Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №2, 2017

Вадим Семенков
Цели, средства и модусы усовершенствования природы человека

Семенков Вадим Евгеньевич

Санкт-Петербургский государственный

институт психологии и социальной работы

кандидат философских наук, доцент

Semenkov Vadim Evgenyevich

Petersburg StateInstitute of Psychology and Social Work

PhD, Associate ProfessorSt.

E-mail:semenkov1959@rambler.ru

УДК 17

 

Цели, средства и модусы усовершенствования природы человека

 

Аннотация. Автор указывает на наиболее вероятные цели, на достижение кото­рых направлены эти силы и средства биотехнологий, а именно: вопросы антропологического  усовершенствования. Это усовершенствование должно в итоге должно давать нестареющее тело и счастливую душу. Автор считает оптимальным использование биотехнологий  не для увеличения продолжительности жизни или достижения душевного равновесия, а для увеличения возможностей самореализации человека в жизни.

Ключевые слова: Силы, пробуждаемые развитием биотехнологий, медикализация психиатрии, терапия и усовершенствование человеческой природы, «про­блема гомогенизации», источники совершенствования человека,  экстра-жизнь, экстра-годы

 

Purpose, means and modes of human nature improvement

Abstract: The author points to the most likely target, the achievement of which directed the forces and means of biotechnology, namely: issues of the human improvement. This improvement should in the end should give an ageless body and a happy soul. The author considers the optimal use of biotechnology not to increase life expectancy or attainment of mental equilibrium, and to increase the possibilities of human self-realization in life.

Key words: Force awakens development of biotechnology, the medicalization of psychiatry, therapy and improvement of human nature, «the problem of homogenization,» sources of human enhancement, extra-life, extra-years

 

 

Американский философ, специалист по вопросам биоэтики Фрэнсис Фукуяма в своей работы «Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции» (2002) указывает на две наиболее известные антиутопии ХХ века: «1984» — Джорджа Оруэлла (первая публикация в 1949 году) и «О дивный новый мир» — Олдоса Хаксли (вышла в 1932 году). В этих книгах описаны две разные технологии, которым  еще только  предстояло возникнуть и определить мир в ближайшем будущем. В романе «1984» описывалось то, что мы теперь называем информационными технологиями, а в «Дивном новом мире» речь идет о  биотехнологиях.

Автор работы «Наше постчеловеческое будущее» задается вопросом: чей мир страшнее? – И отвечает : «Дивный новый мир». Нам легко увидеть, что плохо в мире романа «1984»: это – мир классической тирании, усиленной информационной технологией. В «Дивном новом мире» зло не так очевидно, потому что никто не страдает, — ведь это мир, где каждый получает, что хочет. Что же плохого в «мире» Хаксли? – Эти люди здоровы и счастливы, но они, перестали быть людьми (в традиционном смысле этого слова). У людей описанных Хаксли редуцированы эмоции и именно это,  по мнению Фукуямы,  и не позволяет определить их как нормальных людей.  Эта редуцированность эмоций обусловлена развитыми биотехнологиями. В этих технологиях в отличие от других научных достижений грань между очевидными преимуществами и вкрадчивым злом провести невозможно. В этом принципиальное отличие биотехнологий от ядерного оружия: угрозы исходящие от  ядерного оружия очевидны. И наиболее серьезная угроза, порождаемые биотехнологией – изменение  природы человека. А природа человека, подчеркивает Фукуяма, есть самая основа нашего понятия о справедливости, морали и хорошей жизни, и все это изменится с распространением новой технологии – биотехнологии.

Угрозы ХХI век исходят не столько от информационных технологий, сколько от стремительного развития биотехнологий. В этом плане Хаксли оказался большим провидцем чем Оруэлл.

Блага, получаемые нами от развития биотехнологий очевидны: излечение болезней, продление жизни, облегчение страданий. Однако амбивалентный опыт развития атомных, химических и биологических технологий  в  ХХ веке научил  нас осторожно относится к тому, что кажется к тому, что на первый взгляд дает только благо. ХХ век показал, что силы, высво­бождаемые в ходе научно-технического  прогресса, могут быть использованы в антигуманных целях и приводить в итоге к разруши­тельным последствиям.

Предвидя  возможные риски и угрозы от высвобождения таких сил в общественных дискуссия начинают звучать вполне обоснованные нотки алармизма относительно перспективы утраты контроля над ситуаций в данной области человеческого знания. В обществе все больше  и больше звучат настороженные голоса о пределах модификации человеческого тела,  о смыслах продления человеческой жизни, о целях и задачах  медикализации психиатрии. В конечно итоге таких дискуссий и обсуждений  вопрос ставится о том, что значит быть человеком и действовать как человек.

