Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №3, 2017
Кожухов Юрий Васильевич
к.филол.н.,
Военный университет Министерства обороны Российской Федерации,
научно-исследовательский центр, ведущий научный сотрудник, Москва
Лукин Владимир Николаевич
профессор кафедры философии и социальных наук
Санкт-Петербургского университета ГПС МЧС России
доктор политических наук, кандидат исторических наук, доцент
Мусиенко Тамара Викторовна
заместитель начальника Санкт-Петербургского университета
ГПС МЧС России по научной работе
доктор политических наук, кандидат исторических наук
Koshuchov Yury Vasilevich
Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation, Research Center, Leading Scientific Employee, Moscow, Ph.D.,
Lukin Vladimir Nikolaevich
Doctor of Political Sciences, Professor of the Department of Philosophy and Social Sciences St. Petersburg University of the State Fire Service of EMERCOM of Russia
Musienko Tamara Viktorovna
Doctor of Political Sciences
St. Petersburg University of the State Fire Service of EMERCOM of Russia
Deputy Chief for Research
Professor of the Department of Philosophy and Social Sciences
E-Mail: lvn55555@mail.ru
УДК 327.7
Трансрегиональная безопасность как актуальная парадигма безопасности
Аннотация. В статье представлен анализ сущности и основного содержания конструктивистского подхода к проблеме трансрегиональной безопасности. Раскрыты отдельные положения второго блока конституциональной модели трансрегиональной безопасности А. Тикнер и А. Мейсон, включающей понятие интернационального общества, структуру, принципы и ценности безопасности, элиминацию дихотомии внешней и внутренней безопасности, глобализацию проблемы обеспечения безопасности.
Ключевые слова: трансрегиональная безопасность, геополитика, структура безопасности, принципы безопасности, ценности безопасности, глобализация, внешняя безопасность, внутренняя безопасность
Transregional security as the actual security paradigm
Abstract. The article presents an analysis of the essence and main content of the constructivist approach to the problem of trans-regional security, discloses certain provisions of the the second unit of the A. Tickner and A. Mason constitutional model of transregional security, including the concept of international society, the structure, principles and values of safety, elimination of the dichotomy between internal and external security, the globalization of security issues.
Key words: transregional security, geopolitics, security architecture, security principles, security values, globalization, external security, internal security
Современная геополитическая обстановка актуализирует проблему трансрегиональной безопасности. Это связано с усилиями западных государств решать проблемы европейской безопасности без участия Российской Федерации и даже попытками представить Россию главным источником рисков и угроз безопасности, размещением подразделений НАТО на нашей западной границе. Создание на восточной границе структуры Транстихоокеанского партнерства и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства под эгидой США и на американских стандартах без участия таких геополитических акторов, как Россия и Китай в противовес Азиатско-Тихоокеанскому экономическому сотрудничеству – объединению из 21 страны, существующему с 1989 года. Сформировались диаметрально противоположные подходы Запада и Востока к разрешению ближневосточного сирийского кризиса.
Все это и многое другое заставляет вновь обращаться в теоретическим аспектам проблемы, критически осмысливать модели, используемые геополитическими сторонами в обеспечении трансрегиональной безопасности.
Авторы продолжают критический анализ концептуальной модели трансрегиональной безопасности А. Тикнер и А. Мейсон, разработанной во многом в рамках конструктивистского подхода [см.: 1]. Он допускает, что процесс систематического взаимодействия акторов международных отношений способен не только изменить идентичности государств – участников взаимодействия и их национальные интересы, но также может формировать основу для трансформации в перспективе стихийных конкурентных структур взаимодействия в целостное интернациональное государство. Такое государство опирается на систему норм и практик, имеющих общее значение, разделяемое и принимаемое данными суверенными государствами.
Структуралистской моделью интернационального государства тем самым обосновывается динамическая, а не характерная для неореалистического подхода статическая структура системы международных отношений.
Концепцией интернационального государства Александера Уэндта (Wendt A.), определяемого как транснациональная структура политической власти, устанавливается, что International State является результатом роста процесса интернационализации (или глобализации) определенных функций государства и коллективной способности применения санкций в отношении тех, кто нарушает нормы, обеспечивающие реализацию данных функций.
Соответствующие формы коллективного нормотворчества, регулирования и реализации властных полномочий различными региональными или глобальными структурами большей частью современных государств рассматриваются в качестве нормы [см, 2, 3].
Данный тренд относится многими исследователями как подтверждающий значимость перехода от государствоцентричного подхода к концепции международной политики.
Свой вклад в разработку данной концептуальной модели внесли не только А. Уэндт, но и Марта Финнемор (Finnemore M.), Катрин Сиккинк (Sikkink K.), Джеральд Рагги (Ruggie G.), Джеймс Розенау (Rosenau J.), Карен Литфин (Litfin K.), Оран Янг (Young O.), Джеймс Капоразо (Caporaso J.) и другие [см.,напр,.4].
