К 70-летию Израиля

Стихи

«70» — поэтический сборник (Нью-Йорк: Издательский дом «КРиК»/KRiK Publishing House, 2018), посвященный юбилею образования независимого государства Израиль.

В книгу вошли стихотворения семидесяти современных русскоязычных поэтов на темы еврейства и Израиля.

В этом международном проекте приняли участие авторы из Ираиля, США, России, Украины, Беларуси, Латвии, Эстонии, Германии, Франции, Великобритании, Швеции, Ирландии и Голландии.

 

 

Наум Коржавин (США)

 

Дети в Освенциме

 

Мужчины мучили детей.

Умно. Намеренно. Умело.

Творили будничное дело,

Трудились — мучили детей.

И это каждый день опять:

Кляня, ругаясь без причины...

А детям было не понять,

Чего хотят от них мужчины.

За что — обидные слова,

Побои, голод, псов рычанье?

И дети думали сперва,

Что это за непослушанье.

Они представить не могли

Того, что было всем открыто:

По древней логике земли

От взрослых дети ждут защиты.

А дни всё шли, как смерть страшны,

И дети стали образцовы.

Но их всё били.

     Так же.

        Снова.

И не снимали с них вины.

Они хватались за людей.

Они молили. И любили.

Но у мужчин «идеи» были,

Мужчины мучили детей.

 

Я жив. Дышу. Люблю людей.

Но жизнь бывает мне постыла,

Как только вспомню: это — было!

Мужчины мучили детей!

 

 

 

 

Геннадий Кацов (США)

 

Судный день

 

Пламя всерьёз изучает предмет дотла,

Так же как жизнь зачитает до дыр карман:

Бог Милосердия, то бишь добра и зла,

Как для рыбацкой фелюги — гигант-кальмар,

Видится мне возглавляющим в день Суда,

 

В зале, похожем на бальный, без слов процесс,

Сроки там, большею частью от «навсегда»,

Можно на божьем бескрайнем лице прочесть.

 

Ветер Атлантики трогает небосвод,

Гладит гудящего купола плексиглас:

Словно ты годы куда-то спешил — и вот

Остановился, не веря тому, что глаз

 

Застит слеза (это ветер, а что ещё?)

И будто птичий протяжный над ухом звук,

Весть на закате о том, что сейчас прощён,

Ибо пока есть на выбор — одно из двух.

 

 

 

Апотропей

 

Горизонт, чей восход одинаков,

Пусть и непредсказуем закат,

Сбережёт от блуждающих знаков

Всё, что вышняя носит река.

 

Там мой прадед и дед — кожемяки,

Белошвейки их жёны, их слог

Будет вечно картавым и мягким,

И тяжёлым и мокрым весло, —

 

Уплывают в цитаты поверий,

По страницам молитвы, где гром

Сотрясает скрипящие двери,

Предвещая воскресный погром.

 

И летит деревянная стружка,

Стаей птиц становясь на пути,

Где малышка седеет старушкой

И ничто их не может спасти.

 

Кто бы нас уберёг от времён тех,

От разлуки с несчастной роднёй,

Всё плывущей по царствию мёртвых?

Жертв грядущих — одну за одной.

 

Шестикрыла и шестиконечна,

Ночь никак не исходит, пока

Горизонт — не спеша, человечно —

Не пропишет по небу рука.

 

 

 

Феликс Чечик (Израиль)

 

* * *

                                                    А.Ф.

Слово за слово… Снова и снова

и, отталкивая и маня,

не родная, но родная мова,

как Антея, держала меня.

 

Мать-и-мачеха — Припять и Пина,

где свiтанак и захад багров.

Возвращение блудного сына

в говорящий на идише ров.

 

 

* * *

Я учился, влюблялся, дружил, —

я был счастлив, как не был ни разу:

посреди разорённых могил,

но невидимых сердцу и глазу.

Что ты скажешь теперь, балабол?

Теплотрасса нуждалась в ремонте!

С пацанами играли в футбол

черепами Рахели и Моти.

И пока не ударил мороз,

мы играли на улице нашей:

черепами Исаков и Роз,

черепами Дебор и Менашей.

Я стоял на воротах. Я был

вратарём, подающим надежды.

Я учился, влюблялся, дружил.

Я был счастлив. Закройте мне вежды.

 

 

 

Татьяна Вольтская (Россия)

 

* * *

Ну очень добрые. Особенно Кёльн,

Дающий себя изнасиловать — только чтоб шито-крыто.

Потому что бегущие по волнам — братья: коль

Подставляешь корыто,

 

Что уж тут мелочиться — у вас же полно земли,

А уж девок — подавно. Только где же вы были,

Когда в ваши святые гавани шли корабли

С детьми Рахили?

Я напомню — вы их топили.

 

А соседей закапывали живьем.

Да, Валленберг, да, поддельные документы,

Спасавшие вашу честь, которой при любом

Раскладе — ни тогда не было, ни сейчас нету.

 

Да, мне жаль бегущих — под умолкший звон

Ваших колоколов, но, как презренный циник,

Задаю лишь один вопрос — тогда, в сороковом,

Куда вы дели аптекаря с улицы Капуцинок?

 

Да, мне жаль ваших святых камней, но пыль

Под ногами бредущих в Аушвиц, пыль от развалин штетла

Сушит мои слезы. Вы — Шарли, ну а я — Рахиль,

Стучащаяся в ваши двери. Тщетно.

 

 

 

Семён Крайтман (Израиль)

 

* * *

не хватало сирен.

в пять утра, восемь первых лучей —

негатив ПВО, осветили тяжёлое море.

восемь длинных игол.

восемь бледных когтистых смертей.

не хватало сирен, маскировочных чёрных сетей…

в остальном — было всё, как тогда.

я вплывал в остальное.

о, военное время.

рассказы про спички и хлеб.

перегретая пыль

голой бабой бежит по Волыни.

тётя Сима висит на воротах в одном башмаке

да в упавшем чулке…

да прибита доска к тёте Симе.

утром ветер — от берега.

пробует — хватит ли сил

этой щепке вернуться.

ну, пробуй,

проверь меня, сука, на гнилость.

я гребу, прикусивши до стона солёную синь.

бормоча этот стих:

«тётя Сима, как прежде, висит,

тётя Мара горчит…

тётя роза ветров изменилась».

 

 

* * *

глина моя, мой камень, сухая кость.

я вернул за тебя снега десяти губерний,

весь этот сладкий, мутный, больной наркоз,

где похоронная неотличима от колыбельной.

я пришёл к тебе с гласными,

цепкими, как репей.

я отряхивал их с себя, как чертей пьянчуга.

по привычке прошлой путая «пой» и «пей».

путая Авеля-Каина с Геком-Чуком.

глупо кричать «спасибо», и всё же нет

лучшего, чем

обломанными ногтями

выцарапывать буквы

на жаркой твоей спине,

зная даже, что их через миг затянет

ветром, песком…

ждать этот самый миг

и, «пронесло», с облегчением выдыхая,

встретить твой взгляд,

понять твой густой язык,

глина моя, камень мой, кость сухая.

 

 

 

Владимир Гандельсман (США)

 

Из псалмов Давида

 

Спаси, Господь! В чести соблазны

лукавых: «Кто нам господин,

когда державным словом властны?»

Кадильщики все как один.

 

Лишь нищему Ты явлен в Силе

и лишь творящему добро

Твои слова — семь раз в горниле

очищенное серебро.

 

Повергни криводушных в известь

горящую, чтоб извести

их племя, — здесь, где только низость

и велеречие в чести.