Журнальный клуб Интелрос » Дружба Народов » №9. 2018
Дмитренко Сергей Федорович (1953) — прозаик, историк русской литературы. Служил в ВВС. Доцент Литературного института имени А.М.Горького (окончил здесь семинар прозы и аспирантуру). С 1993 года также работает в издательском доме «Первое сентября», ныне — главный редактор журнала «Литература». В соавторстве с филологом Натальей Борисенко под псевдонимом «Наталья Кременчук» опубликовал роман «Смерть на фуршете» — юмористический детектив о современной литературной жизни. Лауреат премии «Нового Журнала» (Нью-Йорк) за лучший рассказ (2001), финалист премий «Русский Декамерон» (2003), «Нонконформизм» (2011), международного Волошинского литературного конкурса (2015), Международной премии имени Фазиля Искандера (2018).
— Кто меня в садик ведет? — спросил он, проснувшись.
— Отец тебя ведет, — бабушка ответила. — Если не опоздает.
Папа не опоздал. Он никогда не опаздывал.
— Я уже оделся, — сказал он папе, когда тот позвонил и бабушка открыла ему дверь.
— Молодец! — сказал папа. — Здравствуйте, Светлана Гавриловна.
— Ты там с воспитательницей найди общий язык, — сказала мама, появляясь в прихожей. — Чтоб присмотрела за ним хотя бы первые недели.
— Освоится, — сказал папа. — Освоишься, Антон?
Он кивнул, хотя не совсем понял слово. Но если папа сказал, значит, все будет в порядке. В старом садике было хорошо, значит, и в этом должно быть так же. Зато они наконец переехали в новую квартиру. И двор хороший, обещают весной детскую площадку построить.
Старый садик был, правда, от дома близко — в соседнем дворе. А в этот придется на троллейбусе ездить. Но сегодня зато — на папиной машине.
Только что отъехали — и уже приехали.
— Странно даже, — сказал папа. — Практически без пробок. А к вам сюда я почти час полз, даже опасаться стал, что опоздаю.
Группа у них там была «Снегири», а здесь называется «Муравьишки». Ну муравьишки так муравьишки. Это ведь не те муравьи, что на даче тлю на вишнях и яблонях рассаживают, а бабушка их всякими отравами опрыскивает. Есть ведь муравьи сказочные, муравьи в мультиках. Ему нравится про то, как муравьишка домой спешил.
В раздевалку им навстречу вышла воспитательница. В том садике воспитательница у них была высокая: «брюнетка», — говорила бабушка, а эта невысокого роста, с короткой стрижкой, как у мамы, только волосы посветлее.
— Здравствуйте. Какой он у вас крепыш! Меня Надеждой Николаевной зовут, а тебя как?
— Антон, — сказал он, и папа протянул Надежде Николаевне справку из поликлиники. Они заговорили, а он увидел рыжую.
Эту рыжую с двумя довольно толстыми косичками, в которые были вплетены синие ленточки. Она уже переобулась и пошла в группу.
— Не засматривайся, Антон! — сказала Надежда Николаевна. — Снимай куртку, переобувайся, мой руки и садись завтракать. Свободный столик номер шесть. Ты знаешь цифры?
— Конечно, знает, — поторопился ответить папа. — Он уже читает понемногу...
У Рыжей здесь, понятно, было свое место. За столиком, который стоял дальше всех от столика номер шесть.
А за его столиком сидел только мальчишка, вертевший ложку в своих больших руках.
— Садись напротив, Толстяк, — сказал он. — Сейчас нянечка жрачку разносить будет.
— Я не толстяк, — сказал он. — Я Антон.
— Толстяк-толстяк, — забормотал мальчишка. — Белобрысый Толстяк. А если не Толстяк, отдай мне свой завтрак.
Это ему не понравилось, и он посмотрел в сторону дверей.
Там стоял папа и, улыбаясь, махал ему рукой. Ведь папа обещал и вечером его отсюда забрать.
И еще он увидел, что на него смотрит Рыжая. Она хоть и далеко сидела, но так, что лицом к нему.
Веснушки на щеках и глаза большие такие, зеленые.
— Я не Толстяк, — сказал он. — И у тебя есть свой завтрак.
С мальчишкой — его звали Мишка — из-за «Толстяка» все же пришлось подраться. Не в первый день, а в пятницу, на прогулке.
Кто победил, неизвестно — Надежда Николаевна их разняла. Но наверное, победил он, потому что, когда его забирала бабушка, воспитательница сказала: «А мальчик-то ваш, оказывается, дерется!» «Вообще-то он без дела не дерется, — возразила бабушка. — Он же не с девочкой дрался?» «Нет, от девочек он подальше держится». «Ты смотри, Антон, руки не распускай, если что, Надежде Николаевне говори», — велела бабушка.
