А.Ж.КУСЖАНОВОЙ,

социальному философу, «пароходу и человеку», очаровательной женщине, дорогой нашей Ажар Жалелевне

или просто

АЖАР ЖАЛЕЛЕВНА КУСЖАНОВА

Какая-то беспомощная, неадекватная затея – писать про неё текст. Во-первых, текст предположительно – вещь законченная. А она сама, несмотря на то, что давно состоявшаяся и высоко стоящая – всегда только начинается, всегда в движении, изменении. Во-вторых, текст – вещь линейная – и в силу вынужденной последовательности, порядка изложения, и в силу того, что если он со смыслом, то в определённом отношении – однозначен. А она  — богатая, яркая, энергичная, в которой вызов и результат, эмоция и осмысленность, судьба и деятельность  переплетены так «вкусно» и так неожиданно, так несказанно красиво, что выражать это в последовательном описании невозможно: ты замираешь, вспоминая живую ткань событий, перескакиваешь, смешиваешь, задумываешься в недопонимании. Просто тупо счастливо улыбаешься… Невозможно передать энергию действия, воздействия. Чувствуешь себя «физическим телом», задумавшимся над законами физики и одновременно о счастье по этим законам жить… Она неотрывна от ощущения её действия или взаимодействия кого-то с ней.

Само красивое и торжественно-завораживающее музыкальное сочетание звуков (отороченный роялем троегласный восторженный взрыв литавр и труб) «Ажар Жалелевна Кусжанова»  без этого как-то обессмысливается. Не подходит ей «официальная табличка» или солидная вывеска с «названием». Самое меньшее по живости, что могу представить – это добротная умная книжка или чёткая, ясно зачем и о чём написанная профессиональная статья, над которой – да, скромно и с гордым вызовом – написано навсегда (то есть ответственно) – Ажар Кусжанова. Я могу представить конференцию или диспут: объявление, что слово предоставляется Кусжановой Ажар Жалелевне, и – тишина, все замирают — в предвкушении, в интересе, в испуге, в надежде, — кто как… Представляю восторженное щебетание студенческих голосов – «Ажар Жалелевна, а скажите, почему…? А это вот зачем, мы правильно поняли? … чтобы это сделать, надо как?..» — и её  готовность часами, взахлёб рассказывать, делиться с теми, кому интересно, кому нужно – вплоть до домашней иронической оценки от ближних, что давно бы уж очередную монографию выпустила, если б на живых людей не тратилась.

Не тратиться, не дарить, не роскошествовать в общении – не может.

Сейчас такое время, когда умение как следует, по-настоящему заварить чай и вести беседу – очень редкий и  (опять особенно) важный дар. Если бы это был единственный дар, которым она так точно обладает, то и им уже можно было бы многое и многих спасти, обогреть, выпрямить к стоянию – «на миру», с собой, с людьми. Она это может – надо только научиться ждать, пока она заварит чай. А говорить и слушать она вас заставит. То есть, конечно, вы пригреетесь в уюте как у себя дома. Но говорить с ней вы всегда будете о самом главном, о том важном и «нутряном», которое у вас, оказывается, есть. Или — может быть, стать. Это будет вызов, борьба, отстаивание и об-наружи-вание себя, и, наоборот, освоение и присвоение культурного смысла деятельности, которая может вырасти из вашей возможно пока замусоренной активности. Но «хотя бы лотерейный билет купить» вы обязаны сами.

Бывают такие молодые полковники – успешные, баловни судьбы, деловые, упрямые, стремительные. В разных временах и сферах деятельности. И военные, и из более специальных служб, и политики, управленцы, предприниматели, даже организаторы науки и образования… На мнение чужое им плевать – в силу стремительности и особенности собственного пути. Но при всей смелости и уверенности в себе, они очень вдумчивые и любят «в схемах» разложить, что откуда берётся, и очень точно оценивают и «взвешивают» окружающее. Так вот. Было забавно видеть, как эти не признающие авторитетов и сначала горделиво и критично-насмешливо закрывающиеся от беседы люди потом неоднократно благодарно рвались «на разговор» к ней, и как радостные лобастые щенки  упорно грызли «косточки» новых, ясных и чётких смыслов. К их чести, как правило, успешно. А старые волки-«генералы» — ревниво и с видимой неохотой и удивлением покряхтывая – с плохо скрываемым внутренним удовольствием подвигались, освобождая ей место на скамье рядом с собой или выставляли стул напротив – для беседы с глазу на глаз – перед решительной «баталией» в новых незнакомых им условиях или перед предполагаемым последним  прыжком «Акелы» — как бы не промахнуться.  И всё больше успокаивались, ободрялись и с удивлением чаще кивали, то ли соглашаясь с ней, то ли утверждаясь в том, что да – правильного собеседника выбрали – она может, может, да.