Уже сейчас становится все более очевидным, что дальнейшая медикализация психиатрии и биохимических исследований сознания, приводит не просто к новому знанию в понимании функционирования психи­ки, но и порождает соблазн возможностей  изменять и улуч­шать психику. Уже сейчас  у людей появились соблазны в обеспечении себе покоя, прописывая психотропные транквилизаторы трех­летним детям. Уже сейчас стало очевидным, что социальные, экономические и идеологические последствия  все большего продления жизни дают, по-преимуществу, негативный результат. Именно поэтому уже сейчас, на начальной стадии развития биотехнологий, надо задаваться абстрактными, философскими вопросами и давать на них ответы.

Автор данной работы в поиске ответов на эти вопросы будет следовать логике американского медика и философа, председателя Совета по биоэтике при Президенте США Дж.У.Буше Леона Касса ( Leon R.Kass) представленной в работе «Нестареющие тела, счастливые души: биотехнологии в погоне за совершенством» [8].

Представляется возможным начать отвечать, а точнее размышлять на эти сюжеты, определяя вероятные цели, на достижение кото­рых направлены эти силы и средства биотехнологий. Эти цели касаются вопросов антропологического усовершенствования. Эти усовершенствования должны в итоге должно давать нам нестареющее тело и счастливую душу.   Эти цели наименее спорны в общественном дискурсе, в наибольшей мере соответствуют целям современной медицины и психиатрии (хорошее здоровье, душев­ный покой) и, наконец, наиболее привлекательны для большей части членов современного общества. Эти же цели, еще совсем недавно  вдохновляли великих основателей современ­ной науки. В качестве реальных по возможности достижения и  понятных для блага общества целей развития науки они как раз указывали на безупречные здоровые тела и бесконфликтные души.

Терапия и усовершенствование: проблема адекватного разграничения. Для моральной оценки очень важно точное описание, а в этой области вопрос терминологии особенно важен, но вместе с тем и сложен. Прежде всего, надо проводить разграничение между «терапией» и «улучшением»: «терапия» – это лечение индивидов с определенными болезнями или инвалидностями; «улучшение» – направленное ис­пользование биотехнических средств для изменения путем прямого вмешательства не болезненных процессов, а «нормальной» работы человеческого тела и души. Это улучшение может достигаться и с помощью медикаментов, и с помощью генетиче­ской инженерии и при помощи  механических/компьютерных имплантатов в тело и мозг. Сторонники категориального использования  понятий «терапия» и «улучшение» делая акцент на  разграничении этих понятий, надеются тем самым провести различие между приемлемыми и не­приемлемыми применениями биомедицинской технологии. Они исходят из того, что терапия всегда безупречна в этическом плане, а улучшение, по крайней мере на первый взгляд, этически подозрительно. Поэтому, согласно их логики, прозак, применяемый при психической депрессии, – это допустимо, а введение стеро­идов для участников Олимпийских игр – нет. Это разграничение получило широкое распространение и признание в сфере медицины и здравоохранения. Показательно, что клиники и страховые компании, используя именно это разграничение, оплачивают лечение болезни – «терапию», а не «улучшения».

Но это разграничение неадекватно для этического анализа, т.к. термин «улучшение» ставит вопросы: означает ли улучшение «лучше»  и «больше»? Если – «лучше», то в соответствии с какими стандартами (нормальности, здоровья)? Если – «больше», то что считать улучшением памяти – количественное наращивание возможностей хранения информации? Очевидное и понятное, на первый взгляд, разделение на «улучшение» и «терапию» не снимает  проблем  в определе­нии «здорового» и «поврежденного», «нормального» и «аномально­го», особенно в области «пове­денческих» действий.  Уже не раз указывали на туманность и принципиальную неопределенность ряда психиатрических диагнозов: «дистимия», «гиперактивность», «оппозиционное расст­ройство» [3]. Наконец не может не прозвучать вопрос о возможности и ситуационной необходимости подвергать изменению саму норму.

В качестве альтернативы терминологической дискуссии о терапии и улучшении можно указать на вопрос: как стоит использовать биотехнологии? Иначе говоря: что делает то или иное их применение «хорошим» или даже просто «приемле­мым». Если  вмешательство направлено на то, чтобы восстановить то, что природой уже  отработано – на­пример, позволить женщинам, у которых завершился климактери­ческий период, вынашивать детей – то в этом случае использование возможностей биотехноло­гии выглядит сомнительным? (Доктор философских наук Фарида Майленова считает, что пока остается открытым вопрос, что подразумевается под «улучшением», «однако можно уже сегодня предположить, что «хорошим», а следовательно, же­лательным, будет изменение человека в сторону его большей эффективности и приспособленности к реалиям сегодняшнего дня». [5, 83])

Зададимся риторическим вопросом: Чем плохи намерения и действия по усовершенствованию человеческой природы? В ответе на этот вопрос уже вы­двинут целый ряд доводов, но при более пристальном их рассмотре­нии оказывается, что они не столь резонны как кажется.

