
Зря (или, как минимум, чересчур поспешно) Нобелевский
комитет вручал премии некоторым ученым за математическое моделирование
экономики. А те, кто к подобными научным достижениям отнесся
критически, как оказалось, попали в цель. Мировой кризис заставил
многих экспертов утвердиться в этой мысли. Но только ли несовершенство
экономического и финансового миропорядка он показал? Думаю, что нет.
Помимо финансово-экономического измерения, наличие которого отрицать
было бы наивно и нелепо, экономический кризис имеет личностную,
нравственную, а главное — ценностную основу.
С одной стороны, об этом уже немало сказано. А с другой — когда
я недавно напомнил об этом в очередной дискуссии, мне заметили: «Вам,
церковникам, просто положено так говорить...» Как видно, тезис о связи
экономического кризиса с духовными и нравственными проблемами, который
часто защищают верующие, отнюдь не всеми воспринимается всерьез. А
между тем это, к сожалению, не просто красивые слова, это наша
реальность. Мы переживаем кризис общества потребления — общества, в
котором вселенная призвана вращаться вокруг человека.
Мне возразят: человек стал центром мира далеко не сегодня.
Конечно, антропоцентризм характерен и для античной культуры, в жизни
христианской Европы он играет заметную роль в эпоху Возрождения, а
позже всерьез заявляет о себе «проектом Просвещение». Но все-таки
берусь утверждать, что у нынешнего антропоцентризма есть своя специфика
и свои особенности, из которых в том числе и вырос кризис. Заключаются
они в том, что вселенная вертится не просто вокруг человека, а вокруг
его далеко не самых высоких потребностей, связанных прежде всего с
областью материальных запросов. А ведь
где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф
6:21). И совсем уж актуально звучат другие слова Спасителя:
Не можете служить Богу и маммоне (Лк
16:13). Ситуация кризиса, в которой мы живем, порождена служением маммоне.
В то же время сегодня справедливо говорят, что, кроме возникших
проблем, кризис открывает определенные возможности. Например, наша
ситуация — неплохой повод задуматься, что человеческий социум — это
живой организм с взаимозависимостью людей и с их ответственностью друг
за друга. Кстати, как раз об этом — о солидарности в ее исконном и
глубинном понимании взаимосвязи людей в обществе — говорил Патриарх
Кирилл на встрече с молодежью в Нижнем Новгороде в прошедшем сентябре.
Попыткой не забывать об этом может быть, например, помощь
ближним. Служба добровольцев «Милосердие» предложила своего рода
девиз — очень точный, пронзительный: «Благотворительность закончилась —
милосердие осталось!». Это значит, что сегодня благотворительность
основывается не на больших пожертвованиях небольшого числа лиц, а на
маленьких пожертвованиях десятков и сотен тысяч людей. А когда вносишь
свою лепту, не можешь не чувствовать связь с другими, такими же, как
ты. Потому что помогаешь конкретному детскому дому, конкретному
больному лейкемией... И это влияет на жизнь человека в целом. Он
начинает — пускай чисто интуитивно — жить по-другому. У меня есть
твердое убеждение, что кризис может помочь человеку почувствовать
присутствие Бога в его жизни. Не только потому, что в беде мы просим о
помощи, а потому что начинаем задаваться вопросом: а для чего все это?
Христианство полагает, что нарушение нравственного закона
приводит к тяжелым последствиям, потому что этот закон так же
объективен, как и любой физический закон, хотя не всегда его
последствия столь же наглядны и мгновенны. Нынешний кризис — это именно
демонстрация таких последствий. И в этом смысле у нас сегодня есть шанс
остановиться и спросить самих себя: к чему человек должен в жизни
стремиться? Потому что если мы, радостно провозгласив окончание
рецессии, не попытаемся фундаментально изменить что-то в самих себе,
повторение кризиса в будущем ждет нас с неизбежностью. Нормальный
человек — вне зависимости от эпохи — не может не рефлексировать. А
потому не может не понимать, что безудержная гонка потребления — это
тупиковый путь, и идти по нему — значит обрекать себя на все новые и
новые срывы.
В Евангелии от Иоанна (Ин
5:1-15)
есть сцена у общественной купальни в Иерусалиме. Вокруг нее лежали
больные люди. Раз в году в купель спускался ангел и волновал воду. Кто
первый в эту воду входил — исцелялся. Христос спрашивает одного из
больных — расслабленного, хочет ли он быть здоров. Это очень интересный
момент; ведь Христос спрашивает не потому, что не знает ответа, а для
того чтобы привести человека к какой-то мысли, дать задуматься о своем
положении. Ведь хотеть исцелиться — значит покаяться в грехах и
намереваться больше не грешить. Больной, к которому обратился
Спаситель, страдал недугом тридцать восемь лет. В тексте Евангелия не
сказано напрямую, ощущал ли он необходимость покаяния (скорее — да,
потому что исцеление он получил). Но говорит он о внешнем, материальном
препятствии:
Не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня (Ин
5:7). То есть для него вся его беда уже сводится к внешним факторам.
Евангелие — всегда о жизни. О нашей с вами жизни. И как бы и нам
не забыть о первопричинах наших бед, сосредоточившись на внешнем...
Сейчас перед человечеством в целом и перед каждым индивидом в
отдельности встал вопрос: «Понимаешь ли ты, почему ты болен?» И нам
важно понять, что мы больны не потому, что нобелевскую премию кому-то
дали ошибочно. К кризисной ситуации мы привели себя сами. Это —
следствие той жизни, которую вели так или иначе мы все. Здесь со всей
пронзительностью звучат слова апостола Павла:
Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет (Гал
6:7).