Не скажет он ничего Надежде Николаевне! Лишь бы Рыжая, то есть Ульяна, не слышала, что его Толстяком обозвали. Ведь не толстяк он, просто щеки у него такие, круглые. Как у папы, хотя папа уже вырос.
А Ульяну Рыжей не дразнили. Это другую девочку в их прежнем садике, Эллу, тоже рыжую, правда, поменьше, дразнили. Но Элла была просто так, без веснушек, он вспомнил о ней, только когда Ульяну увидел. Вот, подумал, тоже рыжая, а совсем другая девочка.
Ульяну в группе все звали Улей, а его Антоном. Или Антохой. Нормально. С Мишкой он больше не дрался, но и с Ульяной как-то не получалось заговорить, ну, поговорить просто. Где бывает после садика, куда летом ездила... Только смотрел на нее каждый день. Издали смотрел, когда она с девчонками играла, а он с мальчишками. Ну, когда завтракали и обедали, полдничали. Ульяна всегда ела быстро, а он даже медленнее, чем дома. И смотрел на нее — вот она все съела, вот сидит, ждет, когда разрешат из-за стола выйти. Смотрит во все стороны, иногда и на него смотрела. Но так, быстро. Посмотрит — и взгляд переводит.
Теперь, кроме него и Мишки, за столиком сидели еще две девочки. Одна, Тамара, просто болела, когда он в первый день пришел, такая совсем маленькая, и совсем короткая была у нее стрижка — никаких бантиков, никаких ленточек.
Другая, тоже новенькая, Лика-Анжелика, наоборот, оказалась с длинной черной косой, в которую каждый день ей вплетали ленту другого цвета — красную, прозрачно-золотистую — с бабочками, сиреневую, фиолетовую, оранжевую...Больше было этих цветов, чем дней в неделе, но он не считал... А Ульяна меняла четыре ленты: синие, зеленые, иногда белые и еще шоколадные. Она так Варе сказала, когда эта задира спросила: «Почему у тебя ленты коричневые? Сама рыжая, и ленты коричневые». «Нет, это ленты шоколадного цвета», — не согласилась Ульяна. Правда, она говорила: «соколадные», ну, шепелявила еще немного, и логопед Ольга Анатольевна на занятиях учила Ульяну произносить звук «ш», а его — звук «р». Ульяна звук «р» произносила хорошо. А Мишка и Варя, самые главные задиры в их группе, все звуки произносили правильно.
Вот, оказывается, как бывает.
Еще ему повезло, что во время тихого часа их кроватки стояли близко, через две третья, и немного с поворотом из-за шкафа. И если лечь на своей чуть повыше на левый бок, хотя так им не разрешали, видно было кроватку Ульяны, ее подушку, и ее, спящую — она засыпала быстро, сразу. А он не засыпал, смотрел на нее, прикрыв глаза или просто открыв, если на соседней кроватке лежавший Мишка переставал ворочаться, затихал.
В декабре начали готовиться к ёлке. Это был у них не первый утренник, и он всегда надеялся, что его поставят танцевать в пару с Ульяной. Но не везло. Не ставили. Вообще не давалась ему музыка: с пением совсем не получалось, хотя стихи песенок он всегда сразу выучивал. Однажды Евгения Павловна, которая у них музыкальные занятия вела, даже попросила его отойти от хора и просто посидеть на стуле рядом, послушать. «Молодец, Антон, все слова выучил, но пока не получается у тебя петь. И даже подтягивать не получается. Надо с тобой отдельно позаниматься». Но не позанималась пока.
И когда новогодний утренник подготовили, где был танец снежинок-девочек с медвежатами-волчатами-львятами-мальчиками, он, ставший медвежонком, попал в пару не с Ульяной, а с неповоротливой Любой, и даже в хороводе оказался далеко от Ульяны.
Зато на следующий день, это уже тридцатое декабря было, последний раз в садике собрались перед зимними каникулами, ему повезло. Наконец повезло.
За ним пришла бабушка, и они уже стояли на троллейбусной остановке, когда появилась Ульяна со своей мамой.
Взрослые поздоровались, оказывается, они были знакомы. Ну и они с Ульяной поздоровались еще раз.
В троллейбусе было много народа, но бабушка и Ульянина мама как-то усадили их — втиснули на одно место. Сами стояли рядом — разговаривали.
— Ты где живешь? — спросил он, а то ведь выйдут — так и не поговоришь.
— Улица Новосёлов, дом восемь, квартира тридцать два, — ответила она. Увидев, что он задумался, прибавила: — Я наизусть свой адрес знаю. Меня родители научили на всякий случай.
