Журнальный клуб Интелрос » Фома » №3, 2018
В нашей новой рубрике друзья «Фомы» выбирают и советуют читателям книги, которые – Стоит прочесть.
В театральном мире в написании пьес есть такая модная техника вербатим — документальная драма: монологи людей сначала записывают на диктофон и на основе этих событий формируют пьесу. Но чтобы в подобной технике написать роман — я это встречаю впервые! Тем более что зачастую такие пьесы получаются не очень художественными. А у Понизовского получился невероятно талантливый роман! И, как мне кажется, он достоин большего внимания читателей и литературных критиков. Вокруг столько ужасающего, а его книга по-настоящему вселяет веру в то, что все это возможно преодолеть!
Здорово, что нет в романе положительных и отрицательных героев, правых и неправых, а есть две очень убедительные позиции. И ты, читатель, сначала соглашаешься с одним героем, потом с другим, потом мысленно споришь со всеми. Прочтение этого романа — колоссальный труд души… Это как беседовать с мудрейшим человеком — вот такой подарок! И интересно, что правда стоит за персонажем очень неопытным, очень молодым, который робким голосом, часто очень нелепо, говорит о душе, о Боге… Поскольку основу романа составляют «живые монологи» «живых людей», то и речь у них такая, как в жизни, со всеми характерными словечками, косноязычием, повторами — от этого персонажи реально оживают. «Обращение…» — это не просто хорошая литература, это настоящее, глубокое и пронзительное исследование русской души.
Антон Владимирович Понизовский — писатель, журналист
Работа над книгой началась в 2010 году. Сначала роман публиковался на страницах журнала «Новый мир» за 2013 год и в этом же году вышел отдельной книгой в издательстве «Лениздат».
Действие романа происходит в 2010 году в Швейцарии. Молодой ученый-лингвист Федор, супружеская пара богатых русских туристов и 19-летняя девушка волею судьбы (отменены все авиарейсы из-за «проснувшегося» исландского вулкана) оказались вместе в небольшом горном отеле, где на протяжении пяти дней слушают десятки диктофонных записей. На этих записях — голоса реальных людей, которые рассказывают о своей судьбе. Аудиозаписи были сделаны в русской глубинке по задумке швейцарского профессора-антрополога — научного руководителя Федора, которому нужно перевести эти монологи на французский язык. Суть исследования — расшифровать «национальный код». Федор предлагает своим новым знакомым самим порассуждать о том «Что есть русский народ», и делится с ними этими историями.
Перед героями предстают десятки русских характеров. Это люди разного возраста, пола, но все они «из народа» — это медсестры, рабочие, продавцы, военные, подводники, летчики… После каждой прослушанной диктофонной исповеди главные герои спорят, рассуждают о национальном характере, русской душе, литературе, вере и «вечных» вопросах.
Все истории людей в романе — настоящие. Большую часть интервью Антон Понизовский взял сам. В 2010 году на Москворецком рынке был арендован и уютно оборудован павильон, куда приходили простые люди — продавцы и покупатели, которых просили рассказать историю своей жизни, выговориться. Кто-то ограничивался конкретным эпизодом («Очень часто из всей судьбы запоминается одна маленькая деталь, совершенно случайная!»), а кто-то решался подробно рассказать интервьюерам о своей жизни.
Также ряд интервью был записан в одной из больниц. Одним из условий организованных Понизовским «рыночных» и «больничных» интервью было отсутствие конкретных вопросов рассказчику. Интервьюер только поддерживал и что-то уточнял, сам «превращался в слух», создавая возможность более открытого и свободного повествования.
Таким образом, «Обращение в слух» — роман полудокументальный. Как говорит сам автор, ему «было важно сопоставить два совершенно разноприродных пласта — документальный и супертрадиционно-литературный».
Название и смысл романа
По поводу названия своей книги автор высказался так: «“Обращение в слух” — как в новую веру. Как “обращение в христианство”. Внутренний переворот».
Книга Антона Понизовского — это не только размышления о русской душе, национальном характере и русской жизни. Она о том, как важно уметь слушать и слышать других людей. О том, что научиться понимать и любить возможно лишь «обратившись в слух».
«Обращение в слух» — первая книга Антона Понизовского, с которой он дебютировал в большой литературе.
В 2015 году в Московском драматическом театре «Сфера» режиссером Мариной Брусникиной создана сценическая версия романа «Обращение в слух».
Антон Понизовский с романом «Обращение в слух» стал финалистом одной из ведущих российских литературных премий — «Большая книга».
Несмотря на то, что форма романа во многом новаторская для русской литературы, в его содержании можно найти множество отсылок к классической литературе, к теме «маленького человека». Особенно автора и его героев интересует Федор Достоевский, споры о философии и мировоззрении которого занимают практически весь романный «третий день» из пяти.
Некоторые критики, с которыми соглашается сам автор, видят в «Обращении в слух» параллели с романом Джованни Боккаччо «Декамерон» (XIV век), где несколько людей, тоже оказавшись временно отрезанными от внешнего мира, рассказывают друг другу истории из жизни.
Все интервью, использованные Понизовским в романе, были взяты у простых провинциальных людей «из народа», как правило, без высшего образования.
