Милиция. Словосочетание «милицейский произвол» этой весной неожиданно вошло в моду. Неожиданно — потому что, строго говоря, в отношениях между обществом и милицией никаких сенсационных изменений не произошло — ни в лучшую, ни в худшую сторону. Просто в какой-то момент количество сообщений о том, что милиционеры опять кого-то избили, ограбили или несправедливо обидели, в блогах и в СМИ (которые давно питаются новостями из блогов) стало каким-то совсем уж неприличным. Кульминационным событием, вероятно, следует считать уголовное дело в отношении блоггера Саввы Терентьева, который написал в ЖЖ, что мечтает «сжигать неверных ментов» на площадях, а теперь находится под судом по обвинению в экстремизме. Блоггера, конечно, могут и посадить, но от этого ничего не изменится. Слово «мент» — это не просто разговорный синоним слова «милиционер». Мент — это существо, с которым лучше не встречаться на темной улице, которого нужно сторониться, а если уж попал к нему в лапы — то дрожать и надеяться, что уйдешь живым и здоровым. Вот что такое мент.
Милицейский вопрос — это, может быть, гораздо более серьезная проблема, чем, скажем, вопрос национальный. Более того — по милицейскому вопросу в обществе существует реальный консенсус; с тем, что проблему нужно как-то решать, давно никто не спорит. Нынешняя волна публикаций и выступлений на милицейскую тему вряд ли приведет к каким-то ощутимым изменениям, но, может быть, когда-нибудь в стране с нуля будет создана нормальная полиция, которая сможет заново завоевать доверие общества — и за это доверие полицейские будущего должны будут сказать спасибо всем нынешним критикам милиции вплоть до Саввы Терентьева.
Пока же милиция отвечает на вопросы общества в своем фирменном стиле. Начальник управления общественных связей МВД генерал-майор Валерий Грибакин, комментируя сообщения СМИ об избиении милиционерами подростков у станции метро «Сокольники» и во время митинга против милицейского произвола, заявил, что случаев нарушения милиционерами законодательства не выявлено, а информация о некорректном поведении милиционеров должна расцениваться как клевета: «МВД России не намерено терпеть фактов клеветы и оскорблений в свой адрес и будет отстаивать в судебных инстанциях честь и достоинство как милиции в целом, так и каждого сотрудника в отдельности». И далее: «Отдельные граждане и общественные организации, не получившие или не имеющие достаточной поддержки у населения, пытаются привлечь к себе внимание посредством проведения по надуманным предлогам различных протестных акций. При этом нередко организуются провокации в отношении обеспечивающих безопасность мероприятий сотрудников милиции».
Вообще интересно, как меняется риторика руководителей МВД с годами. Пять лет назад вину за неподобающий имидж милиции возлагали на «оборотней в погонах», которых торжественно разоблачали, сажали в тюрьмы, судили. Теперь во всем виноваты «отдельные граждане и общественные организации, не получившие поддержки у населения». Понятно, что так проще, но простые объяснения — это совсем не то, чего сегодня общество ждет от милиции.

Забастовка. 28 апреля в Подмосковье забастовали машинисты электричек. Забастовка коснулась депо «Железнодорожная» и «Пушкино» на Горьковском и Ярославском направления — бастующие машинисты требовали повышения зарплат, нормальная забастовочная практика. Но у этой практики есть свои особенности — по итогам забастовки руководство ОАО РЖД обратилось в межрегиональную транспортную прокуратуру с официальным обращением с просьбой «оказать воздействие» на участников забастовки и на руководство железнодорожного профсоюза, чтобы пресечь «незаконную акцию», которая «создает угрозу обороне страны и безопасности государства, жизни и здоровью людей».
Налицо терминологическая путаница. Конечно, когда не ходят электрички — это неприятная ситуация. Но какова связь между просто неприятной ситуацией и «обороной страны и безопасностью государства» — понять невозможно. То есть, конечно, стоящий на запасном пути бронепоезд может не доехать до места назначения из-за того, что электрички стоят — но ведь нет давно никакого места назначения, да и не факт, что сам бронепоезд еще существует.
Наверное, стоит законодательно запретить руководителям корпораций использовать в полемике с собственными бастующими сотрудниками эти слова — «оборона страны», «безопасность государства» и так далее. Никакого удовольствия в трудовых спорах, конечно, нет, но разрешать эти споры с помощью терминологии военного времени — и непродуктивно, и просто пошло.

