Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №2, 2018
Логинов Геннадий Андреевич
Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского
аспирант кафедры философии
Gennady A. Loginov
Nizhny Novgorod State University named after N.I. Lobachevsky
post-graduate student, Chair of Philosophy
E-mail: genloginov@mail.ru
УДК 008
Цивилизация постмодерна как гностическая цивилизация и торжество небытия
Аннотация. Предметом исследования являются философско-мировоззренческие основы цивилизации постмодерна. Краткий анализ непосредственно практическо-прагматических мировоззренческих парадигм, соответствующих французской постмодернистской философской “теории”, позволяет выявить основные глубинные философско-психологические тенденции изменения менталитета в результате прогресса и глобализации. Опираясь на фактологический синтез, а также на работы Э. Фогелена, можно сделать вывод, что наиболее глубинной основой либерально-постмодернистского мировоззрения является религиозно-метафизический гностицизм. Новизна исследования заключается в широком рассмотрении универсальных тенденций развития постмодерновых мировоззрений в направлении гностицизма и буддизма. Также важным элементом анализа является критика актуальных эффектов гностического мировоззрения в области экономики и финансов. Ключевой вывод состоит в характеристике цивилизации постмодерна как “цивилизации небытия” и в указании на значительный деструктивный эффект рассмотренных стилей мышления.
Ключевые слова: постмодернизм, гностицизм, либерализм, глобализм, традиционализм, буддизм, персонализм, эффективность, инструментальная рациональность, финансовые технологии
Postmodern civilization as Gnostic civilization and the triumph of non-being
Abstract. Subject of the study is the philosophical foundations of postmodern worldviews. Brief analysis of practical-pragmatic paradigms (linked with French postmodernist philosophical “theory”) allows discovering deep philosophical and psychological tendencies of the mentality changes as a result of globalization and progress. A conclusion can be made, based on works by E. Voegelin and the synthesis of facts, that the deepest basis of liberal-postmodern worldview is metaphysical Gnosticism. Novelty of the research includes wide consideration of universal tendencies of the development of postmodern worldviews towards Gnosticism and Buddhism. Another essential element of the analysis is the criticism of actual effects of gnostic worldview in the areas of economy and finance. The key conclusion is the characteristic of postmodern civilization as “civilization of non-being” and the implications about significant destructive effects of the considered styles of thought.
Keywords: postmodernism, Gnosticism, liberalism, globalism, traditionalism, Buddhism, personalism, efficiency, instrumental rationality, financial technologies
Глобалистский псевдо-либеральный цивилизационный проект можно в значительной мере считать политико-экономической реализацией философии постмодернизма. Его основные прагматическо-практические парадигмы в той или иной мере соответствуют «постметафизической» постмодернистской философской «теории»: главным образом, идеям Делеза («конструирование саморазрушения»), Деррида («деконструкция смысла») и Фуко («воля к удовольствию») – в скобках указаны удручающе нигилистические и примитивные императивы, остающиеся после деконструирования интеллектуалистского многословия «смертотворящей троицы». При этом мировоззрение сотен миллионов сторонников «рыночной демократии» и «глобального либерализма» вполне укладывается в концептуальные схемы постструктурализма и деконструкции, предполагающие, что единственная философская истина – это множественность «истин», а «мнения не важны» (по словам Ж.Делеза – вероятно, для его собственного мнения предлагается сделать исключение). «Каждая истина настолько истинна, что все из них должны быть ложны» (Ф.Г.Брэдли).
Беспомощная хаотичность постмодернистского мышления, как бы безостановочно скользящего по поверхности («плоскости имманентности») – «тонкому льду нового дня» – затрагивает всё больше сфер деятельности, в том числе вполне нефилософской и практической. Таким образом, невозможно полностью согласиться, к примеру, с В.А. Кутыревым, рассматривающим постмодернизм как «философию computer science». Несмотря на несомненную точность многих аналогий между виртуальными реалиями интернета и «концепт-философией» Делеза, постмодернизм является актуальным универсальным стилем восприятия реальности в целом, характерным и для тех, кто ничего не знает о работах Бодрийара или Лакана. Постмодернизм – самый дезинтегрированный и эксцентрический способ восприятия реальности, остающийся на базовом уровне «имманентности» сознания после деконструкции смыслов (и) метафизики, и в чем-то подобный «первородному греху». В некотором смысле, все дети – постмодернисты (это негативная сторона незавершенности формирования личности).
