Интервью с Дмитрием Александровичем Приговым для невышедшего журнала «Мысль и культура» (прото-«Логос»).
Беседовал Георгий Носков

Дмитрий Александрович, хотелось бы по возможности избежать в этом интервью двух распространенных журналистских ошибок: первое—уйти от легковесного подхода, который помешает нам выяснить эстетические характеристики московского концептуализма, а второе—попытаться обойтись без уныло-академического стиля, присутствующего в статьях о концептуализме в самиздате или журналах «Родник», «Даугава». Начнем, если не возражаете, с традиционного вопроса: когда возник московский концептуализм?

С 1975 года я вел клуб скульпторов в Союзе художников. За исключением нескольких имен, там было все то, что мы имеем теперь. Были встречи, обсуждения, в иной квартире в те времена набивалось народу человек сто. Мы не соотносили себя с официальной культурой. И не потому, что были полны высокого презрения, просто у нас была своя жизнь, свои интересы.

То есть жертвой брежневщины вас представлять не стоит?

Нет. Проблемы печатают или не печатают для нас не существовало. Тогда страдали люди, которых не принимали в официальную культуру. Никому из нас и в голову не приходила мысль нести свои стихи в какой-либо орган. И сейчас я печатаюсь просто потому, что у меня нет резко принципиальной установки не печататься.