Журнальный клуб Интелрос » Фома » №5, 2017
Из этих двадцати двух детей от двадцати отказались после рождения, у двоих есть мамы. У всех детей — тяжелые нарушения развития. Причем у многих столь серьезные, что в большинстве других социальных учреждений их, вероятнее всего, просто поддерживали бы в состоянии «овощей» — бездвижных, отключенных от внешнего мира тел.
Но в этом детском доме всё по-другому.
Восемь утра, северный ветер, начало холодного пасмурного дня. Подхожу к ограде большого трехэтажного дома, невольно замедляя шаг. Сейчас будет первая встреча с моими новыми героями. Совсем недавно я точно так же подходила к другому детскому дому, где два с половиной месяца фотографировала тамошнюю жизнь — таково было мое журналистское задание. Там были одни девочки, половина с синдромом Дауна. За время съемок мы подружились и сроднились, и теперь, когда я завершила с ними работу, мне кажется, что я их обманула, предала. Грустное, тягостное чувство.
Мое новое место съемок — Свято-Софийский детский дом, который все тут называют просто Домик. В нем живут 22 ребенка, все — с нарушениями в развитии: кто с синдромом Дауна, кто с ДЦП, кто аутист… и еще много диагнозов, о которых я успела прочесть на сайте детдома. Опыт фотосъемки таких детей у меня вроде бы достаточный, необходимые навыки общения и коммуникации есть. Но что опыт? Ведь тут меня ждут новые дети, каждый — со своей историей, характером, привычками и склонностями. Моя задача — разглядеть в каждом ребенке личность, подружиться с ним, наладить контакт. Долговременная кропотливая работа, но только после этого можно будет что-то снимать. Мой первый проводник — Светлана Емельянова, директор детского дома, бесподобная русоволосая девушка с голубыми глазами, мягкими манерами, тихим спокойным голосом и железным характером.
Светлана встретила меня очень доброжелательно, так бывает далеко не всегда. Обычно люди думают, что ты приехал на пару часов — и всё. А потом они осознают, что к ним как минимум на несколько недель внедрился совершенно посторонний человек, который, как тень, будет постоянно присутствовать с утра до ночи и еще что-то снимать. Недоумение, непонимание, переходящие в подозрительность и инстинктивное стремление закрыть внутреннее пространство — обычная реакция моих героев. Я радуюсь, что Светлана помогла мне «перепрыгнуть» через этап сразу. Она познакомила меня практически со всеми детками, представила кураторам групп.
Всего групп четыре, а персонала — больше сорока человек. Конечно, запомнить сразу всех по именам для меня сложно, да я и не ставлю такой задачи, главное — они меня все увидели, запомнили, а при дальнейших контактах можно всегда переспросить имя и извиниться — хорошее начало разговора. Я пока еще не знаю, что окажется в этом проекте самым значимым и интересным. Поэтому следующие недели две просто знакомлюсь с жизнью и порядками, а первый шаг, психологически самый сложный, уже позади. Теперь надо максимально вжиться в обстановку и выждать время, необходимое для того, чтобы дети ко мне привыкли.
Новое задание на фотосъемку материалов, которые принято сухо называть социальными, — всегда стресс для меня. Столько лет, а реагирую по одной и той же схеме. В голове проносится: новые люди, обстановка, другая жизнь, в которую надо войти «своим человеком», проникнуть в микромир. Как все это будет, как меня примут, как я с ними буду договариваться? Сначала знакомство по телефону, с одним, вторым, третьим — и вот, наконец, вроде бы находишь человека, который станет проводником во все уголки своего маленького общества, представит и тебя остальным. От него во многом зависит атмосфера и в конечном счете — успех или неуспех проекта. Все люди разные, да и сам меняешься в зависимости от окружения, найти идеальную формулу «как понравиться» невозможно.
