Долгий XVIII век — с 1650 по 1800 г. — считался веком притворства, масок и подмен идентичности, обманок и театральности, когда и вещи, и, более того, люди очень редко были тем, чем они казались. Это становилось особенно очевидно в ходе предпринятого в этот период массированного наступления на все формы обмана и доверчивости, особенно в сфере религии. Понимание того, с какой легкостью люди примеряют к себе фальшивую маску набожности, было главной темой в искусстве, театре и литературе, являясь богатейшим источником грустного остроумия в ходе разоблачения персонажей, подобных мольеров скому Тартюфу (1669); а демонстрация легковерия, нетерпимости и просто безумия религиозных «энтузиастов» стала любимым занятием не одного остряка1. Нападки сатириков на лживость и доверчивость людей религиозных сопровождались атаками на религиозные доктрины и церковников, которые их исповедовали. Непорочное зачатие, пресуществление, троица и чудеса — все стали зерном для многих сатирических мельниц.