Выявление оснований, на которых покоится московский концептуализм, крайне затруднено тем, что он был занят предвосхищением направленных на него исследовательских усилий, снабжая свою художественную продукцию автоинтерпретациями, отчасти предназначенными для внутреннего пользования (как, например, обсуждения участниками «Коллективных действий» post festum проводившихся ими перформансов), отчасти адресованными реципиентам (в первую очередь в этой связи следует назвать многочисленные работы Бориса Гройса, популяризовавшего и толковавшего творчество группы, к которой он сам принадлежал, вначале главным образом для западной, а затем и для русской публики). Рассчитывая стать долгосрочной информационной ценностью, всякое произведение искусства защищает себя от того, чтобы быть исчерпывающе понятым.