая придала обычному ‘ужасу/страху’ свойство “священного трепета”, одно упоминание о котором, заставляло холодеть позвонками и цепенеть от могильного Страха[32], запуская вирусом «замешательство, что на грани помешательства» – ту Панику, которая снимала вопрос сопротивления априори – его не может быть, оно не формируется: не складывается из  кирпичиков, когда пред вами встает хтоническое существо – Чудо-Юдо запредельное. Так Робеспьер решил проблему вовлечения/подчинения своей Великой Идее «Свободы, Равенства и Братства», а на деле банального передела власти во Франции, или государственного переворота, коих в истории человечества было (и еще будет) множество, выпуская чудовище – Terror – из Преисподней, снимая все принципы человечности за вредностью и ненадобностью. Гойя рисует своего Сатурна[33] (уже после 1789 г.) неслучайно – он олицетворял именно этот «ужас запредельного», Ужас, которому невозможно сопротивляться: людей жрут и терзают, терзают и глотают, а они даже не бегут, или бегут, но вяло, ибо паника сковала все члены, – словом, как бельги у Цезаря при блеске коротких мечей…

И еще одна к месту вспорхнувшая аллюзия: «Слышь, немец, боятся нас, моральных уродов, – и никто не защищается!» – так герой, бывший афганец, объясняет свое новое состояние рэкетира и амплуа «опьяненного бандитизмом» солдата[34]. Вот оно важное для понимания изменившегося денотата – пеленание от паники и паникой же, когда страх будет пеленать все члены, даже язык, подбираясь к дыханию и покушаясь на аорту. И видимо, не все бельги сопротивлялись – несомненно, отчаянных хватало, иначе бы Цезарь, как честный полководец, но озабоченный задачей «вовлечения» – то есть сверхзадачей идеологической пропаганды, без которой не обходилась ни одна гибридная война, а войны в Галлии, что шли более десяти лет, были именно таковыми (информационная агитация распространением «листков» Цезаря, буквально как  прообраз будущих газет, провокации в среде галлов, клевета и стравливание вождей галльских племен, контрреволюционное вмешательство в коалицию галльских племен, манипуляция интересами и обман через внедренных агентов), не отмечал, как бы между прочим, «отчаянное мужество» противника, которое ломалось и ломалось не сразу, но упрямством и таким же отчаянным мужеством римских наемников – «моральных уродов», которым законы этические нипочем. Цезарь использовал именно эффект «панического замешательства», которым пугали, боясь чужестранцев – этих одичавших псов войны – легионеров Рима, для которых существует одно Правило – не щадить, ведомо одно Право – сильнейшего, и потому они, как нам думается, начинали восприниматься не просто как враги, нагрянувшие из сопредельных территорий, но существа иного мира, практически потустороннего, выражая ценности антимира – из терры Смерти. Это были именно «моральные уроды», что убивали, сколько позволял день – quantum satis – буквально ‘сколько нужно’ было главнокомандующему, и которым априори никто уж не смел сопротивляться, ибо кто ж восстает против Минотавра или Дьявола? – невозможно было противостоять, и оттого в галльских компаниях процент пленных стал преобладать над погибшими – слава об «устрашающей машине смерти» римской армии бежала впереди легионов Цезаря – рабами становились люди, попадающие в эпицентр «панического замешательства», что обесточивало сознание древнего галла/бельга/бритта, которое именно выражалось в «непротивлении злу насилием», и что в конце концов способствовало колонизации галльских земель, обернувшись тотальным разграблением и геноцидом народов, и завершилось истреблением галльской культуры, являя один из ярчайших в истории примеров национализма – превосходство римской нации над прочими народами. Заметим, Цезарь, заявляя о своей национальной исключительности, а «Записки о Галльской войне» содержат неоспоримые доказательства его утверждений, об исключительности римского солдата, его праве убить всякого чужестранца, формировал идеи национализма первым в истории человечества, и не единственным, кто за свое «пренебрежение» поплотился жизнью. А ведь Европа, как наследница идей и стратегии Цезаря «подавлять и властвовать», к XIX веку была буквально «беременна» идеей национализма – языки будущей Европы (итальянский, французский, английский, испанский, немецкий и др.) формировались вокруг латыни, вобрав из нее весь корпус глаголов, систему научных терминов и крылатых выражений, которые дублировались в национальном наречии, впитывая смысловую матрицу воинственных и практичных римлян, благодаря чему идеи Цезаря – той самой исключительности, что не подлежит сомнению, вошли в плоть и кровь англичанина, итальянца, немца, француза, австрийца, венгра, поляка… Так, через язык, в котором «исключительность» как черта и свойство характера вводилась глаголами «направленного действия» на чужестранца (в первую очередь) и самим строем речи, что демонстрирует свое «право сильнейшего» через сложные формы и наклонения глаголов, «насилие» как форма человеческого проявления институализировалось, преображаясь в допустимую «норму» общежития, оппозицию «Свой/Чужой» осложняя маргинальностью Постороннего.