В третьей группе живут вместе шесть детей: Антон, Антон, Архип, Глеб, Кирюша и Наташа. Запомнить бы их побыстрее, не перепутать. У каждой группы в доме своя территория. Это вроде отдельных квартир со всем необходимым маленькой семье: вместительный коридор, три просторные и светлые спальни, столовая, игровая, туалет и ванная. У каждого ребенка все свое — постельные принадлежности, одежда и обувь, шкафчики и полочки.
Наташа живет одна в розовой спальне принцессы, мальчишки — вдвоем и втроем. Дети в доме — от пятилеток до семнадцатилетних — разделены по группам на основе их ментального развития, способности взаимодействовать с окружающим миром. Поэтому в группе могут находиться разновозрастные дети, или, как в моем случае, одна девочка на пятерых пацанов.
Все они — отказники с рождения. Пока два с половиной года назад не открылся Свято-Софийский детский дом, они находились в отделении для инвалидов одного из московских ДДИ (детский дом-интернат, сегодня их называют ЦССВ — центр содействия семейному устройству). Там дети годами лежат без движения. Если у ребенка тяжелые нарушения развития, то считается, что лучше с ним контактировать как можно реже: кормить в кровати, поддерживать состояние «овоща». После совершеннолетия их переводят во взрослый психоневрологический интернат — а там, по статистике, они заканчивают свой земной путь за три-пять лет.
Первым делом необходимо научиться различать эмоции детей. Одна часть эмоций составляет их повседневную внутреннюю жизнь, а другая направлена на внешнюю обстановку и события. Вначале сам чувствуешь себя не очень-то нормальным, с полным отсутствием способности к коммуникации, учишься у детей, хозяев положения, их языку, повторяешь за ними, узнавая новую систему. Время, помноженное на внимательность, приоткрывает завесу в новый, захватывающий мир.
Первым со мной познакомился и подружился Глеб, активный мальчик с важным видом и деловитостью распорядителя на каком-нибудь большом складе. Он хорошо владеет языком жестов, понятных мне. Очень скоро он превратился в моего Санчо Пансу. Ласковый любознательный мальчик, единственный в группе, кто не носит памперсов, стал опекать меня, не отступая ни на шаг, напоминая, что надо надеть тапки, что я забыла на подоконнике телефон или оставила в углу объектив. Радостно бежит с находкой и тут же забирает свою награду: объятия и поцелуи. Восемь лет из одинадцати он и был тем самым «овощем», никто им не занимался, не учил, не вынимал из кровати. Перед тем как переехать в Домик Глеб перенес тяжелое онкологическое заболевание. А теперь каждое утро виснет на мне, показывает игрушки, что-то рассказывает на своем своеобразном языке — понимаю плохо, но чувствую правильно.
Наташа от Глеба не отстает в стремлении быть рядом. Мне приходится от них отдаляться, чтобы они все-таки попали в кадр. Наташе сложно, так как она практически ничего не видит и плохо передвигается. Но, услышав очередь затвора, подъезжает на специальной коляске-ходунке, старается залезть мне под руку и прислониться носом к экрану фотоаппарата. Так она может хорошо рассмотреть кадр. Она не говорит, но умеет выразить несколько просьб: например, когда она застревает со своей коляской в углу, начинает громко плакать и размахивать рукой, чтобы ей помогли. Это больше похоже на то, как человек на что-то сетует — на расстройство, когда что-то не получается, а не на жесткое требование капризного ребенка. Бывает, кто-то из мальчишек ее вытаскивает. Когда Наташа куда-то направляется, часто оглядывается: иду ли я за ней? Ждет меня, чтобы вместе отправиться на прогулку, хотя сама в силах открыть дверь и выйти.
Кирюша — озорной маленький сгусток энергии. Он аутист и тоже не говорит. Зато почти постоянно наполняет пространство своими оглушительными криками. Он так общается и выражает свою личность, часто плачет. Самый кокетливый и непредсказуемый ребенок. Доставляет много проблем из-за того, что совсем отказывается есть, устраивает постоянные сцены, настойчиво добивается, чтобы ему дали компот. Напьется — и ничего не ест. Каждая трапеза — борьба за компот. Красавчик с длиннющими ресницами и задорным взглядом, он знает о своем обаянии и умело им пользуется. Тактика его знакомства со мной — полное отвержение моей непонятливости и такое же упрямое нежелание «понимать» мой язык, но с той же силой — стремление вовлечь в свой мир. Ему удалось: смотрите картинки.