Война. Российско-грузинские отношения образца весны 2008 года можно смело пересказывать в учебниках по дипломатии в главе «Подготовка к войне» — таких очевидных военных приготовлений в мире не было, по крайней мере, с осени 1983 года, когда предметом советско-американского спора было размещение американских ракет в Европе, президент Рейган грозил «империи зла» крестовым походом и так далее. Сейчас, понятно, масштаб немного не тот (и Грузия — совсем не Америка, и Россия — далеко не Советский Союз), в остальном же — все как двадцать пять лет назад. Российский МИД обещает принять какие-то срочные меры по защите российских граждан в Абхазии и Южной Осетии, Грузия наращивает военное присутствие в Кодорском ущелье (и опровергает сообщения об этом наращивании в таких выражениях, что всем понятно — войска вводятся), Россия выходит из рамочного соглашения по санкциям против Абхазии и заявляет о намерении взаимодействовать с реальными властями республики, Грузия демонстрирует сбитый русским истребителем свой беспилотный самолет — в общем, вот-вот рванет.
Предвоенное ощущение, создаваемое дружными усилиями и российской, и грузинской стороны, выглядит настолько бесспорным, что единственный вывод, который из него можно сделать, заключается как раз в том, что чем более грозно звучат заявления потенциальных участников конфликта, тем меньше вероятность того, что что-то по-настоящему рванет. Война с участием современной России выглядит чем-то совершенно невероятным, особенно сегодня — с учетом подготовки к сочинской Олимпиаде, договоров по «Южному потоку», смены президентов и прочих «сковывающих обстоятельств». И в России, и в Грузии это прекрасно понимают — и, видимо, как раз потому так свирепа риторика и так взволнован тон комментаторов. Приятно готовиться к войне, когда точно знаешь, что войны не будет.
Единственное, что настораживает — до сих пор, кажется, не было еще ни одной войны, накануне которой в газетах бы не писали: «Войны не будет, это полностью исключено, даже не думайте».

Ленточки. Заметка о георгиевских ленточках в «Русской жизни» год назад (кстати, нашему журналу уже год!) называлась «Рукотворная традиция». Собственно, за год ничего не изменилось — накануне 9 мая на улицах опять раздают георгиевские ленточки, люди привязывают их к одежде и к сумкам, к антеннам автомобилей и так далее. Три года мы спорили о том, приживется традиция или нет, сегодня можно констатировать — прижилась.
Но прижилась не только традиция привязывать ленточки. Еще одной предпраздничной традицией стал спор о том, корректно ли вообще использовать оранжево-черную ленту в качестве символа праздника Победы. И что удивительно — тех, кто три года подряд говорил, что георгиевские ленточки — это проявление стадного чувства, культивирование имперских амбиций и так далее — этих людей уже совсем не слышно, они, судя по всему, с рукотворной традицией смирились. Зато не смирились те, кто привык исповедовать патриотические чувства, не деля их ни с кем вокруг. Вот они до сих пор ругаются.
Кто-то говорит: георгиевская ленточка, привязанная к одежде, — это оскорбление святого воинского символа. По интернету который год гуляет фотография водочного прилавка, на котором каждая бутылка повязана георгиевской лентой, — где этот магазин и кто автор снимка, неизвестно, но фотография публикуется то тут, то там, сопровождаемая возмущенными комментариями.
Еще одна категория недовольных считает, что праздничная ленточка — это, конечно, хорошо, но она должна быть не полосатой, а красной, потому что знамя Победы было красным, а не полосатым.
Еще есть люди, которые считают, что право носить георгиевскую ленточку имеют только кавалеры ордена святого Георгия и ордена Славы, а простые обыватели этой чести не заслуживают.
Ей-богу, на фоне таких патриотов даже сумасшедшие либералы, для которых георгиевская лента — символ имперских амбиций, — даже они выглядят честнее и симпатичнее. Успокойтесь уже, пожалуйста. У нас и так нет, кроме новогодней елки, ни одного общенационального гражданского ритуала, — что ж вы этот-то ритуал пытаетесь затоптать, зачем?

Батурины. Развод Виктора Батурина и Яны Рудковской — главная тема желтой прессы этой весной. Вот кто бы мог подумать — жил-был тихий Батурин, известный только тем, что его сестра замужем за мэром Москвы. А оказалось, поговорка про чертей и тихий омут работает еще как, и таблоиды с удовольствием перепечатывают комментарии Батурина, которые невозможно читать иначе как на одном дыхании, попробуйте сами: «Рудковская со своим аморальным поведением не имеет никаких прав представлять Россию в Белграде, и фонд „Долги наши“ ни при каких условиях не поручит ей быть в составе официальной делегации. Что же касается участия фигуриста Плющенко, то в связи с его длительной сексуальной связью с Рудковской любые попытки фигуриста продолжать выступления с Биланом будут рассматриваться мной как оскорбительные для моей семьи, со всеми вытекающими отсюда последствиями». Как говорится — ух!
Сразу несколько судебных процессов, заявления обеих сторон в прокуратуру, скандальные интервью, споры из-за товарного знака «Дима Билан» и прочее, прочее, прочее. Собственно, вот прекрасный сюжет для тех, кто считает, что желтая пресса не нужна, — представьте, если бы не было таблоидов, откуда бы общество узнавало о том, что думает Виктор Батурин о фигуристе Плющенко?
Скептически настроенный читатель, конечно, может сказать: а зачем, мол, обществу вообще знать о том, что происходит у этих людей?
И я отвечу скептическому читателю: как это зачем? Интересно же!

