Велосипедный завод Лейтнера был эвакуирован
из Риги в Харьков в 1915 году, когда возникла угроза
сдачи города немцам. Потом, после гражданской,
на его базе был создан Харьковский велосипедный,
который и штамповал свои машины с удивительными
хромированными деталями.

Уже в начале двадцатых при заводских мастерских
была организована футбольная команда, которой покровительствовали
братья Межлауки — грозные красные комиссары,
родившиеся в Харькове, выращенные террором,
и им же таки впоследствии затоптанные в чёрный
снег тридцатых.

К чему я всё это вспоминаю?
Всё, что строится на руинах, всё, что
начинается с нуля, пустота, которая
в руках слесарей и механиков превращается
в станки и машины, всё это вложено
в нашу жизнь, словно вера в тексты псалмов.
Рабочие, которые выходили утром на смену
и которые выбегали вечером на твердую, выжженную
почву стадионов, играли солнцами и тенями,
разламывали время, будто горячий хлеб,
зная, что всё в этой жизни начинается впервые,
и будущее созидается, как правило, в цехах
и на футбольных площадках.

"Мы все начнём заново, — говорили они, вступая
в мартовскую прогорклость пустого цеха. — 
До нас не было ничего, о чём мы бы не знали.
Этот мир начинается с утренних паровозных гудков.
Ход истории совпадает с восьмичасовым
рабочим днем. Все наши победы начинаются
с вытоптанных газонов. Никто не отберёт 
у нас эту странную пророческую уверенность,
эту умопомрачительную ярость,
с которой мы встречаем наших соперников”.

Океаны и подводные растения, наросты серебра на чёрной породе,
твердость деревьев и волокна внутри камыша — 
всё только начинается, едва они выбегают
из раздевалки. И солнце останавливается в тёмных тоннелях
трибун, и тени наркомов стоят за спиной, словно тени архангелов.
Революция всегда оставляет шанс тем,
кто готов вцепиться в него зубами,
вспарывая прогнившую обшивку этого механического мира,
выгрызая горячую сердцевину старой истории,
ничего не ожидая для себя в будущем,
ничего не оставляя после себя в прошлом.