При этом никого из них  она не «обслуживала». Просто либо видела талант, проект, идею, процесс, который поддержать или прямо общественно значимо или опосредованно — для её деятельности полезно – как консультанта сейчас или кооперанта в будущем. Просто болтать, сидя на «пятой точке», для взаимного «поглаживания», ей не интересно. Она любит слушать и говорить для дела, для движения вперёд. Пионер. «К борьбе за дело (дальше там было что-то случайное) будьте готовы!» — «Всегда готовы!». Только этого пионера спрашивать и звать не надо. К борьбе за своё дело и к самостоятельному движению вперёд она готова всегда.

Она всегда слышит свою музыку. И делится, даёт послушать другим. Речь, конечно, не о «внешней» музыке (хотя в последнюю нашу встречу во время прошлых  «Дней Петербургской философии» я имел честь сопровождать её именно на концерт любимого ею Мирослава Култышева и находиться «между двумя» талантами). Речь о «внутренней музыке» её верности собственным человеческим ценностям и  требованиям профессии, интересам общества. Это позволяет ей верно выбирать и редко ошибаться. А там, где эти требования и интересы совпадают с устремлениями и возможностями встреченного человека, поддерживать его изо всех её немалых сил. Она всегда против пустого прожектёрства, но и против скупердяйски-мелочного, социально незначимого ползания по поверхности. Не дешёвый своекорыстный утилитаризм, измельчающий «до мышей» романтику возможной активности, а исторически осмысленный прагматизм – это то, чем она руководствуется и в поддержке других, и в собственных действиях.

Это внутреннее прислушивание – к культуре, к истории, к деятельности – позволяет ей быть не только верной себе и убеждённым «идейным борцом», но и самобытной, не затронутой предсказуемой внешней конъюнктурной шелухой для окружающих, неожиданной для них – путь-то у неё свой.

Всем интересно, что она делает. Над чем задумалась, к чему устремлена.

Потому что если вы находитесь в общем с ней кругу, в одном пространстве действия, то делаться в этом пространстве будет именно то, что ей интересно. Главным из того, что происходит, наступает, становится, движется будет то, что движимо ею. Часто она и есть то, что действительно происходит в вашей жизни. Если вам повезло.

Причём это «происходит» действительно станет и останется.

Будь то замысливаемые и проектируемые ею вместе с коллегами «муниципальный модуль  образования», «предпринимательская школа», колледж, фонд социальной помощи молодёжи, философское общество, создаваемая ею кафедра или открываемая специальность в вузе, концепция развития чего-либо —   всё, что ею делается, всегда доводится до конца, до определённого ею  уровня,  до возможности последующего самостоятельного существования, воспроизводства или развития. Она всегда нацелена на результат, и вы с удивлением можете обнаружить, что вскоре после упоительной беседы или мимолётного обмена мнениями вы стали соавтором написанной ею статьи или вас приглашают обдумать условия, на которых вы согласны участвовать во временном исследовательском коллективе по дальнейшей разработке обсуждённой темы. Не праздное «ковыряние в  носу» и никчемная «болтология», а нацеленность на результат, извлечение пользы из общих возможностей – вот что ей интересно.

При этом презрительно относится к неразборчивости и всеядности, не хватается за что попало, немасштабное и неперспективное,  лишь бы «обозначиться» или подзаработать. Не только не позволяет себе халтуры, но  и твёрдо стоит на том, что лучше отказаться от рабочего предложения, чем не сделать «на уровне». Никогда не приемлет, когда выдают себя за тех, кем не являются на самом деле. Все рядом с ней вынуждены чётко понимать разницу между образованием, например, историка и учителя истории. Человек, проведший пару-тройку социологических исследований, и поместивший часть результатов и выводов — пусть и по политтехнологической нужде и «по делу» — в прессе за своей подписью  как «социолог», может получить от неё нравственно перечёркивающий «нагоняй», оставляющий не только к утру следующего дня, но и на оставшуюся жизнь отрезвляющий «осадок» и стремление к вменяемости.