онкий свист, которым пламя свистело вначале, стал звучать ниже, сильнее, как корабельный ветер, как плотная ткань, треплющаяся и бьющаяся на ветру. Огненный ветер хлестал древесную кору: ошмёток коры отделился, как омертвевшая кожица, затрепетал, оторвался, перелетел лепестком…
— Вот я слушаю эти истории — у них разная форма, структура, разный размер — как у этих поленьев — а ведь огонь везде один и тот же… любовь та же самая… боль та же самая… То быстрее, то медленнее, то внезапно, то вроде бы ожидаемо — но все должны пройти через этот огонь, через боль — чтобы сгорело всё, кроме любви. <…> Посмотри: каждая горстка пепла, каждый рулончик — рассказанная история. Отгоревшая. Сначала она нетронутая, сырая. Покрыта корой. Потом её начинают рассказывать, и она разгорается. Раскрывается. Становится видно, что у неё внутри. А потом догорает и гаснет. И остаётся только маленькая кучка пепла…Ты почему молчишь?
— Слушаю.
— … Это самое главное — слушать. Вообще самое главное. Ну, по крайней мере, самое первое.
— Ты считаешь?
— Не я.
Есть рассказ в Евангелии. Бог-Отец, скрытый в облаке, говорит громовым голосом: «Сей есть Сын мой возлюбленный, Его послушайте». Бог из облака говорит: «Слушайте». А потом сам Христос проповедует, и много-много раз повторяет: «Имеющий уши слышать да слышит». По-моему, нет другой фразы, которую Он повторял бы так часто. Иногда даже в течение одного короткого эпизода — рассказывает, например, притчу, и говорит и в конце, и в начале: «Имеющий уши — пусть слышит». А иногда написано, что не просто «сказал», а написано «возгласил», то есть «повысил голос», практически «закричал». Ты можешь себе представить, Господь Вседержитель кричит. Бог кричит. Повторяет. Бог просит: у вас есть уши? Слушайте ими. Используйте по назначению. Не хотим.
Он только начинает: «Человек некий», а мы: «Знаем, знаем. Всё знаем про вашего человека. Быдло ваш человек». Или по-другому: «Да, знаю, знаю. Твой человек — русский христианин, богоносец. Я знаю. Я понял уже, спасибо, достаточно, не надо дальше, я знаю. Это значит вот это, а то значит то. Знаю всё, что Ты скажешь». Не слушаем. Не желаем. Желаем говорить сами. Интерпретировать. Реагировать. Комментировать. Поправлять. Даже этот всегдашний вздох сожаления, якобы сожаления: «Ах, как же они тяжело живут, ужас». Эта реакция: «Ах, если бы на пять минут раньше». «На пять минут позже». «Ах, если бы врач был другой». Это всё то же самое. Это попытка поправить Бога. Не допустить в себя, не понять, что происшедшее — это единственная реальность. Рассказ Бога — мне. Притча, которую лично Он рассказал лично мне. <…>
Всё, что случается, — Божья притча. Я окружён ею. Всё, что со мной происходит, любая мелочь — в конечном итоге, слова, которые Бог говорит лично мне.
— «Притча» — сказка?
— Нет, не обязательно. Образы. Цельные образы. Иносказания.
— Зачем «ино-»?
— Я думаю, чтобы мы приложили хотя бы маленькое усилие.
Помнишь, я говорил, что, мне кажется, Бог нас судит по вектору.
Притча требует маленького усилия. Чтобы я хоть полшага, но сделал сам. Хоть прислушался. Повернул голову к Говорящему. Обратился.
В это мгновение Он меня хочет застать. «В чём застану, в том и сужу». Он не хочет застать меня отвернувшимся. Хочет застать меня обратившимся. Поэтому Он всё время рассказывает мне свою притчу. В любую секунду, сейчас.
Как будто мы посреди хлебного поля. Невероятный избыток, мы ими всё время окружены, этими притчами, этими зёрнами, этим хлебом. Нам протягивают этот хлеб, отламывают и дают — мы отворачиваемся и умираем от голода. Хотя хлеб — вот, везде. Можно жарить его на костре. Можно есть его вместе. В райских посадках.
Но мы не слушаем. Бога своего собственного — не слушаем. <…> В первом веке жил очень возвышенный богослов. Самый мудрый и недостижимо возвышенный. Потом состарился. И уже когда был совсем старенький, то повторял одну очень простую фразу. Он даже не говорил «Верьте в Бога». Он говорил: «Детки, любите друг друга». По-славянски это особенно трогательно звучит: «чадца». «Чадца, любите друг друга».
Эти истории, которые нам рассказали, вообще все эти люди — такое богатство. Такая сказочная пещера. Как будто приданое нам с тобой. Все живые.
А мы их не слышали. Мы их перебивали, пытались их интерпретировать, объяснять. Мы жалели их. А я теперь думаю: может быть, даже не надо сразу жалеть. Чуть попозже: жалеть, возмущаться, сочувствовать — но сначала услышать. Такими, как есть.
Это самое важное: не такими, как хочется, не придуманными — а такими, как есть. Просто слушать. Заставить себя замолчать.