К индикаторам движения к глобальному управлению (Global Governance) и формированию транснациональных сообществ по типу интернационального государства А.Тикнер и А. Мейсон относят:
– глобальные и региональные экономические режимы и структуры регулирования как формы трансферта политической власти государства в направлении создания коллективных образований, действующих в сфере мировой экономики;
– региональные системы безопасности, функционирующие согласно принципам коллективности в решении конфликтов, связанных с организованным насилием в приграничной сфере;
– действия ООН по обеспечению безопасности (миротворческие миссии) как внешнее проявление легитимности функционирования международной системы безопасности;
– глобальные системы норм, структур и институтов как подтверждение того, каким образом общность идентичности государств способствует возникновению новых сообществ, обладающих политической властью и вытесняющих из системы международных отношений принцип суверенитета, продвигая систему в направлении создания структур глобального управления [5, P. 365.].
Интернациональное общество.
Понятие International Society артикулируется в новейших разработках в рамках той же идеи глобального управления. В отличие от концепции интернационального государства, подчеркивающей трансформацию функций государственного управления в коллективные формы управления, концепцией интернационального общества акцент делается на формировании постсуверенного космополитического мирового порядка за счет расширения сферы влияния и развития публичной сферы, включающей индивидуальные, общественные и организационные структуры. Эти структуры образуют сложные интерактивные сети, управляющие и решающие значительную совокупность проблем общественного развития.
Роберт Джексон (Jackson R.), А. Тикнер, А. Мейсон в этом отношении исходят из того, что такие интернациональные (или глобальные) общества, будь это либеральные или неолиберальные образования, основаны на общих интересах, разделяемых общих нормах и правилах, сходных культурных контекстах и общем историческом опыте. Особо подчеркивается включенность в концептуальную категорию интернационального (глобального) общества (Global Society) понятия общей идентичности.
Конструктивным представляется уточнение А. Тикнер и А. Мейсон о том, что в реальной действительности достаточно проблематично появление в обозримой перспективе трансмирового сообщества, члены которого разделяют общечеловеческие нормы и ценности. В то же время на региональном уровне появление такого рода региональных социетальных групп вполне реалистично, иллюстрацией чего является формирование Европейского Союза.
К проектам такого типа отнесены также панафриканский, паназиатский, панарабский регионально-национальные проекты XX века, основанные на идее общего понимания культурной и политической общности социальных групп с общим происхождением и культурно-историческим опытом [5, 365; 6, P. 1121 – 1151].
Следует, однако, иметь в виду тот факт, что реализация европейского, арабского и иных проектов как стратегий обеспечения безопасности на основе продвижения культурной идентичности именно в этой сфере столкнулись с наибольшими трудностями и препятствиями, преодоление которых не всегда возможно за счет институциональных механизмов и режимов политической и экономической интеграции.
В этом смысле заслуживают внимания соответствующие результаты политического анализа современных стратегий снижения рисков националистического терроризма и сепаратизма в целях обеспечения безопасности и социально-политической стабильности в регионах Ближнего Востока, Европе и других, проведенный одним из авторов монографии [см.: 7].
Если в первый блок концептуальной модели А. Тикнер и А. Мейсон включены концепты, учитывающие различные варианты единицы политического анализа безопасности (регион, региональный комплекс, интернациональное государство, глобальное общество и другие), то второй блок представляет собой операционализацию новейшей концепции безопасности, являющейся результатом реконцептуализации данного понятия в период конца XX – начала XXI веков.
Здесь учтены концептуальные положения, обоснованные Ронни Липшуцем (Lipschutz R.D.), Дэвидом Кемпбеллом (Campbell D.), Питером Каценстейном (Katzenstein P.) и другими учеными.
Для этого периода характерна выработка общей позиции представителей различных теоретических направлений политического анализа безопасности в теории международных отношений, определяющей, что концептуальная модель национальной безопасности с ее фокусом преимущественно на проблеме защиты государства от внешней военной угрозы уже более не соответствует реалиям современной политической действительности.
Будучи отражением происходящих глобальных трансформаций, изменивших сложившийся мировой порядок, концепция безопасности прошла соответствующий путь преобразований, трансформировавшись в новую парадигму глобальной безопасности.
Так, например, в концептуальной модели Тикнер–Мейсон были зафиксированы следующие обстоятельства, характеризующие эти изменения:
Новая парадигма безопасности включает многообразие имеющих к ней отношение акторов таким образом, что государственная безопасность предстает в качестве одной из составляющих структуры безопасности, включающей также вопросы безопасности и благосостояния негосударственных акторов (индивидов, обществ, субнациональных акторов, транснациональных групп и других).