Три очевидных возражения против усовершенствования человеческой природыПервое возражение связано с отсроченным негативным эффектом использования различных биологически активных препаратов. Представляется возможным сказать, что ни один биологически активный препарат, используемый в целях самосовершенствования, не нельзя считать полностью безопасным. Поэтому в вопросе об улучшении возможностей нашего организма, говорят сторонники этой позиции, надо  использовать девиз «лучшее – враг хорошего»

Что  по этому поводу можно возразить? –  Многое хорошее в нашей жизни бывает связано с риском, и люди, если они надлежащим образом информированы, могут выбирать, идти ли на этот риск, если они нацелены на то, что можно при этом выиграть. Поэтому первая заповедь в вопросах использований          биопрепаратов и биотехнологий – информирование потребителя должным образом. (Психолог Ф.Г.Майленова отмечает что принцип информированного согласия плохо работает в ситуации, когда невозможно объяснить несведущему человеку, как работает та ил иная <психо>техника, которая может изменить всю структуру его личности. … Когда мы применяем гипнотические техники <то> клиент не знает, что с ним происходит, так как работа происходит с бессознательным. [4;322] ) В конце концов, проблема не в том, что является безопасным, а что нет, а в том, как осмыслять сами возможности совершенства. Степень риска не важна, а важны те цели на которые ориентирован индивид, стремящийся к усовершенствованию: он хочет излечиться  или выйти за пределы отпущенного ему природой?

Биолог Александр Панчин остроумно замечает: «Учитывая все риски, рассмотрим ли мы опасность учета всех рисков? На эту тему есть отличная иллюстрация: металлический предупреждающий знак, на котором крупными буквами написано, что у знака острые края и поэтому его лучше не трогать» [6;83]. Он же резонно добавляет, что про любое новое явление можно сказать, что оно не проверено временем. Даже если безопасность некой технологии проверена на животных или на людях, мы всегда можем выкрутиться и заявить, что она не проверена на сле­дующем поколении. А если она проверена на втором поко­лении, можно потребовать проверки на третьем и так до бес­конечности [6;31].

Второе возражение против использования средств персонального улучшения состоит в том, что они дают тем, кто их использует, несправедливое преимущество: допинг или стеро­иды у спортсменов, стимулирующие препараты, принимаемые сту­дентами перед экзаменами, и т.д. Развивая биотехнологии, мы выстраиваем еще один вид неравенства – таков довод категорических противников усовершенствования человеческой природы. (Социолог Елена Богомягкова указывает на два вида возможных неравенств. Во-первых, неравенство доступа к генным и медицинским технологиям. «Во-вторых, возникает новое биологическое и генетическое неравенство, связанное с открытиями генетической обуслов­ленности многих заболеваний и возможностями их предот­вращения, управления и контроля над ними. Такая ситуация приводит к символическому исключению и дискриминации людей с ограниченными возможностями, и стимулирует фор­мирование новых общностей на основе генетической и биоло­гической идентичности» [1;41]. Остается непонятным как открытие ге­нов, ответственных за те или иные заболевания и желание не допустить их появления в будущем, приводят к дискриминации людей с ограниченными возможностями в настоящем.)

В ответ на предупреждения о возможном появлении новых видов неравенства Леон Касс справедливо замечает, что отнюдь не все сферы жизни конкурентны: когда преподаватель идет на экзамен, для него имеет значение, чтобы люди, с которыми он беседует, не потеряли здравый рассудок под воздействием психоделических средств, когда мужчина общается с любимой женщиной, то ему важно знать не является ли ее взаимная симпатия результатом высокого содержание “эротогенина”, нового стимулятора мозга, который великолепно имитирует чувство влюбленности. Поэтому главный вопрос – не равенство доступа, а станет ли бла­гом или злом то, что предлагается [3;290].

Третье возражение, фокусирующееся вокруг вопросов о сво­боде и принуждении. Это возражение уже ближе подходит к сути проблемы.  Речь идет о тех ситуациях, когда одни люди ис­пользуют новые биотехнологические возможности по отношению к дру­гим людям. Целью может быть установление социального контроля над другими или перспектива улучшения этих  других – например, пу­тем генетического выбора пола бу­дущего ребенка. Очевидно, что такая опасность, когда родители навязывают свою волю детям, без должного учета реальных нужд ребенка и уважения его независимости может возникать в семьях. Так мы по-новому может проявляться семейный деспотизм. С этим возражением  трудно спорить. И это один из главных аргументов про­тив клонирования человека: опасность генетического деспотизма данного поколения над следующим. Конечно, эти ситуации ущемляют свободу индивида через давление со стороны окружающих. Действительно есть риск  возникновения ситуаций, когда то, что разреше­но и широко используется, может стать обязательным. Если боль­шинству детей дают средства, усиливающие память, или стимулято­ры, а какая-то семья не желает обеспечить ими вашего ребенка, то это может рассматриваться как форма пренебрежения его интересами.