Калининград. Мой родной город Калининград уже который год подряд накануне 9 мая служит поставщиком одних и тех же новостей. То на праздничных билбордах, развешанных по улицам города, неграмотный дизайнер напишет: «Тревожно спиться ветеранам» вместо «тревожно спится», то похоронное бюро начнет рекламировать скидки для ветеранов Отечественной войны, то на какой-нибудь открытке вместо советского Т-34 будет изображен немецкий «Тигр». Каждый раз по итогам курьеза местная ветеранская организация делает специальное заявление, а потом еще по федеральным телеканалам показывают соответствующий сюжет.
Вот и в этом году в теленовостях — снова калининградская история про оскорбленных ветеранов. На окраине города открылась гостиница под названием «Рейхштрассе». Ветераны возмущены, владелец гостиницы напуган, мэрия обеспокоена. Все как всегда.
Такие ситуации повторяются из года в год. Может сложиться ощущение, что Калининград — это такой специальный регион, в котором то и дело поднимает голову гидра ревизионизма и реваншизма, и даже, может быть, эту область вот-вот заберет себе Германия. И никому не объяснишь, что такие случаи (разве что за исключением «Рейхштрассе») — происходят везде, просто только в Калининграде у информационного агентства «Регнум» есть корреспондент Андрей Выползов, который увлекается поиском вот таких курьезов. Жил бы Выползов в Челябинске — гидра реваншизма поднимала бы голову там. Жил бы в Улан-Удэ — угроза ревизионизма исходила бы оттуда.
Все-таки законы распространения информации — очень интересная штука.

Лимонов. На Эдуарда Лимонова во время первомайской демонстрации в Петербурге напал неизвестный. В руках у него был целлофановый пакетик с человеческими фекалиями, и вот эти фекалии он размазал по лицу Эдуарда Лимонова. Откуда взялся этот молодой человек с дерьмом в пакетике, какую организацию он представляет и что хотел сказать — неизвестно; с некоторых пор охранительные молодежные движения перестали гнаться за славой и стараются не афишировать своего участия в скандальных акциях. Так что будем считать, это была анонимная акция.
Люди, которым Лимонов не нравится, радуются — вот, мол, доигрался. В самом деле — именно активисты партии Лимонова первыми начали забрасывать своих оппонентов тортами, майонезом, мороженым и прочими продуктами. Дерьмо в пакетике вполне можно было бы считать продолжением этой традиции. Можно было бы, если бы не одно важное обстоятельство. Бросая яйцо в какого-нибудь министра, сторонник Лимонова заранее знает, что сейчас его заберут в отделение милиции, будут бить, а потом и вовсе посадят в тюрьму лет на пять. В свою очередь, пачкая Лимонова в дерьме, анонимный гопник знает заранее, что его в милицию не заберут, а если и заберут, то немедленно выпустят, и ничего ему больше за это не будет, и денег еще дадут. Собственно, именно этот нюанс (а вовсе не сам факт использования фекалий в политической борьбе) делает акцию дерьмометателя гораздо более омерзительной, чем само содержание его пакетика. Прошлой осенью в русском политическом языке появилось слово «шакалить», и появилось оно очень вовремя, потому что — как еще назвать то, чем в последнее время занимается лояльная государству молодежь?

Квас. Компания Coca-Cola выводит на российский рынок свой новый продукт. Такие новости обычно печатаются в журналах в рубрике «Новости компаний»; у нас такой рубрики нет, но это как раз тот случай, когда стоит пожалеть о ее отсутствии. Coca-Cola будет производить в России квас, и это, с какой стороны на нее ни посмотри, очень интересная новость.
Во-первых, разумеется, само сочетание сугубо национального напитка с сугубо транснациональным производителем. Одним из признаков квасного патриотизма всегда было отрицание всего западного, в том числе и кока-колы («Сплошная химия!»), и появление на нашем рынке такого кваса, возможно, чревато нервными расстройствами — с таким бесспорным сочетанием несочетаемого мы все-таки сталкиваемся редко.
Во-вторых, стоит поздравить писателя Пелевина с очередной материализацией его шуток десятилетней давности. Слоган кваса «Не кола для Николы» из «Generation P» когда-то был просто каламбуром, — но несколько лет назад уже в реальном, а не литературном мире появился квас марки «Никола» с почти пелевинским слоганом «Квас — не кола, пей „Николу“», а теперь круг замкнулся совсем уж постпостмодернистски, и противопоставление национального и транснационального продуктов утратило смысл.
Собственно, перед нами — та же история, о которой я говорил в прошлом номере, описывая встраивание советской риторики и символики в современные рыночные ниши. Глобализация демонстрирует нам совсем парадоксальные сюжеты — не «Русское бистро» и не государственные программы патриотического воспитания, а космополитичная Coca-Cola возрождает национальные потребительские традиции. Кто бы мог подумать.