Никогда не занимается не своим делом. Но своё дело всегда оставляет за собой. Будучи, конечно, замечательным педагогом, методистом и даже организатором, знает, что, если ты учёный, то ты должен заниматься наукой и никто вокруг за тебя этого не сделает. И если ты можешь, в отличие от окружающих, действительно решать научные задачи и писать настоящие, содержательные статьи об этом, то ты вынужден понимать,  что никто за тебя этого не сделает. И ты даже не можешь дать им права профанировать науку. Также при решении как бы общедоступных социальных проблем. У нас ведь все разбираются не только в футболе, балете и в политике. Сколько раз ей приходилось наглядно показывать, что не могут и не должны, например, педагоги или учёные, решать проблемы развития соответственно образования и науки. Участвовать в их решении  в задачном режиме до и после постановки и осмысления проблем и определения целей, конечно, могут и должны обязательно, тут без них нельзя. Но не знают педагоги, что такое образование как социальный феномен, каковы условия, принципы и механизмы его развития, к изменению каких социальных связей в рамках совместного решения с какими социальными задачами и какие социальные результаты и последствия своего какого потребления изменённое вместе со своей средой образование даст – не могут. Внутри – педагогика, методика – да. Но – всё основное и определяющее – нет. Также и учёные – которые, конечно же, только одни и занимаются конкретными научными исследованиями в своей области – даже про свою науку при этом мало что знают, не говоря уж про науку вообще, и тем более – про их развитие. Могут выйти в другую позицию и узнать, да. Но позиция эта – философско-методологическая, теоретико-социологическая, историко-научная, — другая, и профессиональный хозяин и руководитель в этой позиции – другой. Прежде всего – философ. (Пока другие хоронили социальную философию — особенно в около-перестроечные годы, на анти-идеологической квази-позитивистской волне —  Ажар Кусжанова вместе с соратниками через конкретное дело, лежащее на прочном и живом теоретическом фундаменте, эту область философии и её роль утверждала. И оказалась права – если судить и по общественным тенденциям и разным результатам политики, и по всё большему месту, которое занимает социальная философия, например, на всемирных конгрессах.) Тем более не может проблемами развития тех же, к примеру, науки и образования заниматься вообще безграмотный и социально опасный в этом отношении «финансовый менеджер», чиновник,  который ни за   общественный интерес и развитие, ни за данную сферу не отвечает и отвечать не может. Кесарю(то есть философу) кесарево, а слесарю (то есть полковнику) – слесарево. Хотя здесь уместнее было бы разводить царство «небесное» (то есть горнии, высшие сферы, сферы смысла действия настоящих, действительных законов природы, социальности, культуры и истории, сферы действительно происходящего) и царство «земное» (внешней и бессмысленной сиюминутной суеты «делания» ничего ни происходящего, сферы иллюзорных и ложных превращённых форм поверхностной «реальности). В одном святые, то есть мыслители беседуют с ангелами, то есть с идеями и принципами, в категориях и понятиях, и движут определяющими историю процессами. В другом – пустота торговли прахом и тем, что прахом пойдёт. Впрочем, наша героиня, хоть и «божий человечек», но – как большинство из них – атеистка. А сравнение моё – всего лишь про философа и «остальных». Конечно, ей приходилось и приходится бороться за место и роль философа в этом мире. Но главное, она это успешно и наглядно для нефилософов делает. Хотя это и требует не только ума, профессионализма и любви к своему делу, мудрости, но и социальной энергичности и даже героизма. Во всяком случае, подвижничества.

Именно подвижником – например, образования — она является. И не только потому, что имеет для этого все понимания, выработанные и в замечательной докторской диссертации и в более поздних, всё продолжающих и продолжающих последовательную работу  статьях (из которой деятелям образования черпать  и черпать), и в конкретных образовательных концепциях и проектах разного уровня, и в ходе живого общения с огромными и разными группами педагогов, которых она заботливо пестует, обучая и консультируя в различнейших форматах. Но и потому, что ей не всё равно, что она всегда поддерживает здоровые инициативы в образовании, углубляя и конкретизируя их, от кого бы они ни исходили, и всегда отважно противостоит безумию и невменяемости – также от кого бы они ни исходили – от безграмотных и порой небескорыстных министерских «наёмных менеджеров» или от искренне самозабвенных мифологизированных педагогов.