Этот тип ограничения свободы – обозначим его как «про­блема гомогенизации» —  весьма се­рьезен. Можно с большой долей вероятности предположить, что новые возможности биотехнологий выби­раемые членами общества самостоятельно будут служить не только самым обычным человеческим желаниям, но и весьма спорным целям и намерениям. Новые биотехнологии  могут задавать свою моду на новые тела, новое поведение и это может получить очень широкое распространение. Тем самым мы будем идти в направлении все большей гомогениза­ции человеческого общества и сокращая вероятность проявления подлинной свободы, индивидуальности и величия. Безусловно, такая гомогенизация общества – это наиболее важный источник бес­покойства для всего общества в целом. В этом случае мы сталкиваемся с ситуацией когда каждый из индивидуальных выборов биотехнологического «самоусовершенст­вования» легитимен и легален, их совокупный социальный эффект может дать весьма неприглядные результаты. Олдос Хаксли  в романе «О див­ный новый мир» настойчиво предупреждал, что средства биотехно­логии, используемые для достижения такого удовлетворения, кото­рое соответствует массовым вкусам, ставят под угрозу саму природу человеческих устремлений и обесценивают человеческое со­вершенство.

Помимо важности социальных аспектов гомогенизации общества  есть еще и аспект  сугубо индивидуальный. Если вынести за скобки вопросы а) безопасности, б) равнодоступности, в) принуждения, то все равно возникают этические вопросы, касающие­ся самой сути дела: оправданности изменения нормальной работы нашего тела? Можем ли мы абстрагироваться и спокойно относиться к самостоятельному применению индивидами таких средств, ко­торые призваны изменять наши тела или наше сознание?

Это беспокойство трудно выразить в словах. Абсолютно прав Леон Касс, говоря по этому поводу следующее: «Мы находимся в та­кой области, где наше исходное отвращение едва ли можно пе­ревести на язык здравых моральных доводов» [3;293]. Конечно, идея медикаментов, которые стирают память или изменяют личность более чем настораживает. Конечно, идея внедрения биотехнологий позволяющих мужчинам кормить грудью младенцев, а семидесятилетним женщинам рожать детей вызывает только отвращение. Но стоит ли за этим отвращением мудрость? На чем основаны возражения против такого рода действий? Очевидно на том, что мы считаем естественным или достойным че­ловека. Однако  эта установка на естественность и достоинство личности вызывает вопросы сразу с трех сторон. Во-первых: с точки зрения смысла преобразования своей природы, во-вторых: с точки зрения приемлемости средств и, в-третьих, с точки зрения добро­качественности целей.  Ответим на эти  вопросы по порядку.

О модусах преобразования природы человека: дар и данность. Обычная реакция рядового  гражданина на перспективы радикально  переделывания соматических и психических качеств индивида – недо­вольство тем, что «человек играет роль Бога», пытаясь изменить то, что создано природой.

Аргумент о необходимости уважать Мать-Природу с особенной настойчивостью выдвигается защитниками окружающей среды. Они настаивают на следовании принципу предосторожности при любом нашем вторже­нии в природу. Это, конечно, вполне справедливо. Человеческое тело и сознание, будучи высокосложны­ми и тонкосбалансированными в результате долгих эпох постепен­ной и взыскательной эволюции, почти наверняка подвергаются рис­ку при любой нерасчетливой попытке «усовершенствования». И здесь возникает вопрос о том, являются ли безусловно благи­ми цели сторонников невмешательства в дела Матери-Природы?

Американский специалист по вопросам биоэтики Майкл Сандел в своем рабочем докладе, подготовленном для Президентского совета США по биоэтике, сравнил стремление  усовершенствованию человека как вида  с прометеевским стремлением пере­делать природу, в том числе и человеческую природу, для достиже­ния наших целей и удовлетворения наших желаний. Это неоправданное стремление, по его мнению обусловлено неспособностью надлежащим образом оценивать и уважать “дарованность” мира [3; 296].

Можно согласиться определением  установки на господство над природой и совершенствование человека  как установки прометеевской par excellence. Позиции сдержанности и умеренности  важны, чтобы осознать –  не все в мире открыто для наших замыслов и желаний.

Но, во-первых, стоит заметить, у природы нет никакого «плана», который мы могли бы нарушить [6;55]. Порой она хочет нас убить, а мы защища­емся как умеем – с помощью интеллекта, технологий и изо­бретений. Поэтому не все что даровано нам от природы является благом. Дары природы включает в себя также оспу и малярию, рак и болезнь Альцгеймера, упадок и разруше­ние.

Во-вторых, стоит заметить, что природа далеко не столь щедра, как это можно по-началу подумать, даже по отношению к венцу ее создания – человеку.