Что важно в Искусстве? Язык самовыражения. Почему бы и науке не поработать над выразительностью – так, в порядке повышения квалификации? И чем иным занимался Цезарь, как не оттачиванием «военной доблести» до виртуозности дамасской стали? А в свободное от работы время? Все также вытачиванием и шлифованием – но литературной ее ипостаси – «науки побеждать». «Записки о Галльской войне» не только произведение искусства – это научный отчет (годовой) о проделанной работе: факты и только факты, торжественное «третье лицо», остраняющее во времени и осененное им же, перечисление побед и бед, методичное, последовательное, сдержанное – вовлекающее в обстоятельства убийства, насилий, череды убийств. Его сознание, включенное насилием, покруженное в систему насилия, могло работать только в режиме насилия – оттого его «Наука», используя глаголы направленного действия, манкируя коротким мечом, словно ахейцы своим double axe, добилась признания и популярности – их штудировал, заимствуя как «принцип» стратегию захвата и тактику подавления, американский президент Вудро Вильсон, работая над Конституцией страны, и с тех пор «демонстрация силы» – золотой конек США, государства, постулирующего принципы Цезаревой «науки побеждать».

Итак, насилие, что исповедовал Цезарь в своей тактике «исключительного превосходства», и которое использовал, чтобы держать «в замешательстве», «в страхе» своих врагов, всегда было сопряжено со сферой «ужасного», значение которого было закреплено в языке словом «timor», и, вот располагая денотатом “ужаса”, вовлекая в «движение агрессии строем» синонимичными рядами слов «направленного действия», великий провокатор и диктатор Рима, создавая впечатление о своей армии как о сверхвоинах Terra – неустрашимых церберах Подземного царства, сближением своей «чужеродности» для галлов с однородностью «Terra» – адской землей, пространством Аида, достигает, возможно даже неожидаемого им эффекта, когда значение слова «timor» выскакивает за свои пределы – и бежит в сторону «смертельного ужаса» или «страха, сопряженного со смертью» – и вот этот последний денотат как гремучая смесь слов и коннотаций будет сопряжен впоследствии с «Террором», что как аналог 9-го Термидора, был объявлен Законом незаконной власти (якобинцев, свергнувших самодержца Людовика) как сезон «откровенного убийства», словно начало сбора урожая, что стало восприниматься «выпущенной на вас Смертью», лютой борзой, что никогда не хромает, – и думаю, что такова современная трактовка слова «терроризм» – “направленная смерть”, и по сути, «троянский терроризм» ахейцев был таковым: слова не было, но прецедент был – соткался волей и желанием Одиссея, его кознями и обманкой – его шалостью ума. И видимо поэтому слово «террор» вначале писалось с заглавной буквы  – не только для того, что закрепиться в сознании многих как точка  (время и место) нового хронотопа, сломавшего старый Порядок, как отсчет «Окаянных дней», что изменили лицо нации, но и как обозначение связи с сакральным местом – Terra – Подземным царством, царством Смерти, и которое изначально служило «фактором сдерживания», как сейчас, например, ядерное вооружение, и из которого никто не возвращался, кроме Одиссея, что на наш взгляд, спорно, ибо поднимает вопрос, что ожидает своего разрешения. Вероятно хитроумный царь Итаки из него не вернулся, ибо на момент путешествия в царство мертвых он уже мертв, как и все прочие, но Гомер, как бы чувствуя запрос поколения на формирование героя, на воспитание «по образу и подобию», описывает героя Троянской кампании так, что он предстает «живее всех живых» – но то желание аэда, повторяем, требование вместо героя (Ахилла, Гектора, Геракла, Диоскуров) изобразить/явить сверхчеловека, что не умирает, и которому сам черт не брат – своего рода Терминатор прошлого, что обманет самого дьявола и выйдет сухим из преисподней. Заказ Гомер соткал – и теперь от сверхчеловека человечество никак не избавится – продолжает играть и жить по его правилам. И сейчас «троянский терроризм» впускается обманом многих, являясь чьей-то «шалостью ума», и сейчас ТТ соединяет все: и замешательство, и связанный со смертью ужас, и обман, и направленную на вас смерть  – все лепестки сложились в тугой бутон готовой к рывку ядерной боеголовки.