В указанный период происходит переориентация на рассмотрение ценностей и интересов человека и общества в качестве приоритета безопасности, что стало альтернативой конвенциональной государство-центричной концепции безопасности. Соответствующие изменения стали отражением новых тенденций, связанных с глобализацией.
Это, во-первых, изменения в системе правовых институтов, отражавших переход к международному признанию индивидов и сообществ в качестве легитимных субъектов международного права и регулирования.
Во-вторых, нарастающая институционализация универсальных стандартов, устанавливающих права человека.
В-третьих, расширение прямых связей между международными организациями и индивидами, а также малыми социальными группами, способствующими внедрению идей концептуальной модели безопасности человека в современные глобальные практики.
В-четвертых, акцент на поиске конкретных позитивных измерений безопасности и политики безопасности, рассмотрения в качестве таковых моментов, связанных с безопасностью человека в современном мире.
Укрепление соответствующих концептуальных трендов фиксируется в исследованиях безопасности человека и тенденций политического анализа проблемы, проводимых Мел Гуртов (Gurtov M.), Биллом МакСуини (McSweeney B.), Терри Террифф (Terriff T.) и другими зарубежными и отечественными аналитиками [см.: 8].
Это осуществляется в целях дополнения концептуальной модели безопасности неконвенциональным невоенным измерением, что следует рассматривать как еще одну ключевую характеристику новой парадигмы безопасности.
В данном случае безопасность, сформулированная Барри Бузаном (Buzan B.) еще в 1991 году [9], рассматривается как выходящая за пределы физической защиты и включающая в качестве своей неотъемлемой части ценности, в той же мере значимые для обеспечения качества жизни (Quality of Life), как и политическая, экономическая, социальная и инвайронментальная (Environmental Security – безопасность окружающей среды) безопасность.
Новая парадигма безопасности, таким образом, включает в себя понятие демократической безопасности (Democratic Security). В данном понятии содержится смысловое значение, отражающее важность подкрепления гарантий безопасности реальными демократическими институтами, обеспечивающими их законодательное закрепление.
Новые принципы безопасности выходят за пределы привычных конвенциональных категорий, что подтверждается ориентацией на демократические ценности. Связь гарантий безопасности с демократическими институтами важна тем, что последние предназначены обеспечивать реализацию таких ценностей, как толерантность (Tolerance), политическое участие (Political Participation), общее благо (Common Good), способствующих созданию безопасного общества.
Это означает, что в соответствии с новой парадигмой безопасности, политический анализ данной проблемы предполагает анализ не только традиционных угроз, но и широкого спектра рисков безопасности, включая риски демократического развития и угрозы в отношении системы демократических ценностей.
В рамках новой концепции безопасности наблюдается заметное стирание различий национального и интернационального аспектов безопасности.
С одной стороны, риски безопасности могут быть в полной мере обнаруживаться на локальном уровне, и с другой стороны, они могут во многом определяться и быть связанными с внешними факторами, детерминирующими региональные, транснациональные и глобальные угрозы безопасности. Соответствующие глобальные процессы могут выступать причиной рисков безопасности для конкретных регионов, государств и субнациональных групп.
Эффекты изменений в сфере глобальной экономики, международного терроризма, ядерных взрывов, распространения различного рода заболеваний, массового нарушения прав человека, наркотрафика, милитаристской политики конкретных государств имеют транснациональный характер, отличаются неравномерностью и одновременностью проявления на всех уровнях (глобальном, региональном, национальном, субнациональном и других).
Новой концепцией безопасности зафиксирован переход (в вопросах ответственности за обеспечение безопасности) с национального на глобальный уровень. По мере стирания различий между безопасностью человека (Human Security) и национальной безопасностью (National Security), внутренней (Internal Security) и внешней (External Security) безопасностью, сформировалось новое понимание роли международного сообщества в обеспечении защиты граждан и установлении соответствующего порядка в рамках правовых систем суверенных государств.
Это связано с тем, что условия безопасности внутри суверенных государств все больше сопрягаются с вопросами безопасности, правовое решение которых в рамках широкой глобальной политики постоянно ограничивает исключительный суверенитет государств и правительств в решении внутренних проблем. Функции по обеспечению глобальной безопасности постепенно передаются соответствующим региональным организациям и многосторонним силам ООН по поддержанию мира в регионах, что обеспечивается при участии и без участия правительств соответствующих государств.
Эффект названного тренда и их отражение в новой концепции безопасности рассмотрены в работах Барбары Уолтер (Walter B.), Джека Снайдера (Snyder J.), Ричарда Фолка (Falk R.) и других исследователей.