— Я ведь тоже на улице Новосёлов живу, — удивленно сказал он. — Дом тринадцать, квартира девяносто шесть. Я тоже свой адрес выучил. С папой.
— Знаю ваш дом, — обрадовалась Ульяна. — Самый большой на улице. Бело-оранжевый.
— Да, — сказал он. — Правильно. А ваш я не знаю.
— А у нас хрущевка пятиэтажная. Их две там стоит, наша от вашего дома подальше. Хотя нам на одной остановке все равно сходить.
— Да, — согласился он. — Но почему-то мы никогда на остановках не встречались.
— Тебя же папа часто на машине привозит. А мы всегда на троллейбусе.
— Понятно, — сказал он. — Хорошо, что сегодня встретились.
— Конечно, хорошо! Будем теперь и в садике вместе играть. Ты раньше где жил?
— Далеко отсюда. Тоже в хрущевке. А потом ее сломали, и мы здесь квартиру получили.
— И на месте вашего дома хрущевки стояли. Их тоже сломали, а наши почему-то нет.
— Сломают! И квартиру дадут. У вас сколько комнат?
— Три. Но у нас знаешь, сколько людей живет! — Ульяна сняла варежку и стала загибать пальцы. — Папа, мама, я, бабушка с дедушкой. И мамин брат дядя Витя. А к нему еще тетя Нина поселилась. Они, может, поженятся. У тебя брат или сестра есть?
— Нет, только двоюродные. Мы втроем живем: с мамой и бабушкой.
— А папа?
— Папа к нам приходит. А по воскресеньям мы с ним гуляем... Вы елку какую ставить будете, настоящую или искусственную?
— Мы не будем ёлку ставить, бабушка сказала.
— Почему? Как же без ёлки?
— Не знаю. Ёлка в садике была. Так что наши решили: обойдемся без ёлки. Что-то не получается в этом году. Зато меня дедушка на елку сводит у них на работе, и еще на спектакль с ёлкой мама билеты принесет. Это во Дворце железнодорожников. Я второй раз туда пойду. Там в подарке не только конфеты. Даже игрушка есть. Как в киндер-сюрпризе.
— И меня папа обещал на ёлку повести. Но все равно без ёлки дома плохо.
— Плохо, — вздохнула Ульяна.
— Ребята, выходим! — скомандовали взрослые, а когда они оказались на улице, дали новую команду: — Поздравьте друг друга с Новым годом и попрощайтесь до встречи после каникул...
Ульяна ушла в сторону своей хрущевки, а он поплелся с бабушкой, и даже заход в универсам, где она купила ему любимые меренги, его не развеселил.
— Что-то не везет твой отец ёлку! — стала ворчать бабушка после завтрака. — А ведь ее еще нарядить нужно.
— Привезет, — отвечал он. — Еще рано. Пойдем пока погуляем.
— Некогда мне с тобой сегодня гулять, стол готовлю. Играй дома.
Но наверное, бабушке стало стыдно, что она с ним не идет гулять, и она договорилась с двумя соседками, которые гуляли во дворе со своими малышами, чтоб и за ним присмотрели.
А чего за ним присматривать? Он потихоньку катал ком для снежной бабы, а сам поглядывал в сторону подъезда, не появится ли папин форд. И когда он появился, попросился у соседок пойти к нему.
Им-то что? Папу они хорошо знали, почему не отпустить?
Папа, конечно, привез ёлку. Когда он подбежал, папа уже ее вытаскивал через заднюю дверь своего хэтчбека.
— Привет, сын! — обрадовался он. — Сейчас увидишь, какую красавицу я раздобыл.
— Подожди! — сказал он. — Можно тебя попрошу?
— Что?! — удивился папа. — Что-то случилось?
— Все в порядке, — сказал он. — Просто я хотел тебя попросить.
— Ну... проси...
— Понимаешь, у нас в садике... одна девочка... Уля... Ульяна... ей дома ёлку не ставят... а она хочет... Давай отвезем нашу ёлку ей. Это рядом. Она в хрущевке живет. И квартиру я помню.
Папа молчал. Потом спросил:
— Ты точно решил?
— Решил. Можно даже под дверью поставить, позвонить и убежать. Чтоб сюрприз получился.
Папа снова помолчал.
— Нет, это все-таки неправильно. Давай отнесем ёлку и скажем, что это наш с тобой подарок. Согласен быть Дедом Морозом?
— Так Деда Мороза никто не видит.
— Ну, Антон, подловил меня! И все же сделаем, как предлагаю.
Дверь им открыла молодая женщина в халате. Из-за нее выглядывала Ульяна.
— Антон! — обрадовалась она. — А это тетя Нина.
