В статье представлены рассуждения о науке как творчестве в контексте культурно-исторической эпистемологии, специфика которой представлена в материале Б.И. Пружинина и Т.Г. Щедриной. Тенденции развития современного мира – социальные, экономические, политические, коммуникационные – не дают усомниться в наличии парадокса: чем более глобализованным становится мир, тем в большей степени наука тяготеет к статусу прикладной – этим определяется ее эффективность. Но, что теряется при выдвижении эффективности на первый план? Чтобы ответить на этот вопрос, стоит вспомнить, что в основе интеллектуальной революции в Европе XVII–XVIII вв. лежали не только труды Бэкона, Декарта и Ньютона, но и радикальная позиция, выраженная в «Государе» Макиавелли, который пользу поставил выше добродетели. Как только наука становится прагматическим делом, от ее успехов начинает зависеть престиж и слава, безопасность и комфорт. Знание – сила, но в новых политико-общественных реалиях, главное – полезная, утилитарная и эффективная. Становясь дисциплинарной, техничной, наука обретает могущество – но не ограничивается ли это могущество ее собственными конструкциями. Парадоксальным образом наука, исполняя служебную функцию, начинает терять статус инстанции смысла. Обслуживая общество, она, тем не менее, не является связующей силой в обществе – к ней прибегают за рецептами и решениями, но ее не рассматривают как общее дело и как платформу общественного взаимодействия, от науки ждут продукт, но не смыслов и ценностей, пользу, а не добродетели. Однако, что такое продукт науки? Чем измеряется ее результативность? И кто определяет эффективность? Данная статья является попыткой хотя бы отчасти осветить эти вопросы, включив в поле их рассмотрения экзистенциально нагруженные аспекты творчества научного сообщества – эстетические, технически-цифровые, в том числе, компьютерно-игровые. Коллективная интуиция как приобретение нового опыта, как создание несуществующих ранее контекстов, в которые помещаются новые объекты, события и феномены – все это ключевые условия для мира неопределенности, в котором от науки уже требуются не только объективные результаты, но и вовлечение в совместное осмысление экзистенциальных проектов, где истина – не всегда итог, но скорее начало, требующее, в том числе, выведения всех научных следствий, для которых открыты иные формы обживания опыта – эстетические, игровые, перформативные.