Логика теории Тикнер–Мейсона основана на интерпретативном исследовании процессов, происходящих в странах, входящих в регион севера Южной Америки (Колумбия, Перу, Боливия, Эквадор), что предполагает выявление качественных характеристик и трендов, соответствующих индикаторам первого и второго блока многоуровневой концептуальной модели безопасности, краткое описание которой представлено авторами ранее.
По индикаторам первого блока исследуемые страны отнесены к общему региону (общее географическое положение) и классифицированы как региональный комплекс по обеспечению безопасности (взаимозависимость в вопросах безопасности как один из индикаторов комплекса).
Важной составляющей интерпретативного анализа является также выявление трендов к формированию сообщества по обеспечению безопасности в регионе (наличие структур регионального управления и элементов региональной интеграции); отдельных элементов, отражающих возможности продвижения к региональному интернациональному обществу (общность идентичности, истории, культуры и чувства политической солидарности, рожденной отчасти общей угрозой вмешательства со стороны стран Европы, а в настоящее время – США); трендов движения региона в направлении интеграции в глобальное общество (наличие в регионе индивидов, локальных сообществ, субрегиональных групп, представителей гражданского общества и третьего сектора, в частности, международных организаций и акторов, параинституциональных групп, субнациональных политических, социальных и экономических акторов, транснациональных групп и других) [5, P. 370 – 371, 372 – 381].
Политический анализ ситуации в исследуемом регионе в рамках ее сопоставления с индикаторами второго блока модели, представленного пятиуровневой концепцией безопасности, является, по сути, основой интерпретативного исследования в соответствии с моделью трансрегиональной безопасности Тикнер–Мейсон. Здесь возможно выделить два ключевых момента, характеризующих динамику безопасности в регионе:
Во-первых, определение общих характеристик, разделяемых странами, входящими в состав региона. К числу таковых А. Тикнер и А. Мейсон отнесены слабость государства, проблемы демократического управления, бедность и неравноправие, коррупция и присутствие внешнего влияния агентов глобального регулирования.
Во-вторых, выявление процессов, являющихся общими для стран региона вне зависимости от территориальных границ. Динамика трансрегиональной безопасности включает процессы, представляющие общие для региона риски безопасности (последствия конфликта в Колумбии; роль и политика США в регионе; транснациональные криминальные сети, связанные с наркотрафиком и торговлей оружием; ухудшение окружающей среды); и угрозы, которые являются следствием сложившихся в регионе рисков безопасности (формирование трансрегиональных движений сопротивления, региональных механизмов интеграции и другие).
В целом, разработанная А. Тикнер и А. Мейсон концептуальная модель трансрегиональной безопасности в достаточной степени учитывает инновационные идеи и подходы к пониманию проблемы безопасности в контексте глобализации. Она может рассматриваться в качестве основы для политического анализа изменений в динамике безопасности других регионов мира, при условии введения необходимых корректировок и с учетом специфики исследуемых процессов, а также особенностей уровня и единицы проводимого политического анализа.
Представляется правомерным включение в качестве важной составляющей концептуальной модели трансрегиональной безопасности такого измерения, как трансрегиональные эффекты небезопасности (Transregional Responses to Insecurity).
В теории Тикнер–Мейсон к ним отнесены, во-первых, социальные движения и сопротивление глобализации и неолиберальным реформам (прежде всего в форме социального протеста, создания милитаризированных организованных формирований и других форм, составляющих социальную базу международного терроризма) и представляющих собой деструктивный тренд в динамике безопасности.
Во-вторых, в качестве конструктивной линии Тикнер–Мейсон рассмотрены процессы формирования региональных интеграционных механизмов (Regional Integration Mechanisms), составляющих реальную альтернативу дисфункциональному потенциалу в развитии региона.
Следует заметить, что проблемы трансрегиональных эффектов рисков безопасности требует более детальной проработки вопросов, связанных с рассмотрением роли криминального международного терроризма в регионе, а также анализа стратегий противодействия и минимизации рисков безопасности и социально-политической стабильности, прежде всего, учитывающих специфику изменения под влиянием глобализации идентичности, систем ценностных ориентаций и других глубинных процессов, связанных с формированием политической культуры.
В этом смысле, перспективной для проведения дальнейших исследований различных регионов Южной Америки и других регионов мира является проблематика демократической безопасности и связанных с нею рисков демократического развития.
Отмечая многосторонность проведенного А. Тикнер и А. Мейсон концептуального синтеза, следует подчеркнуть, что в разработанной многоуровневой модели в сравнительно меньшей степени учтены возможности неореалистической теоретической перспективы для анализа трансрегиональной безопасности. В данной модели отражена неореалистическая идея однополярности мирового устройства и усиления роли США в мировой политике и в регулировании региональных процессов.
Литература