— Здравствуйте, — сказала тетя Нина. — Хозяев дома нет.
— А нам и не надо, — сказала папа. — Мы к Ульяне пришли. Принесли ей ёлку. — Он взял поставленную у дверей соседней квартиры ёлку, завернутую в сетку. — Говори, Антон.
Антон вдохнул побольше воздуху.
— Ульяна, мы с папой поздравляем тебя с Новым годом. Теперь у вас будет ёлка!
— Спасибо! — вдруг хором сказали Ульяна и тетя Нина.
Тетя Нина взяла из папиных рук ёлку и прибавила:
— Приходите к нам в гости!
— Постараемся, — сказал папа. — До свидания!
Они спустились на улицу, сели в машину. Ехать было недалеко, но папа все равно застегнул его в кресле.
— Ну, — спросил он. — А как же ты будешь без ёлки?!
— Почему без ёлки? — удивился он. — У нас в садике была, потом ты меня на ёлку в детском театре обещал сводить, а еще в парке ёлку на катке поставили, ребята говорили. И коньки напрокат дают... Ведь мы еще в этом году на коньках не катались. Поучишь меня.
— Ишь ты! Все продумал. Только давай-ка, сын, я тебя до квартиры отведу, но с бабушкой встречаться не буду. Придумай сам что-нибудь, а лучше расскажи все начистоту.
— Как это — начистоту?
— Правду. Что мы подарили ёлку.
Легко сказать!
Он появился дома, будто пришел с гулянья. Молча разделся, сел обедать, слушая ворчание бабушки про то, что его отец до сих пор не появился. Потом вдруг сказал:
— Папа не привезет ёлку.
— Почему?! — изумилась бабушка. — Он же обещал.
— Я его попросил не привозить.
— Что за дуристика?! Как же ты будешь без ёлки? Куда Дед Мороз подарки положит?
— Найдет, куда. Думаешь, всем детям ёлки ставят?!
Бабушка не успокоилась и стала звонить папе по мобилке.
Но папин телефон не отвечал.
Пришла с работы мама — пораньше. Она еще больше, чем бабушка, удивилась, что ёлки нет, и тоже стала звонить папе.
Но и на мамины звонки папа не отвечал.
Уже стемнело, когда заиграл их домофон.
— Папаша твой! — обрадовалась бабушка и, не переспрашивая, нажала кнопку.
Она вышла к лифту, и он вслед за ней посмотреть на папу, послушать, что же папа скажет.
Из лифта вышли Ульяна, ее мама с довольно старой коричневой коробкой в руках и, наверное, Ульянин папа. Папа обнимал длинный сверток с их ёлкой, он ее сразу узнал, она была все так же завернута в белую сетку.
— Нашли! — радостно сказала Ульяна. — Это мы, Антон!
— Ну, говори, — сказала мама Ульяны ее папе.
— Добрый вечер, — сказал папа. — С наступающим! Мы, извините, вот с чем пришли... поймите нас правильно. Спасибо вам огромное за ёлку, только она большая, и в квартире у нас никак ее не поставить... мы прикидывали... ну никак.
Бабушка смотрела очень удивленно. Она просто застыла от удивления.
— Честное слово, не обижайтесь. Зато мы вот что придумали... она придумала... — папа кивнул на Ульяну.
— И ба-абушка моя! — протянула Ульяна недовольно.
— Да. И бабушка, конечно, — поправился папа и показал на коробку в руках Ульяниной мамы. — Здесь — наши елочные игрушки. У вас, понятно, свои имеются, но ведь ёлка большая, все поместятся...
— Вот и повесьте наши игрушки тоже — на вашу ёлку! — радостно сказала мама.
— Они много лет собирались, — так же радостно сказал папа. — У нас такие есть, что и не выпускают теперь. Дирижабль, например.
— Иван-Царевич и Жар-Птица, стеклянные гирлянды и дед с репкой. Теремок со всеми зверушками...
— И еще там есть бабушкина черепашка стеклянная, — добавила Ульяна, показав на коробку. И объяснила: — Она у нее на ёлке висела, когда бабушка даже младше, чем я, была. И ты ее, Антон, повесь так, чтобы все видели.
— Ретро! — важно сказал папа Ульяны, и все рассмеялись.
— А мы к вам, если сложится, в гости придем, — сказала Ульянина мама. — С бабушкиными пирогами.
— Чего это вы все двери нараспашку?! — раздался сердитый голос его мамы, вышедшей из квартиры. — Холоду напустили...
Увидев улыбающуюся компанию, она замолчала.
Останавливаясь, лязгнул лифт. Створки раздвинулись.
Из лифта, пятясь, выходил его папа.
Ёлка, которую он вытаскивал, была еще выше, чем первая.