Аналогично, публичное интеллектуальное поле оказалось почти полностью занято различными постмодернистами – «игроками в концепты» (в том числе даже «антипостмодернистскими постмодернистами»).
Неплохим ключом к разгадке постмодернистской «тайны беззакония» может быть краткий анализ так называемой современной «духовности», точнее её превратных форм: главным образом, (псевдо)восточных и околобуддистских учений и концептуально-эклектичных постмодерновых форм авраамических религий.
1) Достаточно часто эти патологичные варианты «прорыва к трансцендентному» являются либо «метафизической психотерапией», либо основой для «религиозной субкультуры», либо просто абсурдной «духовностью для» (капиталистического функционирования). Вопреки распространенному мнению о безрелигиозности и «духовной инволюции» экономически «развитых» стран, подобные явления (в том числе новомодные синкретические «традиционализмы») – непосредственный продукт «позднего постмодернового капитализма». Дегуманизирующие эффекты функционирования деградирующей экономики стран Запада заметно опережают индивидуальное обезличивание, подталкивая «метафизических искателей», отказавшихся от своих исторических религий, к принятию свежеизобретённого «традиционализма в кавычках». Подробный анализ некоторых манипулятивных конструкций от «традиционалистов» постмодерна можно найти у С.С. Хоружего [1].
2) Главным элементом модернистских и постмодернистских гностических «неометафизических» систем является всегда воображаемое либо неосознанно предполагаемое до-бытие, предсуществование (возрождение оригенизма в модерновом христианстве), кармическая предыдущая жизнь (неоиндуизм и подобное), либо просто ничто. Антижизненная псевдодуховность, предназначенная для притупления чувства (моральной) ответственности за собственные жизненные выборы. Лицемерный самообман в попытке почувствовать себя «не от мира сего». Ярким примером сочетания (ультра)либерализма и развернуто декларируемого «антибытийного» метафизического гностицизма является философско-публицистическое творчество А.Витухновской.
3) К характерным для «состояния постмодерна» гностическим мировоззрениям можно отнести и все формы осознанного «материализма», несмотря на его «светскость и научность», а также философский мэйнстрим ХХ века – атеистический экзистенциализм от Ницше до Сартра (в том числе и псевдохристианские «атеистические теологии»). Догма материализма и экзистенциализма «существование предшествует сущности» является грандиозной метафизической перверсией. «Существование» необходимо считать «пустым», наиболее универсальным понятием, как показал еще Дунс Скот (называемый «первым онтотеологом»), не говоря уже о специфических построениях Хайдеггера. Таким образом, позитивистское «существование» не может быть основой ни для поисков Бытия, ни для апостериорного конструирования «сущности». Атеистический экзистенциализм – это фальшивый «квази-логоцентризм», построенный вокруг рефлексивного осознания биофизического существования.
Всё вышеперечисленное – формы позитивистского либо постпозитивистского «гнозиса смерти»: домысливание о научно непознаваемых сферах мироздания. Аналогичным образом, классический либеральный «агностицизм» оказывается лукавым и парадоксально-искусственным «гнозисом незнания», точнее «нежелания знать». При этом в результате постмодерновой «смерти социального», марксизм и другие формы материалистического «гуманизма» больше не могут исполнять роль социально-политических религий – вариантов прогрессистского «богостроительства».
4) В пределе весь спектр гностических мировоззрений постмодерна сводится к буддизму, в том числе через феноменологию (на глубинно-теоретическом уровне). Также интересно обратить внимание и на тенденцию к буддизму во многих вариантах синкретических оккультных «традиционализмов».
Как известно, сам феноменологический метод (как мироощущение) отчасти является европейским переоткрытием буддизма (в частности, медитативных практик), что во многом подтверждается новейшими исследованиями [2]. Учитывая то, что феноменология в значительной мере является методологической основой для постмодернистского философствования (часто в форме паразитирования на идеях Гуссерля и Хайдеггера), спекулятивные параллели между буддистским мироощущением и постмодерном (к примеру, даже в творчестве В. Пелевина) оказываются глубоко обоснованы.
Также необходимо упомянуть разнообразную псевдонаучную философскую когнитивистику, сводящую психические явления к «иллюзии», используя стратегии «нейрореализма» или «нейрофеноменологии». Результатом гибридно-мутантического синтеза восточных учений и маргинальных околонаучных направлений часто оказывается «бездуховная (пустая) духовность и ненаучная наука».
Философский буддизм – предельный вариант гностицизма, когда-то разрушивший метафизику индуизма и оставшийся в пустоте (желаемого) небытия.
