Андрей Владимирович Кротков, родился, живет и работает в Москве. Журналист, прозаик, поэт, переводчик поэзии с английского и французского языков; переводил стихи Роберта Сервиса, Редьярда Киплинга, Джона Мейзфилда, Льюиса Кэрролла, Кларенса Денниса, Эндрю Бартона Патерсона, Артюра Рембо, Стефана Малларме, Шарля Бодлера, Франсуа Коппе и Жоржа Роденбаха. Переведенный им «Пьяный корабль» Рембо, по мнению Евгения Витковского, – лучший из переводов, появившихся в постсоветское время.

Оттепель

Безмолвный снег. В себя утоплен
Сугроб, раскисший невпромес,
И плотно серый холст прикноплен
К пустым подрамникам небес.

Уплачены габель и талья,
И, сам себя приговоря,
Невнятным эхом предфевралья
Бубнит остаток января.

Набычась тяжко и недобро,
Зима не хочет падать ниц,
И бесы отступают в рёбра
Из исстонавшихся ключиц.

Но зря зиме мы пишем в минус
Убытки от её щедрот;
Сперва забрав своё навынос,
Она сторицей долг вернёт.

Ей тошно повторять длинноты
Наперекор и впереруб;
Роняет наледь капли-ноты,
Звуча, как строй органных труб.

И, втуне предаваясь буйствам,
Бросая в бреши холода,
Своим последним богохульством
Зима неистово горда.

Оглохший регент перед хором,
Лишаясь в оттепель ума,
Она унылым мародёром
Обшаривает закрома;

Силком затянутая птица,
Биясь, висит на волоске,
И запань вешняя дымится
В её простреленном виске.

2013

Медитация

Округу по колено замело,
И всё ещё метёт… Проснуться, что ли?
Охота пуще воли и неволи.
Засохли на тарелке профитроли,
И под кадык почти что подвело
Дурную смесь из тяжести и боли.

Прошаркать в кухню, в простоте святой
Ступни не отдирая от паркета;
Припасть губами к кружке, налитой
Заранее. Когда-то кто-то где-то
Зачем-то завещал обычай тот
Для поправленья тела, купно – духа.
Расправилось отлёжанное ухо.
Непоправимо выросший живот –
Досада, но, конечно, не проруха.
Как мысли перепутались с утра
В предощущеньи новых невезений!
Побольше причинённого добра
Отечеству – поменьше угрызений
На совести. Давно уже пора
Стряхнуть долой остатки вялой лени,
Засыпать горстью в кипяток пельмени,
О вредности которых доктора
Неутомимо пишут бюллетени.
Снаружи стужа, а в дому жара.

Быть Гулливером среди карл и гномов –
Занятное, конечно, ремесло…
А в голове, как пара метрономов –
«Обаче», «суть», «понеже» и «зело».
Переобуться, чтоб не повело,
Собрать бонмо, отписки и изыски,
От дёсен отлепить комок ириски,
Брезгливо вылить выдохшийся виски,
Согреть в руках «Медок» или «Мерло»,
Цветами обложить все обелиски,
И в панике помыслить о прописке:
Отечество ль нам Царское Село?

2013

Памятник*

Неотысканный, вечно бренный –
В закутке за глухим двором.
Востроносый твой лик надменный
Смотрит в окна братних хором.

Словно с вызовом: режь и мучай;
Словно чуя смерть впереди.
И о доблести злой, гремучей –
Стих, прорезанный на груди.

И дивится дура-обитель
Через улицу прямиком,
Как напыжился небожитель
С птичьим задранным хохолком.

Словно пайки сырую корку,
Целиком тебя заглотав,
Укрывает стылую норку
Старокунцевский кенотаф.

Спорить не с кем, и мыслить нечем.
Плечи втянуты, двор пустой.
И стыдливо увековечен
Ты солянскою суетой.

2013

_______________________________________________________________________________________

Переулочки*

Трёхголосые причитанья
Больше вытерпеть не могу.
Переулочные скитанья
Бегуна, что убрёл в тайгу,

Предпочту – и тайком, и явно,
Пусть на угли ляжет зола.
…С Подкопая, Петра и Павла
Раскричались колокола.

Побреду – вроде как при деле,
Ударяясь скрытно в бега –
От филипповской цитадели
До хитровского утюга,

Вторя бронзовым подголоскам,
Слыша оклики дурачков,
Трёхсвятительским и Хохловским
На Девяткин и на Сверчков,

Под колпачное рукоделье,
Под трезвон петровских вериг,
В златоустинское ущелье,
На распахнутый материк,

Где брусчатку не давят танки,
Где о Боге не говорят,
Где под мутным взглядом Лубянки
Распластался Охотный Ряд.

2013

_______________________________________________________________________________________

Пригород

Слепой буран засыпал споро
Сплетенье тропок и дорог.
В верхах недвижимого бора
Шумит восточный ветерок.

Река в узорах чёрных трещин –
Ледок по оттепели слаб.
И снег нападавший закрещен
Следами от вороньих лап.

Холодноватые пустоты
Чащоба тянет за спиной.
Клочок осенней позолоты
Пристыл на ветке ледяной.

Земля бела, как маска мима.
Жасмин присыпанный поник.
В овраге бьёт неутомимо
Незамерзающий родник.

Как будто рядом нет столицы –
Бредём в заснеженном краю.
И с криком жадные синицы
Садятся на ладонь мою.

2013