И наконец, самое важное, – сдержанность, порожденная благодарностью за «дарованность» мира, не может сама по себе научить нас тому, с какими ве­щами можно играть, а какие должны оставаться нетронутыми. «Дарованность» вещей сама по себе еще не может сказать нам,

А) ка­кие дары нам надлежит принять как данное,

Б) какие следует усовер­шенствовать путем их использования и тренировки,

В) к каким сле­дует приспосабливаться за счет самообладания или лечения, а ка­ким — противостоять, как чуме.

Нам мир дан и в качестве дара и в качестве данности как нечто определенно установленное и зафиксированное. В математических доказательст­вах речь идет о такой (второй)  данности, которая означает нечто «допускаемое». С такого рода данностью вполне допустимы операции, что и происходит в математических расчетах, ибо такая данность  служит позитивным руководст­вом для выбора. Главное – понять, что изменять и что оставить в покое. Оставить в покое надо то, что обладает ценностью, выходящей за пределы простого факта дарованности.

К примеру, такой ценностно нагруженной данностью, выходящей за пределы простого факта дарованности, является  то, как мы вовлечены в мир – в естественном размножении, в конечности человеческого существования, в человеческом жизненном цикле (с его ритмом подъ­ема и упадка). Если использовать метафору человека-проектировщика, то можно сказать, что в вопросе усовершенствования природы человека нет места радикальным проектам, нам достаточно рассмат­ривать, как предлагаемые усовершенствования посягают на приро­ду того, кто подвергается усовершенствованию.

Теперь пе­реходим к вопросам о средствах и целях.

Средства улучшения природы человека.  Человек — это животное, обладающее, как говорил Руссо, «способностью к совершенствова­нию». Как выработать эту способность к совершенствованию?  Нам надо различать два вида источников совершенствования человека: те, что находятся в нашей власти и те, что нам не подвластны. Если обучение, практика и тренировка – источники, нахо­дящиеся в нашей власти, то природный дар или Божий промысел – ис­точники, находящиеся не в нашей власти. До наступления эпохи биотехнологий этот расклад источников не подвергался сомнению. Теперь этот расклад претерпевает существенную метаморфозу: биотехнология способна улучшить природу живого су­щества, даже не требуя для этого обучения и нуждаясь в гораздо бо­лее редких тренировках или практике. Нам уже известно, что внедрение гена, ответственного за фактор роста, в мышцы крыс и мышей приводит к увеличению их в объеме. При этом сами крысы и мыши становятся сильными и здоровыми, и, что важно, для этого им не требуется существенных упражнений. Тот же эффект мы видим при использовании медицинских препаратов для улучшения памяти и ясности ума – они способствуют достижению этих целей и при этом  избавляют нас от необходимости прилагать особые усилия с тем, что­бы обрести эти способности.

Кто-то, возможно,  будет воз­ражать против использования этих средств, поскольку они суть ис­кусственные или неестественные. Но само происхождение этих средств – то, что они сделаны человеком, не является источником проблемы. Человек изначально стремился улучшить выпавшую ему долю, для этого он искал, изобретал, создавал способы и средства этого улучшения.  Обычная медицина широко использует искусственные средства – на­чиная с лекарств до хирургии и механических имплантантов и это все более широкое использование средств безусловно приветствуется в практике лечения. Никто не будет отрицать ценность механического протеза, если он способствует улучшению жизни инвалида.

Александр Панчин указывает на следующий случай. «В 2010 году молодая художница Эмили Госсье была сбита автомобилем. В результате травмы опти­ческого нерва она утратила зрение. Сегодня девушка снова видит, но уже не с помощью глаз. Технология называется BrainPort — это очки с камерой, визуальный сигнал от кото­рой поступает на специальное устройство, расположенное на языке (где у нас очень много чувствительных клеток). Со временем слепые люди привыкают к устройству и учатся превращать покалывания языка в зрительный образ. Конечно, это не полноценное зрение, но Эмили теперь не только ориентируется в пространстве – она даже рисует» [6;372]. Что можно возразить по этому поводу?

Однако есть такие сферы человеческой жизни, где совершенство до сих пор достигалось только посредством дисциплины и приложения особых усилий. Это – сфера духа, сферы работы нашего сознания. До недавнего времени в них получение результатов с помощью медицинских препаратов, генетической инженерии или имплантирован­ных устройств выглядело как «мошенничество» или «дешевка». До недавнего времени по вопросам усовершенствования нашего духа в обществе господствовала установка на необходимость приложения усердия над собой. «Ничто хоро­шее не приходит легко» – таков был слоган психиатров первой половины ХХ века. Эта работа над собой способствовала формированию характера, становлению личности. Очевидно, что наш характер есть не только источник наших деяний, но и их продукт. И вот здесь мы видим соблазн медикализации психиатрии. Если индивида с деструктивны поведением можно «излечить» с помощью умиротворяющих, успокаивающих препаратов, то каковы социальные и психологические последствия этого «лечения»? Можно ли утверждать, что данный индивид обрел навык самоконтроля и чему –то научился и что-то осознал? Вряд ли. – Если он что-то и осознал, то только понимание своей беспомощности. Люди, которые принимают таблетки, чтобы избежать расстройств и мучительных переживаний, при отсутствии этих препаратов, вряд ли научатся справляться со страданиями или неприятностями. Ме­дицинский препарат, вызывающий состояние бесстрашия, не поро­дит смелость.