Троянский терроризм – это предвестие большой войны, увы… И ведь мои прозрения о ТТ, которые я писала сразу же после приезда из Лондона (13.02.2018) и весь март, оказались более, чем правдой  – кошмар для автора, теряющего голос и зрение (буквально), за то, что говорит, словно зеркально отражаясь Кассандрой, ибо картинка от «наливного яблочка» пугающе достоверна: «кочующий колонат»[35] действительно существует – он складывается из осколков элитных подразделений национальных гвардий (Бундесвер и др.), которые вкупе с мигрантами, всегда ищущими наживы (причем легкой), образуют отряды наемников, что готовы на всякую провокацию, на военную атаку и диверсию, своей летучей мобильностью создавая цезаревское «движение агрессии строем», нарушая нормы и правила человеческого существования, подтверждает скорбную константу его – «пиратство», как древнейшую форму жизнедеятельности и  эволюционную черту существования, что не теряет своей актуальности в современных реалиях XXI века, несмотря на техническую оснащенность и интеллектуальную изощренность, демонстрируя насилие как modus vivendi, что самим фактом своего существования – реализации через убийство Другого, узаконивает себя в социуме как status quo – «мы есть, и мы живем так – убивая». Троян нового тысячелетия выпущен – «кочующий колонат» – мигранты из лентяев и пиратов – уже вытаптывает Иллионы Объединенной Европы…

 

 

 

 

[1] Мой доклад в Лондонском университете (Birkbeck) 09.02.2018 г., который был прочитан на английском языке, еще не имея новейших прямых доказательств применения этого скандального метода – “троянского терроризма” – шельмование целой страны (Россия) плюс нарушение территориальной целостности, включающий и военную атаку другой страны, что лежит по другую сторону океана (Сирия), и которое обвиняется в том, что живет не по правилам (методика “Абсолюта” по-Цезарю), актуальностью своей проблематики опередил реальные события, но, что удивительно для автора, был напечатан в американском журнале (««The Troyan terrorism as an established order (disciplina), or the nomadic colonatus (mission of Myth in the space of Sir Thomas More’s “Utopia”)» // International Relation and Diplomacy, Volume 6, Number 2, February 2018 (Serial Number 53)).

[2] Credonew 2018,  №№ 1, 2.

[3] См.: Пьер Видаль-Накэ «Черный охотник»

[4] Организационный комитет 24^th WCP2018 оставил своих участников без печатных тезисов их докладов (привычного сборника) при достаточно высокой цене регистрационного сбора (250$), и без переводчиков (китайцы выступали исключительно на китайском), вопреки нормам международного мероприятия такого уровня – всемирный конгресс, и просто здравого смысла.

[5]Фраза из к/ф «После меня» (сцен., реж. А. Матисон) о танцоре балета А. Темникове (собирательном образе беззаветного служения музам), ценой собственной жизни ставящем балет на музыку И. Стравинского, которую произносит главный герой для того, чтобы объяснить замысел своей постановки и сценическую сверхзадачу артистам.

[6] Латинско-русский словарь / О.А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017. С 644.

[7] Там же. С. 644.

[8] Там же. С. 645.

[9] Неадаптированный текст цит. по: Гай Юлий Цезарь. Записки о войне с галлами. Книги вторая, третья и четвертая. С введением и комментариями С.И. Соболевского. – [М.: Издательство Литературы На Иностранных языках, 1946]/ М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011. С. 27. [C. Julii Caesaris. Liber Secundus. XII (1)]

[10] Разрядка наша – М.Е.

[11] Перевод дается по: Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне. / Перевод М.М. Покровского. – М.: РИА «День», 1991. С. 56.[Кн. II, XII (1)]

[12] Гай Юлий Цезарь. Записки о войне с галлами. Указ. изд., С. 26-27. [C. Julii Caesaris. Liber Secundus. XI (6)].

[13] Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне. Указ. изд., С. 56. [Кн. II, XI (6)].

[14] Употребляется при соединении однородных членов предложения/частей предложения, выражая равное количество.

[15] Краткий словарь латинских слов, сокращений и выражений /Сост. В. Купреянова, Н. Умнова. – М.: ТЕРРА, 1996. С.75.