И с толпой, и с властью у неё всегда свободные, конструктивные, прагматические отношения. Если вы доросли до понимания роли философа и ощущения необходимости для вас его работы и способны  тем самым эту работу по достоинству (хотя бы в ваших содержаниях и формах оценки) оценить, то – насколько оценили – настолько и получите от профессионала. Если нет, идите – сшейте себе тряпичный мячик и тренируйтесь во дворе пока.

Нельзя  обойти и другую сторону её вклада в образование и науку, в отстаивание роли философии в образовании, ту позицию, которую она ответственно и последовательно занимала, проявляя отвагу, настойчивость и мудрость. Речь идёт о значении и роли философии и о содержании «философского образования» студентов и аспирантов различных специальностей, будущих и уже настоящих учёных, специалистов, управленцев. Она не просто предлагала всем своим образом мышления и действия, — что важно для всех формирующихся, а для философов в особенности, – один из образцов возможной философской позиции, способа философствования и образа жизни философа, принимаемые ею образцы культурных философских систем и их элементов в объективном соотнесении со всем историческим богатством философской культуры. Она ответственно решала вопрос о том, что это почему-то делается в системе ОБРАЗОВАНИЯ, рядом и наряду с преподаванием других НАУК. То есть должно научать как бы научному тоже, представляя и используя философию в её как бы научной, ответственно теоретической ипостаси, со стороны «научности» философии . – иначе не имеет права на сущестование здесь, в системе светского и от-научного, от-объективистского образования.. Понятно, что с учётом универсальности, всеобщности философского знания, стоящего в этом отношении и над естественным, и над социально-гуманитарным. Но не просто стоит над, находя им место в картине мира, но позволяет и помогает ими, специфическими знаниями, грамотно и продуктивно пользоваться и помогает их вырабатывать. В условиях, когда  разные силы, в том числе некоторые во власти, губили важнейшие основания фундаментального и просто систематического образовании, она всегда отстаивала ту позицию, что будущий исследователь или управленец, просто грамотный специалист не может работать без понимания места своей дисциплины и роли других, без знания, что такое «система» и «развитие», без владения основными общенаучными методами, без понимания того, что есть цели и проблемы, механизмы и принципы, без умения, наконец, абстрактно и логически мыслить, без чего невозможна грамотная работа с информацией в этом мире. И тогда не стоит вопрос, зачем нужна в образовании такая философия — как философия и методология науки, а предлагается конкретный ответ. И ответ этот признаётся.  Получающие образование оснащаются необходимыми представлениями и методами, инструментами работы, а не слушают нравоучительные притчи-анекдоты и не собирают бесполезные коллекции исторических картинок. Пока генералы и маршалы от философии потихоньку сдавали позиции философии и философов – в том числе в структуре образования и в объёме учебных планов и программ – что всех, от маршалов до рядовых, привело к тому, к чему привело, такие как Ажар Кусжанова сражались за сохранение хотя бы какой-то разумности реформ, хотя бы каких-то островков качества в образовании, за сохранение хоть каких-то центров нормального преподавания и ученичества, которые могли бы сейчас или в будущем, если вдруг образование начнут восстанавливать, стать источниками развития и хотя бы нормального понимания. Надежд на это мало, но от этого позиция и усилия Кусжановой и других не менее важны.

Реализация позиции требовала от неё отваги и полемического таланта.. И в полемике – что многих, конечно, раздражало и раздражает, — она (почти) всегда права. Логика, отличная реакция, разумно гибкая подвижность позиции за счёт осмысленного расширения основания, помноженные на темперамент, на природный и отшлифованный позже артистизм и просто женское очарование – и всё это наряду с высоким образованием и глубокой эрудицией. Понятно, почему многие сильные и высокопоставленные мужчины боялись эту крепкую при всей её внешней миниатюрности женщину. И не будь она таким жизнерадостным и – очевидно для всех – влюбленным  в своё дело человеком, такой талантливой Женщиной, снисходительной и поощряющей окружающих на желание быть лучше, врагов или хотя бы «обиженных» было бы гораздо больше. А так – больше друзей, друзей настоящих и гордых этим званием  — быть ей хотя бы приятелем.