Радикальной реализацией небытийного мышления в сфере этики является негативный утилитаризм (желательность уничтожения жизни во вселенной), а также новейшие маргинальные варианты жизнеотрицающего антинатализма и «эфилизма» (efilism).
Возвращение к философии небытия стало результатом универсального эволюционизма, который возможен только как эволюция к ничто («точке омега» или «технологической сингулярности»).
Особенно важно упомянуть варианты социальных философий «материалистической гармонии» (в частности, идеология китайских властей), во многом родственных экзистенциализму Хайдеггера (часто сравниваемому с даосизмом). В этом случае необходимо заметить, что дао является «принципом чистого небытия», часто противопоставляемым материальной «конкретности вещей» (в китайской философской традиции).
5) «Гностицизм – это бездна» – утверждал южноамериканский политический философ Николас Гомес Давила. Западное сознание модерна, в лице наиболее «глубокомысленных» представителей европейской философии, соскользнуло в бездну, пройдя по пути нарастания гностических тенденций. Почти достигнуто состояние «жизни в бездне»: можно сказать, что Кьеркегор «наслаждался бездной» (мазохистический «страх и трепет» по причине «заброшенности в мир»), Ницше в неё «заглядывал», а постмодернисты в ней обосновались. Источником гностического трансгресса континентальной философии является постепенный отказ от христианского персонализма. Начиная от кьеркегоровской идеи о «бесконечном качественном различии между Богом и человеком», продолжив хайдеггеровской критикой «онтотеологии» и завершив постмодернистскими «смертями всего и вся», европейская мысль произвела теоретическое разрушение личности. При этом западная философия даже не смогла в полной мере осознать фатальность этого деяния. По сравнению с буйством антиперсонализма меркнет даже ницшеанское «убийство» некоего воображаемого социо-культурного божества. Мысль о смерти Бога не влияет на Бога, но мысль о деконструкции личности вполне способна влиять на человеческую личность. Параллельной линией «гностической перверсии» является дискредитация, искажение и мелочно-аналитическая критика идеи творения. «Идея творения, категории твари и тварности специфичны для христианской мысли и вместе с другими элементами христианского учения, чуждыми мысли эллинской, – прежде всего, понятием личности – по сути, так и не вошли в орбиту европейской философии, не получили в ней систематической разработки, оставшись достоянием богословия» [3]. Что касается экзистенциальных вариантов персонализма, особенно философии Н.А. Бердяева, то её мистико-гностический характер общеизвестен и обусловлен значительными влияниями оккультно-пантеистических систем.
Бытие – это осознанное существование сотворенной свободной личности.
Цивилизационные последствия персональных отказов от персонализма достаточно очевидны. В их результате содержание (ожидаемое и желаемое) человеческой личности и жизни сводится к сумме потребленного, сумме впечатлений/опыта, сумме заработанных или накопленных денег, количеству детей и прочим безличным отчужденным количественным критериям. Также почти полностью утрачено понимание смысла «разумной достаточности» и аскетизма, которые в постмодернистском сознании начинают смешиваться с каким-то безумным самоуничижением. Делез и Гваттари были правы о том, что постмодерновый капитализм имеет явно выраженные «несамотождественные» шизофренические черты. Предельный смысл современной цивилизации: (метафизическое) самоубийство в результате шизофренического сочетания жадности и расточительности (отчасти объясняемого термином «инструментальная рациональность»). В последнее время в экономической жизни всё чаще можно видеть парадоксальные эффекты «оптимизации ради роскоши» и «потребления ради экономии» (в пределе: «рационализация ради безумия»). В некотором смысле, в целостной глобальной экономике энергосберегающие лампочки обеспечивают существование личных стометровых яхт. К подобным явлениям также можно отнести «инвестиции как потребление» (особенно аморальные (!) и часто финансово неоптимальные псевдоинвестиции в уже построеннуюнедвижимость), как и «потребление как инвестиции» (симулякровые и попросту обманные (!) «инвестиции в статус»).