С Лерой мы повстречались на общей прогулке, она из другой группы, самой тяжелой. Она не ходит, не говорит, очень мало откликается на внешний мир. Наше общение состояло в моем созерцании ее диалога с солнышком. Как в немом кино — видишь, чувствуешь, начинаешь проживать ее эмоции без всякого анализа и участия в этом процессе мозга — сразу в сердце. Я была очень тронута: как будто мне разрешили с полным правом понаблюдать в замочную скважину за недоступным доселе чудом.
Антошка раскрылся не сразу. Сам в себе, сам себя занимает, развлекает, не очень смотрит по сторонам и на других детей. Обманчивое впечатление исчезло недели через полторы, когда он подполз и доверчиво протянул мне любимую игрушку «пожевать», то есть познакомиться с его собственностью. Да и за время пребывания с ними стало ясно, что Антон очень наблюдателен, многое знает и очень старается выполнять все правила поведения.
В разные дни в группе сменялись несколько пар воспитателей, но так получилось, что больше всего времени мы провели с Дорой. Она не только воспитатель, но и куратор группы: решает много административных вопросов, связанных с занятиями детей в Центре лечебной педагогики, с походами в поликлинику и так далее. Раньше Дора была волонтером, ходила в тот самый ДДИ к этим деткам, знает их давно. Ее спокойствие и невозмутимость резко не согласуются с моим представлением о горячей крови южных народов. Какая-то могучая, первобытная сила магнитом притягивает к ней всех детей, их не пугает, что порой она бывает строгой и жесткой. Но злой и раздраженной — никогда. Ее любовь к этим детям густой плотной субстанцией невидимо окутывает их. Она их часто берет на руки, часто гладит, обнимает и целует, танцует с ними и играет.
Дора проявила искреннюю заинтересованность в моей работе — ей все было важно узнать, спросить. Благодаря ей появились снимки, где есть и я — Дора сумела мастерски меня «поймать», попросив на время мою камеру.
Задание фотографа — очередное из десятков — выполнено. После нескольких недель работы я должна уйти из ставшего родным Домика, расстаться с его обитателями. Тяжело? Как всегда. Но было бы еще тяжелее, если бы не надежда — у меня найдутся время и силы еще раз сюда прийти. И не так важно, с камерой или нет. Просто чтобы побыть — внутри любви.
Детский дом хочет найти для каждого ребенка финансового попечителя.
Помогите детям жить в доме, где их любят!
Узнать подробнее, как стать попечителем, можно по телефонам
+7 (926) 409-65-08 (Светлана) и
+7 (985) 434-87-25 (Константин).
Пожертвовать деньги Вы можете на официальном сайте www.domik.today или на сайте miloserdie.ru (нажмите на оранжевую кнопку «Служба помощи «Милосердие» в шапке сайта и в открывшемся окне в списке проектов найдите Свято-Софийский социальный дом для детей и взрослых инвалидов).
Также можно отправить SMS со словом «ДОМИК» и суммой пожертвования на короткий номер 3434 (например, «ДОМИК [пробел] 100»): средства нужны на жизнеобеспечение социального дома, на хозяйственные нужды, на зарплату воспитателей и других сотрудников, а также на организацию занятий и поездок, которые так важны для развития и социализации особых детей.
Реквизиты для пожертвования через банк:
Получатель: АНО «СВЯТО-СОФИЙСКИЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ДОМ» ИНН 7736500728 КПП 773601001
р/с 40703810338000001696 к/с 30101810400000000225
Банк: ПАО «СБЕРБАНК РОССИИ» г. Москва,
БИК 044525225 Код ОКТМО 45904000
ОГРН 1037789066380
В графе назначение платежа просим указывать:
«пожертвование на уставную деятельность».
Текст и фото Юлии Маковейчук