Но одной одарённостью, богатством натуры дела не решишь. Трезвый проективизм, который у неё, как уже отмечалось, есть, тоже вещь всего лишь регулярная. А постоянная и глубокая последовательность, которая у неё есть, требует другого оформления. Кстати, форме и формированию, а не только становлению, она как строгий в своей ответственности и продуктивности деятель, тоже придаёт большое значение. Чётко схему нарисовать, грамотно идею презентовать – это всегда при ней. Но дело не во внешней стороне. Для глубины и необратимости нужна системность деятельности. И это она понимала давно, ещё в Оренбурге. Именно поэтому ею в тандеме с Сергеем Петровичем и при поддержке других коллег продвигалась осознанная именно ею как необходимая связка «философское общество – журнал – философское образование». (Забавно, что заседания философского общества вовлекшая всех в эту затею Ажар проводила не в классическом университете, где работала, а в педуниверситете, в том здании, где руководил первой оренбургской гимназией Борис Брониславович Пиотровский, проживавший там же вместе со своим сыном и учеником той же гимназии, Борисом Борисовичем Пиотровским – будущим многолетним  (до 1990г.) руководителем Эрмитажа. Как будто знала о своём питерском будущем или хотела связать ещё одной из многочисленных ниточек культуру Петербурга и Оренбурга.) Профессиональное сообщество – информационная среда – совместное развитие науки и образования как социальных институтов и ресурсов социальности в целом, социокультурной среды. Это была не просто умная мысль, богатый концепт. Это было глубокое понимание собственной деятельности, придание ей смысла, без чего она не может. Это была вызываемая её большая энергия для большого дела. А это помогает в ответ. Так можно не только умирать за… Но и жить за! – её секрет..

Конечно, помогает то, что она — Лидер. В то же философское общество – шли именно на неё. По-разному. Кому-то она была интересна.. Кто-то хотел её поддержать. Кто-то боялся её. Кто-то опасался отстать от поезда, современного ей. Кто-то верил в необходимость и важность дела, начатого ею с Сергеем Петровичем Иваненковым и обрастающего командой, творческими группами и коллективами — по разным направлениям и общими.

Кстати, команды она всегда легко создаёт и никогда не бросает, если сами члены команды не «обделались» (Тогда – это её редкая и гордая боль – как разочарование в любимом человеке, который мог бы, казалось… Всё равно она поможет при случае. Но – уже со стороны). И за команды свои она всегда отвечала. Защищая, поддерживая, помогая расти каждому в отдельности и отстаивая интересы всех вместе. С той же властью или с другим заказчиком: «Эту задачу будет решать наша команда… Мои люди на таких условиях работать не будут». С явным удовольствием она тратила массу усилий, чтобы очередного своего скромного и нерешительного коллегу «распинать-таки» на «докторскую». И не просто «распинать», а помочь, чем может, – от участия в проблематизации и в поиске научного руководителя до вычитывания автореферата или текста диссертации. И всё это – с радостью за ближнего, с требовательной поддержкой и с уверенностью в возможностях человека. Именно на учёте возможностей людей, на вере в них и умении радостно работать с ними основывались её бесконечные: «ребята, давайте вот это сделаем!..» , «а давайте, вот это придумаем как!». И «ребята» откликались. А как она удивлённо радуется всегда тому, как ею же хорошо подобранная команда, на ими же с Петровичем предложенной методологии, в результате их же энергией поддержанной упорной работы опять выдала качественный продукт, конкуренции которому в округе не видно и за который не стыдно и по «гамбургскому счёту». «Ну, надо же как у нас получилось! Правда ведь?!» — радостно удивляется она. Все разделяют с ней радость.  Опять вынырнуло – вот оно. Мы разделяем с ней радость. Да, это про неё.

Ведь болеет или грустит, переживает что-то мучительно она одна, наедине с собой. А делится здоровьем, энергией, весельем и праздником – со всеми. В этом празднике и живём.

Поэтому так рвутся к ней в ученики. А она – так любит талант и способность трудиться в людях, так любит жизнь и любопытна к ней – отдаёт ученикам настолько «всё», что непонятно из какой потаённой жизни и из каких тайных кладовых сил появляется остальное – статьи, проекты, прочее… Отдаёт всю себя – людям. И взрослым, и детям.