Либерально-гедонистическая индивидуалистическая (но при этом безличная) псевдорациональность проявляется как тотальность эффективности как универсального имманентного критерия ценности любой деятельности. Всё делается для чего-то другого: прагматическая лихорадка. «Всё целенаправленное бессмысленно, всё осмысленное бесцельно» (Л.Клагес). При этом, по выражению А.Н. Фатенкова, «горизонт аутентичной, западной эффективности отличается малым, протокольным наличием виртуального наблюдателя виртуальных эффектов» [4]. Человеческая жизнь, рассматриваемая как квантифицируемый период получения квантифицируемых удовольствий, полностью обессмысливается, а сам человек превращается в «чистый субъект» (безличного индивида) или «пустую личность либерализма». Эффективное небытие, меоническое ничто, «обладающее бесконечной силой»: решающий аргумент для выбора «иметь и не быть». Тем не менее, «с собственно человеческой (экзистенциальной) точки зрения рассмотренная эффективность моментально утрачивает всякую привлекательность» [4]. Эффективность – это фантазм.
Самоубийственно-безысходный стиль цивилизации, состоящей из homo economicus: «оптимальные и рациональные» попытки заполнить бездонную бочку мифических «неограниченных потребностей» при вполне реальной ограниченности ресурсов. Яд на дне колодца желаний. Детерриторизация и обессмысливание: хаотическая миграция и хаотическая переквалификация в поисках, где получше. «Жить и мыслить как свиньи: распространение скуки и зависти в рыночных демократиях» [5] – название главной книги французского философа Жиля Шателе, известного критика либерализма с позиций либертарианства (!) и блестящего разоблачителя «псевдонаучных алиби» для «рыночных демократий». Порочный «дух сравнения» («зависть и скука») неизбежно разрушает органическое воспроизводство экономических структур (как и физических инфраструктур), приводя к противоестественной концентрации «ресурсов» и капитала: превращение мегаполисов одновременно в центры сверхпотребления и вымирания. Подобным образом функционирует и туристический конвейер «экономики впечатлений»: явное злоупотребление ресурсами для будущего развития, часто переходящее в извращенный «ксенопатриотизм».
Аналогичная дезориентированная шизофреничность конкретизируется и в сфере финансов. По вполне непротиворечивой оценке В.Ю. Катасонова, «цифровые технологии подпитывают две противоположные тенденции в мире финансов:
– к децентрализации финансовых отношений;
– к ещё большей финансовой глобализации, которая может завершиться созданием единой мировой валюты и мирового центробанка» [6].
«Блокчейн-революция» в финансовых технологиях проходит под типично гностическо-утопическимилозунгами-ожиданиями о том, что «это наиболее перспективное направление, которое обещает убрать различных посредников и контролёров, спрямить отношения между партнёрами, поднять договорную дисциплину, а кроме того, повысить скорость операций, минимизировать издержки, снизить риски» [6]. К сожалению, теперь и вышеупомянутый «православный экономист» транслирует этот односторонний оптимизм.
Возникает подозрение, что финансовые операции, вслед за многими производствами, легко смогут вообще обходиться без людей, особенно учитывая внедрение «умных контрактов», алгоритмов машинного обучения и других элементов ИИ. В то время как продукция роботизированных производств, являясь материальными благами, вполне соотносится с человеческими потребностями, то нематериальный финансовый функционал изначально существует только для сглаживания экономических противоречий между людьми. Существует опасность, что в результате устранения «человеческого фактора» из финансовой сферы, человек также перестанет быть «мерой» качества и осмысленности её функционирования. Несомненно, что любой, даже весьма примитивный алгоритм или смарт-контракт вполне может «проявить не меньшую страсть» к бессмысленному накоплению «нулей» на счете, чем наиболее целеустремленные миллиардеры из плоти и крови. Антибытийные финансы могут оказаться логичным продолжением бессмысленного, движимого отчаянием и страхом смерти (часто неосознанным), полубезумного перенапряжения гностической цивилизации («большое прожорище»). Очевиден также потенциальный элемент тоталитаризма, происходящий из «оптимизационной мании». «Тоталитарное общество, то есть имперская власть гностических активистов, — такова конечная форма прогрессивной цивилизации» – утверждал Эрих Фогелен [7]. Тем не менее, американский философ даже во второй половине ХХ века, вероятно, не мог и предположить, что так называемые «гностические активисты» будут настолько заражены манией небытия и самоотрицания, что могут предпочесть передать «имперскую власть» алгоритмам машинного обучения и нейросетям.
«Сам успех гностической цивилизации является причиной её заката» [7]. Смысл диалектики гностицизма, особенно развернуто сформулированной гностиком-прогрессистом Гегелем: «ядовитая змея кусает себя за хвост».
Библиография
6.URL:http://ruskline.ru/opp/2018/mart/30/cifrovye_tehnologii_mogut_pomenyat_mirovuyu_finansovuyu_arhitekturu/