Вышеизложенные суждения кажутся бесспорными и тем не менее, дело обстоит не так просто, потому что многие аспекты жизненного опыта не имеют ни­чего общего с соревнованием или превратностями судьбы. Сегодня  производятся медицин­ские препараты для уменьшения сонливости и вялости, для увеличе­ния бодрости и жизненной активности, для повышения остроты па­мяти или ослабления рассеянности и они действительно помогают  людям в их стремлениях к обучению, общению, и выполнению своих профессиональных обязанностей. Эти препараты созданы человеком, чтобы преодолеть нарушения или деформи­рование факторов природной активности человека.

Препараты, способствующие выполнению наших профессиональных обязанностей – придающие твердость руке нейрохирурга или препятствующие поте­нию ладоней у выступающего с концертом пианиста – не могут рассматриваться как «мошенничество», ибо они не являются источни­ком нашей активности или успеха. Наш успех видится и осознается нами не как результат действия этого препарата, а как результат наших усилий, затраченных на достижение поставленных целей. Если индивид ставит своей целью обуздание своего аппетита, то рано или поздно эта практика сдерживания порождает способность к самоконтролю.

Биотехнологии не являются проблемой контроля именно до тех пор пока мы их контролируем. Но как только их воздействие выходит за пределами наших по­знаний, мы становимся пассивными субъектами и именно здесь и начинаются проблемы. И здесь нет боль­шой разницы, наш ли это выбор – подвергать себя такого рода воз­действиям или это – результат давления  на нас  извне,  от нашего окружения. Если кто-то  выбирает принятие алкоголя для подъема себе настроения, и под воздействием алкоголя претерпевает определенные изменения,   то это не превращает его в действующего субъекта этих изменений. (Хотя закон по вполне достаточным осно­ваниям может считать нас ответственными).

Однако  не всегда очевидно, в каких случаях наши достижения выступают результатом некоторого внешнего вмешательства (тех же препаратов), а в каких – этот результат является результатом самого агента. Уточним вышесказанное: в конкретном случае не всегда очевидно истинное соотношение наших усилий и результатов воздействия извне. Но мы можем уверенно сказать, что развитие и совершенствование индивида всегда является результатом  непрерывного поддержания себя  в рабочем состоянии, в состоянии самоконтроля.

Выше уже было сказано, что человеческая деятельность большей частью является не-соревновательной. Большинство из самых луч­ших сфер человеческой активности – любовь, работа, учеба – представляют собой само-осуществление, которое ни в коей мере не нуждается в похвале или в каком-то ином внешнем вознаграждении. В этих сферах активности не существует цели, лежащей за пределами самой деятельности. И именно это нахождения себя в режиме само-реализации и надо стремится сохранить от воздействия новых биотехнологий.

Именно поэтому наше главное беспокойство по поводу биотехно­логических (особенно умственных) «улучшателей» заключается в том, что они порождают изменения в нас, нарушая нормальный ха­рактер человеческого нахождения себя в режиме самореализации. Но именно этот  режим самореализации  и определяет человеческое процветание.

Цели улучшения природы человека. Если вероятными целями, на достижение кото­рых направлены силы и средства биотехнологий являются вопросы антропологического  усовершенствования, то , как уже было сказано выше, это усовершенствование должно в итоге должно давать нестареющее тело и счастливую душу. Если наши цели – нестареющие телах и счастливые души, то можно ли уверенно сказать, что их достижение улучшит на самом деле наши жизни как человеческих существ ? Этими вопросами необходимо задаваться, несмотря на всю  сложность ответов  в виду их обширности.

Представим следующие соображения по этому поводу.

Аргументация за нестареющие тела кажется на первый взгляд вполне весомой. Никто не будет  высказываться за упадок и бессилие, никто не вступи против формирования способности избежать слепоты, глухоты и слабоумия, все стремятся избежать сла­бости и немощности, болезненности и усталости. Выступая против всего вышесказанного люди голосуют, как они полагают, за «высокое качество жизни» с начала и до конца. В современном обществе все чаще  при разговоре о нашем организме используют метафору машины, в которой изношенные части должны заменяться на новые (путем трансплантации). По вопросам генетического усиления наших мышц и суставов, что придавало бы им дополнительные силы для выполнения любой физической задачи, мы  также мы видим завидное единодушие. Леон Касс резонно замечает: Даже если вы можете склоняться к не­приятию нестареющего тела для самого себя, разве вы не хотели бы этого для любимых вами людей? [3;304].