О детях вообще отдельная история. Чужих детей для неё вообще не бывает. Всегда находит чем согреть, как защитить и поддержать. И ладно бы только по крупным поводам – беда, жизненная трудность, новый серьёзный этап.. Нет – и всегда, и накормит, приласкает, и спросит требовательно. Обычно на это, на этот «тётушкин дар»  хватает чаще тех, кто либо только этим в жизни и занят, либо обделён в этом отношении (со своими детьми что-то, к сожалению, не сложилось). А тут – своих двоих – талантливых, успешных, красивых людей воспитала, а занята делами по горло, и… Но, во-первых, для неё — дарить – это радость, дающая силы. А во-вторых, по десять раз она с ними ничего не мусолит. Дети видят перед собой редкое и важное – в ней – и сразу откликаются. Ценят. Устами младенца… Всегда бы так. Ценили бы, помогали, меньше палок в колёса – сколько б ещё она успела бы сделать!..

Но это я считаю судьбу и людей вокруг неё не всегда благосклонными. И тем удивительнее для меня, что сама Ажар — человек, на редкость благодарный судьбе. Притом что всё сделала сама, сама «вытряхнула» из жизни, ничто не давалось даром, всё стоило труда. Но она — помнит о хорошем, благодарна судьбе  за подарки. Чтит учителей. Понимает это, как умный и профессионально рефлексирующий человек, — что от них получила; чего не понимала бы без них и почему. Это не просто порядочность или ум. Из таких пониманий складывается аристократизм подлинной культуры.

От её любопытства к жизни, от принципиальности, от оптимистической устремлённости вперёд у окружающих укореняется впечатление, что жизнь – хорошая, нормальная, правильная, и что жить не только нужно, но и можно – достойно. Особенно если заниматься таким красивым и единственно осмысленным делом как отношение к себе и к миру, таким делом как  Философия.

Никто из тех, кого я знаю — да я думаю, и вообще – мало кто из живущих рядом с нами современников, — не защищал так в социальном пространстве философию, её роль самим своим образом действия и мышления, вызывая и у коллег, и у «внешних потребителей» настолько уважительное (у кого пополам с ревностью и страхом, у кого – с благоговением и восторгом) отношение к тому, что «философы – они да – могут вот так! это ж философы! Ну, понятно, — философы – они – сила, что с этим поделаешь…». Сначала все удивлялись. Потом она всех приучила, что это – во всяком случае, в её исполнении – «закон».

При этом утверждала свои «законы» она не высокопарной пафосностью, а просто делом. Сама оставаясь простой, весёлой. Конечно, необыкновенно яркой и артистичной даже (что поделаешь, мамино наследие, да и собственное имя — обязывает). Но при этом не только доступной и открытой к людям, но бережной к ним, старающейся помочь и поддержать. Как самого дальнего коллегу или «сопливого» студента. Так и самых близких. Очень берегла всегда самого близкого соратника и мужа, понимая, что даже самые прочные и глубокие корни надо охранять от варварства и всякой «непогоды», защищая — когда нежно, когда яростно — его и без того вроде бы непоколебимый авторитет. Впрочем, это только сам Сергей Петрович знает насколько его жизнь, его здоровье и даже его дело – это она.

Всё время, пока писал, мучился от этого третьего лица: «она», «Ажар», «Кусжанова». Потому что она – повсюду, она всегда рядом с каждым человеком, который её знает. Всегда – в присутствии, здесь, рядом. В напоминании о важном, о настоящем, о живом.  А «в присутствии» в третьем лице да ещё о таком живом  — вроде какое-то вялое унылое хамство получается. А к обращению к ней самой, на «вы» или «ты» всё никак не мог перейти – неформат вроде бы – как тост в застолье, но почему-то в книге или в журнале. Впрочем, застолье с ней – отдельный большой праздник, где каждому она находит его тёплое место, каждым дорожит так, что он это чувствует как обращённое будто бы только к нему, и все – как радостные дети на её весёлом дне рождения (и сейчас будут свечки зажигать, а потом разрезать торт, — и мне, и мне!..), и этот чудный её заразительный, задорный и заливистый смех, и глаза у всех светятся, и жизнь начинается… Так что тост так тост:

Будь здорова, праздник! Всех нас с новым рождением тебя, «красивая, очаровательная, яркая» — «Ажар»!