[16] [C. Julii Caesaris. Liber Secundus. VIII (1)]. Указ. изд. С.16-17.

[17] Пора дать расшифровку этому понятию, что мы используем в нашем анализе применительно к концепту «троянский терроризм», и которому придаем максимальное значение, погружаясь в его сферы и вникая в механизм действия, итак: «Virtus, utis – мужество: I) дельность, способность, хорошие качества, преимущества; II)1) добродетель, благонравное поведение; 2) воинское мужество, доблесть, храбрость, молодечество (доблестные деяния/ героические подвиги) = смелость, решимость, твердость» (Латинско-русский словарь / О.А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017.C.699). Это исключительные качества человека/людей, что не мыслит свою жизнь без героического подвига

[18] См.: «…cotidie tamen equestribus proeliis, quid hostis virtute posset et quid nostril auderent, periclitabatur.» ([C. Julii Caesaris. Liber Secundus. VIII (1). ] Указ. изд. С.16-17.) – разрядка наша – М.Е.

[19] Еще одна лексическая единица, что используется Цезарем в качестве синонима «мужественности» и «отваги». [ C. Julii Caesaris. Liber Tertius. XXV (2)]. Указ. изд. С.44.

[20] Гомер. «Одиссея». Пер. с древнегреч. В. Жуковского. Песнь XXII [St. 295, St. 306-309]. – М.: Правда, 1984. С. 272 .

[21] См.: Меньшикова Е.Р. Троянский терроризм как принципат Обмана, или в объятиях … Ч. II. // CredoNew, 2018, № 4.

[22] Картина В. Верещагина.

[23] См.: «Omnes vero se Britanni vitro inficiunt, quod caeruleum efficit colorem, atque hoc horridiores sunt in pugna aspectu…» [C. Julii Caesaris. Liber Qvintus. XIV, (3)] («А все британцы вообще красятся вайдой, которая придает телу голубой цвет, и от этого они в сражениях страшней других на вид» [Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне. Указ. изд., С. 91. [Кн. V, (14)]).

[24] «horridus/a/um – I) шероховатый, косматый: 1) щетинистый; 2) грубый, противный; II) содрогающийся: 1) суровый, 2) ужасный, страшный (поэт.)» [Латинско-русский словарь / О.А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017. С. 287.] Пример того, как из субстантивного прилагательного через серию отпочковывающихся причастий и глаголов появляется существительное, что затмевая первичную адъективацию, рождает «оцепененья звук ужасный» – Хоррор – искусно создаваемый жанр публичных страшилок.

[25] Для чего очень подошел условный протасис, часто применяемый им, указывающий на будущее действие, страшное и нежелательное для говорящего, и что выражался потенциальной формой, вообще употребляющейся для выражения действия, исполнения которого говорящий не ожидает, –  применялся своего рода крутящийся куб из сослагательных предположений, что действовал как магический шар на «посвященного».

[26] В его честь назначались молебствия, более торжественные и длительные, чем даже в честь Помпея.

[27] Значения даются по: Латинско-русский словарь / О.А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017.

[28] См.: Гай Юлий Цезарь. Записки о войне с галлами. Указ. изд., С. 52.

[29] См.: Покровский М.М. «Военное дело у римлян во времена Цезаря»/ Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне. – М.: РИА «День», 1991. С. 18.

[30] Ср.: «…neque is sum, inquit qui gravissime ex vobis mortis periculo terrear hi sapient…» («…Я не таков, чтобы бояться смерти более, чем кто бы то ни был из вас…») – это слова  легата Кв. Титурия Сабина, что возмущаясь несогласием других, отстаивал свою позицию наступления на совете легатов [Кн. V, (30)].

[31] Кропоткин П.А. Записки революционера. – М.: Московский рабочий, 1988. С. 283.

[32] Напоминаем, что написание слова с заглавной – Terra – всегда ассоциировалось с Подземным царством – пространством Смерти, территорией Антимира и потусторонней силой.

[33] Гойя Франсиско. «Сатурн, пожирающий своих детей» (1819-1823гг.).

[34] К/ф Сергея Урсуляка «Ненастье» по одноименному роману Алексей Иванова.

[35] Последнее мое внедрение теории своим собственным «пешим ходом» в практику состоялось на VIII Всероссийском конгрессе политологов «Политика развития, государство и мировой порядок» (6-8 декабря 2018, Москва), где я прочитала доклад «”Кочующий колонат”: манипулятивные катаклизмы, или сеть ретиария современной экономики» на секции «Мировой политический порядок».