Что можно  возразить на этот довод обыденного сознания? – Если пытаться возражать этим доводам с позиций приватного индивида, то вряд ли можно найти какое-то резонное опровержение таким рассуждениям. Однако если посмотреть на эти рассуждения с позиций общества и придать этому выбору в пользу нестареющего тела универсальный характер, то ситуация резко меняется.

С этим продлением жизни с помощью биотехнологии в масштабах всего общества связаны социальные и демографические изменения. Френсис Фукуяма указывает, что продление жизни внесет неразбериху почти во все существующие возрастные иерархии [7;97]. Обычно они имеют пирамидальную структуру, поскольку смерть уменьшает число лиц старшего поколения. Если люди начнут в массовом порядке доживать, до возраста старше восьмидесяти лет, то такие пирамиды быстро примут форму призм. Возникнет проблема вертикальной мобильности, ротации, преемственности поколений. В мире высокой продолжительности жизни обществу, придется столкнуться с новым вариантом эйджизма – дискримации по возрастному признаку.

«Прочие социальные эффекты продления жизни сильно будут зависеть от того, как именно разыграется гериатрическая революция — то есть останутся ли люди физически и умственно бодры в эти продленные годы или общество будет все больше походить на гигантскую богадельню» [7;101].

В общественном дискурсе  можно услышать следующее высказывание: все, способное победить болезнь и продлить жизнь, является добром по определению. Тем не менее,  это не так. Болезнь Альцгеймера — хороший тому пример, потому что вероятность ею заболеть увеличивается с возрастом. (В 65 лет вероятность заболеть этой болезнью – один из ста, в 85 лет — один из шести.) Быстрый рост числа больных болезнью Альцгеймера в развитых странах есть прямой результат продления телесного здоровья без продления сопротивляемости этой страшной неврологической болезни.

Френсис Фукуяма зорко указывает на очень разных периода старости. Первый период старости ( Старость I)  продолжается от 65 лет и иногда за 80. В этом периоде от человека можно ожидать здоровой и активной жизни. Оптимистические разговоры о продлении жизни относятся в основном к этому периоду и этот оптимизм оправдан. А вот фаза старости – после 80 лет (Старость II)  —  создает для общества больше проблем, чем выгод. В этот период, у человека способности атрофируются, и он возвращается в детство, становится зависимым. Социальный эффект возрастающей продолжительности жизни  будет зависеть от соотношения численности этих двух групп. И сложно сказать каково будет такое общество, поскольку никогда в истории человечества не было общества, где средний возраст равнялся 70 или больше лет. Каким будет у этого общества образ самого себя?

И наконец, Френсис Фукуяма указывает на одно важное экзистенциальное обстоятельство  проистекающее из этого сдвига в продолжительности жизни.  Сдвиг демографического равновесия в область пожилых  людей будет иметь последствия для самого смысла жизни и смерти. Дело в том, что до настоящего момента жизнь человека и его самосознание были связаны либо с размножением — то есть наличием семьи и воспитанием детей, — либо с зарабатыванием средств на содержание себя и своей семьи. Семья и работа опутывают человека паутиной общественных обязанностей.

С одной стороны  семья и работа являются источником борьбы и забот, но  с другой стороны семья и работа  источник огромного удовлетворения. Учась соответствовать этим обязанностям, человек вырабатывает и мораль, и характер. У пожилых людей социальные связи как с семьей, так и с работой окажутся весьма ослаблены. И если некоторые люди категории «Старость I» еще могут захотеть работать (по собственному выбору) и от них  еще хоть какая-то отдача  будет, то пожилые люди  из категории «Старость II» уже не в состоянии работать, а поток обязательств и ресурсов будет для них сугубо однонаправленным: все к ним и ничего от них. Их жизнь станет и более пустой, и более одинокой, поскольку именно обязательные социальные связи придают жизни смысл [8;104-105].

Изменится и отношение людей к смерти. К ней могут начать относиться не как к естественному и неизбежному аспекту жизни, а как к предотвратимому злу. А может быть, перспектива бесконечно пустой жизни окажется попросту невыносимой?

Леон Касс выдвигает следующий аргумент против достижения бессмер­тия. Он утверждает, что «погоня за совершенными телами и даль­нейшим увеличением продолжительности жизни отвлечет нас от наиболее полной реализации наших устремлений, на что, собствен­но, и нацелена наша жизнь». Какой мир мы получим в ходе таких «улучшений» нашего тела? – Мир в котором станут господствовать опасения за здоро­вье и страх перед смертью [3;305]. Даже скромное увеличение продолжительности жизни, может сделать смерть менее приемлемой и может обост­рить наше желание отдалить ее от нас.

Экстра-годы или экстра-жизнь. Разговоры о добавлении экстра-годов в нашей жизни по умолчанию исходят из весьма абстрактного понимания времени: как чего-то гомогенного и непрерывно длящегося. Тем не менее наше «прожитое время» для нас самих таковым не является. Мы все оперируем выражениями «вот тогда наступил мой звездный час», «вот это было время», «как я жил тогда!» и т.п. говоря о прожитой жизни. Тем самым мы наделяем прожитую (во времени) жизнь определенным качеством и связываем наше процветание как индивидов с добротностью проживания тех или иных периодов жизни. И наоборот, каждый из нас слышал высказывания такого типа: «Я только сейчас  понял, как надо жить, а уже пора умирать!». Это не сожаление о том, что нет ( в данный момент) возможности добавить экстра-годы и наверстать упущенное, а сожаление о том, что   время было упущено и жизнь не прожита с той степенью интенсивности и продуктивности как хотелось бы.

Наши воспоминания о болезненных и позорных событиях несут тре­вогу; наше сознание вины нарушает сон. И можно предположить и предложить те или иные препараты, позволяющие улучшить наше настроение и забыть, то что не хочется вспоминать.  Однако ли­шать себя воспоминаний – в том числе и тяжелых – значит лишать себя своей собственной жизни и утрачивать свою индивидуальность. Кроме того, существует связь между возможностью глубокого ощущения несчастья и перспективами достижения подлинного счас­тья: чтобы быть способным сильно желать достичь чего-то, нужно познать и ощутить, что чего-то не хватает. Те, кто стремятся к таким целям как нестареющие тела и счастливые души  совершают двойную ошибку: они, во-первых, заменяют экстра-жизнь как конечную цель нашего пребывания в мире, на  экстра-годы к обычной, не отягощенной проблемами и обязательствами жизни и отказываются от задачи прожить именно экстра-жизнь, а, во-вторых, игнорируют тот факт, что любые свершения предполагают сильные желания, а это напрямую связано с осознанием исчерпываемости времени и конечности нашего пребывания в этом мире.

Процветающая человеческая жизнь — это не жизнь, прожитая с нестареющим телом или спокойной душой, а жизнь, прожитая интенсивно и наполненная нашими свершениями, которые являются наши­ми только потому, что мы пережили желания  нечто совершить, зная, что нам отпущен определенный период времени и надо успеть многое сделать.

Процветающая человеческая жизнь – это не погоня за нестаре­ющим телом и спокойной и невозмутимой ду­шой. Последнее – смертельно для желания. Трижды прав Леон Касс когда говорит, что «не нестарение тела, не удовлетворенность души и даже не набор внешних до­стижений и свершений жизни, но заинтересованное и энергичное бытие-в-работе над тем, что уникально даровано нам природой, – вот что мы должны хранить, как сокровище, и защищать. Любое иное усовершенствование – это в лучшем случае преходящая иллюзия, а в худшем – фаустовская сделка, которая обернется деградацией человечества» [3;308].

 

Литература

  1. Богомягкова Е. Новые конфигурации социального неравенства в контексте развития биотехнологий // Телескоп /№2 (116) / 2016
  2. Власова О. А. Антипсихиатрия: социальная теория и социальная практика [Текст] / О.А. Власова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. — 432 с.
  3. Каас Л. Р. Нестареющие тела, счастливые души: биотехнологии в погоне за совершенством. // Вызов познанию: Стратегии развития науки в современном мире / [отв.ред. Н.К.Удумян ]. – М.: Наука, 2004. – 475 с.
  4. Майленова Ф.Г. Современные психотехнологии модификации и самомодификации человека // Новое в науках о человеке: К 85-летию со дня рождения академика И.Т.Фролова / Отв. Ред. Г.Л.Белкина; Ред.-сост. М.И.Фролова. М.: ЛЕНАНД, 2015. – 432 с.
  5. Майленова Ф.Г. Возможности модификации природы человека сегодня // Биоэтика и гуманиатрная экспертиза. Вып.2 [Текст] / Рос.акад.наук, Ин-т философии; Отв.ред Ф.Г.Майленова – М.: ИФРАН, 2008.– 230 с.
  6. Панчин А.Сумма биотехнологии. Руководство по борьбе с мифами о генетической модификации растений, животных и людей / Александр Панчин. – Москва: Издательство АСТ: CORPUS, 2016. – 432 с.
  7. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее / Ф.Фукуяма ; пер с англ. М.Б.Левина. – М.: АСТ:АСТ МОСКВА,2008. – 349 с.
  8. 8. Kass L.R. Ageless Bodies, Happy Souls: Biotechnology and the Pursuit of Perfection //New Atlantis. 2003. Spring. P. 9-28


Другие статьи автора: Семенков Вадим

Архив журнала
№4, 2020№1, 2021кр№2, 2021кр№3, 2021кре№4, 2021№3, 2020№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1. 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№4, 2017№2, 2017№3, 2017№1, 2017№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№4, 2015№2, 2015№3, 2015№4, 2014№1, 2015№2, 2014№3, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба