Ирина Михайлова —д-р ист. наук, профессор СПбГУ, специалист по истории Киевской и Московской Руси; постоянный автор журналов «Родина», «Вестник Санкт-Петербургского университета», «Клио». Автор книг «Служилые люди Северо-­Восточной Руси в XIV — первой половине XVI века» (2003), «Россия и степной мир Евразии» (2006, коллективная монография), «И здесь сошлись все царства.» (2010), «Малые города Южной Руси в VIII — начале XIII века» (2010), «Алкогольная политика в царской России» (2011, коллективная монография).

 

Бархат — первоначально шелковая, затем хлопчатобумажная и шер­стяная ткань с густым петельчатым или низко остриженным ворсом на лицевой стороне, который частично или полностью закрывает по­лотно — основу. Его изобретение приписывают ткачам древней Индии (Брокгауз, Ефрон 1891: 119; Брокгауз, Ефрон 1903: 417; Кибалова, Гербе- нова, Ламарова 1987: 585; Николаев 2006: 732). В XII веке шелковые бар­хатные ткани, гладкие и рельефные, одноцветные и узорчатые, стали использовать в Европе (Вейс 1876: 179, 183, 191, 198; Горбачева 2000: 91). Их привозили из стран Востока и производили первоначально на Сици­лии и в Венеции, позже в Генуе, Флоренции, Лукке, Милане (Брокгауз, Ефрон 1891: 119; История Европы 1992: 232, 330; История Европы 1993: 21, 89-90). В XII веке итальянцы делали бархат зеленого цвета, затем научились изготавливать синюю и голубую ткань, а также по заказам высокопоставленных лиц — красный материал. В 1204 году, захватив и ограбив Константинополь, крестоносцы вывезли в Западную Европу много великолепного ворсистого шелка (Вейс 1876: 183, 244; Вейс 1877: 36). Но ни византийский, ни арабский бархат не мог удовлетворить спрос на него знатных и богатых европейцев. Последние быстро и вы­соко оценили эту мягкую, нежную, красиво драпирующуюся, мерца­ющую на солнце и как бы растворяющуюся в темноте ткань и готовы были платить за нее большие деньги. В 1247 году венецианские ткачи бархата учредили собственную гильдию, что позволило им расширить его производство (Кибалова, Гербенова, Ламарова 1987: 585). С середины XIV столетия итальянцы выпускали бархат разных цветов, даже более ярких, чем восточный шелк, с замысловатым и изысканным рисунком, гладкие и неоднозначной фактуры, с драгоценными нитями, частично или целиком выстилавшими «поле» ткани (Вейс 1877: 36).

 

Красная мантия и черный пурпуэн

 

В Средние века бархатные ткани стоили очень дорого. Их ценили на­равне с редкими и фамильными ювелирными изделиями. Из них шили одеяния высших иерархов церкви, церемониальные и праздничные наряды венценосцев и придворной знати. Ими украшали замки и со­боры, их дарили в храмы и монастыри. Бархатные одеяния, попоны, завеси и покрывала расшивали золотом и серебром, жемчугом и дра­гоценными камнями.

Так, в Сокровищнице дворца Хофбург в Вене хранятся перчатки из красного бархата, украшенные золотом и перегородчатыми эмалями, усыпанные жемчугом, рубинами, сапфирами, аметистами, гранатами, шпинелями и корундами, на которых вышит один из гербов рода Гогенштауфенов — орел с распростертыми крыльями и нимбом вокруг головы. Ученые считают, что это произведение ювелирного искусства было создано мастерами из Палермо для коронационного торжества 1220 года, когда заказчик, король Германии и Сицилии Фридрих II Гогенштауфен, был провозглашен властелином Священной Римской империи (Ляйте-Яспер, Дистельбергер 2004: 46). По свидетельству От- токара фон Горнек, у чешского короля Вацлава I Одноглазого (1230­1253) «был панцирь чудной работы. По богатому бархату было нашито множество золотых пластинок. Каждый ряд пластинок покрывал часть другого ряда, точно чешуя рыбы. Каждая пластинка была изящно укра­шена по углам четырьмя камнями и одним камнем по середине. Камни были крупные, рубины, сердолики, прассии...» (Вейс 1876: 247).

С XIII века бархатная одежда и аксессуары маркировали принад­лежность их владельцев к высшим слоям общества. Из этого материала шили митры епископов, облачения для проведения литургии — фелони в православных храмах, paenula (плащи с капюшоном) и casula (ризы) в католической церкви, церемониальные и военные верхние одеяния знати — сюрко, боевые и турнирные наряды рыцарей — накольчуж- ные табарды, чехлы на ватно-полотняные, c металлическими полосами доспехи — бригандины, плащи, пояса, отмеченные геральдическими символами попоны для коней (Вейс 1876: 191, 198, 247, 267, 271; Вейс 1877: 47, 53; Горбачева 2000: 131, 144, 155). Так, в немецких источниках XIII века упоминаются рыцарь, одетый в «зеленый, цвета травы, кафтан бархатный, с обшивкою», и боевой конь в «великолепной и богатой попоне из шелка и бархата», на которой «были вышиты орлы и львы и другие еще знаки по принятому ныне обычаю» (Вейс 1876: 244, 267, 271). «В Тристане Отфрида Страсбургского (стих 661) говорится о «мно­жестве коней, покрытых шелковыми и бархатными попонами снежной белизны, желтого, коричневого, красного, зеленого и синего цвета, раз­личной отделки и даже попонами на меху» (там же: 246).

Придворные французского короля Филиппа II Августа (1180-1223) носили головные уборы из плотного ворсистого шелка, называвшиеся мортье. Приближенные Людовика IX Святого (1226-1270) щеголяли не только в них, но и в «бархатных одеждах». С 1275 года «светские кня­зья» в «Священной Римской империи» тоже подчеркивали свое высо­кое социальное положение особыми шапками, сшитыми из «мохрово- го» шелка (там же: 415, 417). Рыцари ордена Дикобраза, учрежденного около 1393 года Людовиком Орлеанским, облачались в фиолетовые су­конные камзолы и голубые бархатные плащи с ярко-красной атласной подкладкой (Хейзинга 2011: 467). С начала XV века французские коро­ли ежегодно выдавали президенту парламента пламенеюще-красные одежды и бархатную шапочку-мортье, украшенную золотыми обру­чами. В 1422 году умер зачинатель этой традиции Карл VI Безумный. Он был похоронен в том же одеянии, в котором взошел на трон. По­койный был обут в башмаки из светло-синего бархата с изображенны­ми на них золотыми лилиями (Вейс 1877: 96, 99).

В конце XIV — XV веке законодателем европейской моды был пыш­ный двор могущественных герцогов Бургундских из французского рода Валуа. В 1392 году, отправляясь на встречу с Генрихом, герцогом Ланкастером в Амьен, Филипп Храбрый Бургундский взял с собой «две бархатные „houppelandes" [длинные объемные распашные одеяния с широкими рукавами, застегивающиеся от горла до пояса, по талии стя­гивающиеся ремнем, иногда имевшие меховую подкладку. — И.М. ], одну вишневого цвета и другую черного; на груди вишневого платья был вышит серебром большой медведь с великолепным намордником из рубинов и сапфиров; на черном платье были выложены сапфирами и настоящим жемчугом изображения старинного ордена «de la cosse de genets» (Дрока), а на левом рукаве платья шла ветвь из двадцати двух роз, составленных из сапфиров, окруженных рубинами и жемчугом; кроме того, по всему платью были вышиты буквы Р и Y, переплетенные вместе и означавшие монограмму герцога» (там же: 98).

В 1412 году для его сына Жана Бесстрашного был сшит наряд из модного тогда черного бархата «с лиственным орнаментом и золотой нитью». Остаток дорогой ткани бережно хранился в казне герцога до 1416 года, когда по случаю замужества его дочери из этого бархата сде­лали мантию для невесты (Горбачева 2000: 162).

Сын Жана Бесстрашного Филипп Добрый (1429-1467) присоединил к своим владениям Нидерланды, где в его правление начали произво­дить шелк и бархат (Вейс 1877: 37). В 1431 году Филипп Добрый учре­дил рыцарский орден Золотого руна. До 1440 года было изготовлено орденское облачение для проведения литургий, которое сейчас хра­нится в Сокровищнице венского дворца Хофбург. Вышитые на нем зо­лотом, серебром и разноцветным шелком «щитки» с изображениями небожителей обрамлены полосками красного бархата (Ляйте-Яспер, Дистельбергер 2004: 68-69). В 1464 году Филипп Добрый и его сын Карл Смелый в Лилле вели переговоры с послами французского короля Людовика XI. Обращаясь с речью к отцу, Карл церемонно преклонил «колени на бархатный коврик». И ценный коврик, и жест сеньора на­долго запомнились его придворному Филиппу де Коммину, который почти не обращал внимания на окружавшую его показную роскошь бургундской знати (де Коммин 1986: 8).

Наиболее роскошным, расточительным и экстравагантным был двор Карла Смелого (1467-1477). Военный шатер этого герцога изну­три был целиком обтянут бархатом, расшитым золотыми узорами и усыпанным жемчугом. В гардеробе Карла Смелого имелись бордовые и фиолетовые, сшитые из «итальянского рытого бархата» jaquettes — костюмы, состоявшие из плотно облегавшего стан корсажа с чрезмер­но раздутыми, разрезанными в нескольких местах от плеча до локтя рукавами и доходившим до ушей плотным воротником — стойкой, а также очень короткой складчатой юбки, крепившейся к верхней ча­сти платья завязками. Модную бархатную одежду демонстрировали не только герцог, но и его придворные. С 1467 года знатные бургундские дамы украшали свои наряды «отделкою из дорогих материй, шелка, бархата или меха, занимавшей целую четверть всей длины платья». 2 марта 1476 года, разбив герцога Бургундского в битве при Грансо- не, швейцарцы захватили в его лагере 400 ящиков, доверху заполнен­ных бархатом, парчой и тонким полотном (Вейс 1877: 73, 77; Горбаче­ва 2000: 181). Карл Смелый был убит 4 января 1477 года в сражении с лотарингским войском возле города Нанси. Его «положили в хорошо закрытую комнату, обтянутую черным бархатом. Под голову поло­жили подушку черного бархата, а на тело — покров черного бархата» (Виолле-ле-Дюк 1997: 144).

В том же году дочь Карла Бургундского вышла замуж за сына и на­следника германского императора Максимилиана. Родив трех детей, в 1482 году она скончалась (де Коммин 1986: 227-229). На посмертном парадном портрете, написанном около 1500 года, вероятно, Никола­сом Райзером, молодая мать изображена в черном бархатном платье с привязанными к лифу рукавами, сшитыми из того же материала и украшенными белыми обшлагами из ворсистого шелка (Ляйте-Яспер, Дистельбергер 2004: 61). В битве при Нанси было уничтожено могуще­ство Бургундии, поблекшую роскошь ее знати затмило великолепие двора французских королей.

Подчеркивая возросшее влияние королевской власти, упорно со­биравшей воедино разоренные Столетней войной французские зем­ли, Карл VII (1422-1461) разрешил графам шить наряды из бархата, но запретил украшать их золотыми вензелями и цветами. При этом королевские казначеи не жалели средств на приобретение шелковых тканей. 24 июня 1436 года тринадцатилетний дофин, будущий Людо­вик XI, венчался с Маргаритой Шотландской в серо-голубом бархатном костюме, расшитом золотом (Клулас 2001: 28-29, 34). Около 1444 года придворный художник Жан Фуке написал портрет его отца Карла VII «Победоноснейшего», ныне хранящийся в Лувре (Маджи 1995: 42-43). Угрюмый тщедушный король изображен на нем в бархатной шляпе с золотыми геометрическими узорами и богатом вишневом платье, отороченном мехом и собранном в широкие мягкие склад­ки. Плавность изгибов ткани, ее приглушенный блеск свидетельству­ют о том, что парадный наряд короля был сшит из бархатной ткани.

Много черного и белого бархата пошло на оформление погребаль­ной процессии, сопровождавшей тело Карла VII в Париж и затем к ме­сту захоронения в церкви Сен-Дени. Согласно хронисту Алену Шартье, «повозка, на которой тело везли от Меена до Парижа, была покрыта черным бархатом, со всех сторон — спереди, сзади и по бокам — от­мечена большим белым крестом из бархата. В телегу впряжено пять лошадей под накидками из рытого черного бархата, ниспадающими до земли, и видны были у тех лошадей лишь глаза. За телегой ехали шесть пажей в черном бархате и черных же капюшонах верхом на ше­сти лошадях в попонах из черного бархата». Через день, «после мессы [в Сен-Дени. — И.М.] был король погребен в часовне деда, между де­дом и отцом короля, и был хор церкви целиком обтянут понизу чер­ным бархатом, как и часовня посреди хора, под сенью коей покоился король... Облачено тело в тунику и мантию белого бархата с лилиями, подбитую горностаем, в одну руку был вложен скипетр, в другую — жезл правосудия, на голове, покоившейся на бархатной подушке, — корона» (Виолле-ле-Дюк 1997: 138-139, 141).

Сноха покойного, вторая супруга Людовика XI Шарлотта Савой- ская наряжалась в платья из миланского бархата (Клулас 2001: 37) и, возможно, из французского «мохнатого» шелка. Последний уже поя­вился в казне и на возрожденных ярмарках Шампани и Лиона, потому что Людовик XI основал шелкоткацкую мануфактуру в королевском домениальном городе Туре. Трудившиеся здесь греческие и итальян­ские ткачи постепенно расширяли производство французского бар­хата, но спрос на него не уменьшался (Вейс 1877: 37; Клулас 2001: 35; Замки Луары 2008: 90). Бархатные ткани по-прежнему стоили доро­го, раскупавшие их чванливые землевладельцы разорялись. Поэтому в 1479 году прибывшие из Франции участники турнира в Вюрцбурге постановили: «Так как каждому рыцарю предоставлено право носить хороший бархат и жемчуг, то мы решили, что никто из рыцарей не должен наряжаться ни в парчу, ни в вышитый бархат, чтобы в таком наряде являться на этот или какой-либо другой турнир. Кто этого не исполнит, тот должен подвергнуться презрению всех рыцарей и дво­рян и на турнире не может быть допущен ни к танцам, ни к получе­нию наград». Чтобы не обижать щеголей, заранее приготовивших ро­скошные костюмы для праздника, в тот раз им разрешили сражаться и танцевать в бархатных камзолах. Но надевать какую-либо другую одежду из ворсистого шелка участникам турнира было строго запре­щено (Вейс 1877: 166, 168).

Во второй половине XV века мода на бархатные наряды распро­странилась и при дворе английских королей. 29 августа 1475 года Эдуард IV Йорк прибыл на встречу с Людовиком XI в черном бархат­ном берете, украшенном «большим цветком лилии из драгоценных камней» (де Коммин 1986: 149). Ричард III Йорк в 1483 году, «в день коронации своей был одет в два полных платья (roben), одно ярко- красного бархата, богато разукрашенное золотым шитьем и все под­битое беличьим мехом, а другое — пурпурового бархата, подбитое горностаем» (Вейс 1877: 92).

Но, разумеется, самые большие запасы бархатных тканей находи­лись в Италии. Согласно хронисту Иоанну Мусе, в 1388 году в Пьяченце женщины носили «верхнюю одежду (zimarra) чрезвычайно длин­ную, из бархата, шелка, парчи и шерстяной материи ярко-красного и фиолетового цвета. Одежда эта имеет широчайшие и до такой степе­ни длинные рукава, что нередко они покрывают половину пальцев и ниспадают до земли. Они весьма широки у плеч и, постепенно сужи­ваясь к низу, оканчиваются острием, подобно каталонским щитам». Это платье украшали жемчугом, который нашивали «в виде широкой каймы, вокруг ворота и по краям рукавов и подола», а также стягива­ли под грудью или на талии златоткаными поясами. К этому наряду надевали бархатные же «подушкообразные круглые шапки и жесткие шляпы различной вышины, или цилиндрические, обвитые широкой повязкой, вроде тюрбана, или с расширенною тульею, дно которой было выгнуто полумесяцем, а края справа и слева поднимались как рога» (там же: 195-197).

В отличие от французов, отдававших предпочтение синим, серо- голубым, черным и белым бархатным тканям, респектабельные ита­льянцы считали «благородным» цветом разных оттенков пурпур. По­этому церемониальные одежды их правителей и должностных лиц были ярко-красными, алыми, малиновыми, фиолетово-розовыми. В XIV- XVI веках венецианские дожи на шелковую тунику малинового цвета надевали мантию «(„toghe") из пунцового бархата или золотой парчи, с круглой и длинной, до талии, горностаевой пелериной». Их голову украшала заломленная надо лбом «в виде рога шапка („corno") из пун­цового бархата, с золотым околышем», усыпанным драгоценными кам­нями, или ярко-красный головной убор из той же ткани, опушенный горностаем и отделанный серебром. Верхнее одеяние венецианских и римских сенаторов тоже было бархатным и красным (Вейс 1877: 222, 224; Сэрра 1995: 74-75).

Согласно постановлению, обнародованному в 1453 году в Болонье, бархатные платья алого и розового цвета со шлейфом до двух с поло­виной локтей разрешалось носить только представительницам старин­ных аристократических родов (Вейс 1877: 212).

На знаменитых картинах Витторе Карпаччо «Излечение беснова­того» (1494) и Джентиле Беллини «Процессия Святого животворяще­го Креста на площади Сан-Марко» (1496) изображены венецианцы в великолепных одеяниях из ворсистого шелка. На полотне Карпач- чо два горожанина в черных шапках и широких платьях из бархата с длинными и пышными, ниспадающими крупными складками ру­кавами смотрят на оживленное движение гондол на канале Гранде возле моста Риальто. Один из них, в багряном одеянии, возглавляет группу почтенных мужей, изображенных в нижнем левом углу кар­тины. Другой, в красно-коричневом платье, стоит возле причала и, обернувшись, провожает взглядом удаляющуюся от берега лодку с мрачным пассажиром и нарядным чернокожим гондольером. Между ними на многолюдной набережной, уходящей к Риальто, полукругом остановились шесть горожан, возможно, тоже наряженных в бархат­ные плащи и разного фасона верхние платья. На картине Беллини выделяются три фигуры на переднем плане, справа от центральной группы персонажей в темных распашных накидках. Это молодые при­влекательные люди в шапочках-«таблетках» на искусно завитых воло­сах и длинных, объемных бархатных одеждах светло-красного и пун­цового цвета. На полотне «Проповедь Святого Винченцо Феррери» из посвященного этому небожителю полиптиха Джованни Беллини, написанном до 1519 года для венецианской церкви Сан-Дзаниполо, в бархатных нарядах показаны: восторженный юноша в бежевой котте,

благоговейно взирающий на монаха-оратора из левого нижнего угла росписи, и девушка в красной дзимарре, коленопреклоненная в цен­тре молящихся людей (Сэрра 1995: 26, 32, 96).

Считая пурпур цветом высокопоставленных, удачливых людей, ве­нецианцы в знак доброжелательности и почтения к иноземцам, посе­щавшим их город, жаловали последним роскошные наряды из «пла­менеющего» бархата. Например, весной 1495 года немецкие послы в городе Крылатого Льва щеголяли «в платьях из малинового бархата, который им выдала Синьория» (де Коммин 1986: 314). В 1498 году пажи Чезаре Борджиа в таких же нарядах ездили с господином во Францию, на встречу с Людовиком XII (Клулас 2001: 72-73).

Итальянские и французские традиции работы с бархатом соедини­лись в творчестве «модельеров» Рене I, короля Неаполя и Сицилии, герцога Анжуйского и Лотарингского, графа Прованского (1409-1480). Последний изображен на парадном портрете в «одеянии из темно- малинового бархата, подбитого горностаем». Герцог из рода Валуа оде­вался как итальянский правитель. Но покойного Рене перевезли в его родовой замок Анжер, где траурная церемония проводилась по фран­цузскому ритуалу. На гроб с телом Рене возложили покров, который «окаймлял черный бархат с изображением роскошных королевских гербовых щитов с короной». Когда погребальная процессия двигалась в анжерскую церковь Сен-Ло, над ракой сицилийского короля держали балдахин из черного бархата без вышивки (Виолле-ле-Дюк 1997: 143).

В конце XV—XVI веке наибольшим количеством «мохнатого» шелка в Европе располагали венецианцы и французские короли. «Никогда и нигде не было такого разнообразия тканей, как в Венеции XVI века, — писал влюбленный в искусство ренессансной Италии, прекрасно знав­ший ее культуру историк-медиевист и публицист П.П. Муратов. — В дни больших праздников и торжеств залы дворцов, церкви, фасады домов, гондолы и самые площади бывали увешаны и устланы бархатом, парчой, редкими коврами. Во время процессий на Большом Канале сотни гондол бывали покрыты алым шелком» (Муратов 1994: 14). Это великолепие передал на больших торжественных и малых камерных полотнах Якопо Тинторетто. Например, на картине «Дож Пьетро Ло- редан молит Деву Марию о прекращении голода», украшающей зал Совета во Дворце Дожей в Венеции, им тщательно выписано богатое бархатное одеяние правителя. На двух полотнах, размещенных в зале Антиколлегии того же палаццо, также изображены прекрасные бар­хатные ткани. На картине «Вакх и Ариадна» багровым ворсистым ма­териалом обито кресло, на котором восседает героиня, на бедра ей не­брежно брошен бархат цвета морской волны. На полотне «Палладий и Марс» отверженный бог войны отступает к опоре, задрапированной «пламенеющим» бархатом (Сэрра 1995: 72, 74). На чувственной кар­тине Тинторетто «Сусанна и старцы», хранящейся в Художественно- историческом музее Вены, «соединились самые красивые вещи в мире: тело женщины цвета слоновой кости, золотые волосы, шелк, нити жем­чуга, зеркало, трельяж, увитый бархатными розами, и жаркая, рыжая зелень сада» (Муратов 1994: 18).

Французские монархи Карл VIII, Людовик XII, Франциск I и Ген­рих II, не удовлетворяясь поступлениями в королевскую казну бархата, вытканного в Туре и Лионе, вывозили его из Италии, где в 1494-1559 го­дах вели широкомасштабные войны, основательно разорившие мест­ных производителей, купцов и покупателей шелковых тканей.

В то время отличительным цветом французского королевского двора был черный, традиционно доминировавший в наряде Анны Бретонской, супруги Карла VIII, затем, после его смерти, Людови­ка XII. Первый из ее мужей являлся подданным в черной бархатной перевязи, к которой привешивал кинжал и охотничий рог. Второй оде­вался «в короткое манто без рукавов из. расшитого бархата». Коро­лева носила «облегающий корсаж с широкими рукавами с бархатной каймой». Ее пажи были наряжены в пурпуэны (корсеты, облегающие стан, с привязанными к ним короткими юбками) из черного бархата. Придворному врачу Габриэлю Миро Анна пожаловала «золототка­ный, отделанный черным бархатом ягдташ». Из того же «благородно­го» материала были сшиты попоны для всех лошадей из королевской конюшни и украшенные хвостиками горностаев ошейники для девя­ти борзых собак.

В декабре 1501 года Людовик XII и Анна принимали в замке Блуа эрцгерцога Филиппа Красивого Австрийского и его супругу Иоанну Кастильскую. Последняя въехала во двор королевской резиденции на коне, покрытом ярко-красной бархатной попоной. В честь гостей Анна Бретонская нарядила своих пажей в желтый дамаст с каймой из ало­го бархата. В покои эрцгерцогини доставили сундук, обитый зеленым ворсистым шелком с необходимыми предметами туалета, среди кото­рых были «щетки с бархатными ручками».

9 января 1514 года королева Анна умерла. Несмотря на то что, буду­чи приверженкой бретонской традиции, она всегда одевалась в черное, даже после смерти Карла VIII, когда по обычаю вдовствующих королев должна была облачиться в белые траурные одежды, покойную как су­пругу французского монарха, согласно этикету дома Орлеанов — Валуа обрядили в красный шелк. Анну одели в пурпурную бархатную робу, подбитую горностаем. Тело и подножие одра задрапировали красной бархатной мантией. Правда, тронный зал замка Блуа, где лежала по­койная, «обрамляла широкая лента из черного бархата с гербовыми щитами королевы». 4 февраля «повозка с шестью лошадьми, покрытая черным и белым бархатом. покинула Блуа и медленно отправилась на кладбище Сен-Дени» (Клулас 2001: 67, 75, 76, 81, 82, 85, 90, 91, 93, 94).

В правление Франциска I (1515-1547) королевский двор уже изоби­ловал красивыми вещами из петельчатого и ворсистого шелка. 3 мая 1519 года Франциск I «в окружении двадцати четырех всадников, разо­детых в бархат и дамаст», объявил об открытии турнира в Амбуазе. В то время королевская семья владела несколькими резиденциями и нередко навещала фаворитов в их замках, которые во время пребывания здесь монарха обставляли его «парадными комнатами» — изготовленными в одном стиле комплектами дорогой ткани для обивки стен залов, пере­ходов, галерей, обшивки спинок кресел, а также подушками, покрыва­лами, коврами и завесями. Визит короля завершался разбором «парад­ных комнат», которые в свернутом виде на многочисленных повозках вслед за неугомонным монархом перевозили в другой замок.

Один из таких уборов был сделан еще к свадьбе Карла VIII и Анны Бретонской, состоявшейся 6 декабря 1491 года в замке Ланже. Эта ко­ролевская «комната» из малинового бархата с черно-алой подкладкой была расшита золотыми вензелями новобрачных и украшена красно- золотой бахромой. Людовику XII и Анне Бретонской принадлежал комплект вещей «из бархата и красного атласа с гербами Бретани и Франции, шитыми золотой нитью». На стены, обтянутые дорогим материалом, их слуги вешали «шесть роскошных шпалер из золотой парчи, серебряной ткани, голубого атласа, черного бархата и горно­стаевого меха». Матери Франциска I Луизе Савойской принадлежали по крайней мере три бархатных «парадных комнаты». Одна из них, «цвета кармуази [ярко-красного. — И.М. ]», была расшита инициала­ми властителей Ангулема и Савойи. Другая называлась «Буколики». Она была сделана «из зеленого бархата с аппликациями из золотой и серебряной тканей, на ее восьми полотнах, балдахине и постельном гарнитуре изображены сюжеты „Буколик" Вергилия». Третий «гарни­тур с вышитыми по канве животными, птицами и цветами, с плетением из бархата и атласа» был усыпан «цветами граната из золотой ткани». Всеми этими «комнатами» пользовались в XVI веке. Кроме них, суще­ствовали и другие великолепные бархатные изделия. Так, в 1539 году, готовясь к приезду германского императора Карла V, для него в зам­ке Шамбор установили большую кровать, обитую черным ворсистым шелком с золотной нитью (там же: 111, 141-143).

По «бархатным» покоям королевских резиденций порхали элегант­ные дамы, прогуливались изысканно одетые кавалеры. «Мохнатый» шелк был неизменным атрибутом роскошных костюмов придворных и причиной разорения состоятельных семей. Чтобы предотвратить по­следнее, Франциск I в 1543 году запретил дворянам носить бархат. Ген­рих II в 1547 году отменил это распоряжение, но разрешил дворянам и мещанам демонстрировать их великолепные наряды только во время проведения торжественных церемоний. В 1550 году был издан ордонанс, согласно которому женам судей и мещан предписывалось использовать ворсистый шелк лишь для отделки платьев, священникам позволялось носить бархатные одеяния только в том случае, если они были принца­ми, военным — шить из драгоценной ткани не более одной части фор­мы, пажам — иметь костюмы «с полоской или с вышитой вставкой из шелка или бархата», если это было угодно их господам. Привилегия шить и носить модные и дорогие бархатные одежды была закреплена за королевской четой и ее родственниками (там же: 183, 193).

Летом 1559 года в связи со смертью Генриха II королевский двор об­лачился в траур. Тогда вдова Екатерина Медичи и принцессы носили «роб из черного камелота с бархатными полосками, роб из черного атласа с бархатом» и золотым шнуром, «роб из черного бархата. „всю "ажурно разрезанную ромбами", расшитую серебряным тонким шну­ром и украшенную золотыми пуговицами, роб из той же ткани, рас­шитую серебряными цепочками. роб из „черного дамаста, сплошь усыпанную блестками, прорезанную квадратами, обшитыми бархатом и золотым шнуром", роб из бархата с прорезными рукавами, низ кото­рой украшен прорезными полуромбами, обшитыми золотом с белой атласной отделкой. роб из черного бархата „с высоким полностью резным воротником, окантованным серебряной бахромой в виде пле­теного узора", пятнадцать корсажей из бархата и дамаста нескольких цветов» (там же: 213-214).

В декабре 1560 года, после вступления на престол сына Генриха II и Екатерины Медичи Карла IX, наследником престола стал его брат Эдуард-Александр, герцог Орлеанский. В то время юному принцу при­надлежали: комплект одежды из голубого атласа с красными бархатны­ми нашивками и отделкой из серебряного шнура, который включал в себя пурпуэн, обтягивавшие ноги, валиком облегавшие бедра шоссы и верхнюю роб; еще четыре пары великолепных шоссов — «белые бархат­ные. с кошельком [гульфиком. — И.М. ], украшенные мелкими разре­зами и золотой бахромой», из алого бархата с серебром, из пурпурного бархата с разрезами, в которых просматривался белый атлас с желты­ми блестящими полосками, «разрезные» белого бархата «на подкладке с золотыми бляшками»; а также несколько вещей из черного ворсистого шелка — «маленькая» роб, расшитая такого же цвета шелковой тесьмой, щегольское уличное платье «сэ» на рысьем меху, повседневный верхний наряд «казак» с галунами, объемный плащ «кап» с пятью рядами золо­той бахромы, подбитый черным же «в золотую крапинку бархатом».

Специальные наряды дофина предназначались для верховой езды: «костюм из крапчатого бархата, отделанный шелком и серебряной бах­ромой», на рысьем меху; надевавшиеся вместе алые бархатные шоссы, казак и полукруглый плащ — манто; будничное платье из серебря­ной парчи с черной бархатной окантовкой; короткий пышный плащ «мантель» из серебристого бархата, «подбитый лисьими грудками» и обшитый золотым позументом; черное суконное с бархатной кромкой и серебряной бахромой манто; «пара шоссов из голубого бархата в зо­лотую полоску с воротником в тон».

К этим костюмам Эдуард-Александр надевал маленькие шляпки — «токи». «У него было их пять из черного бархата, украшенных жем­чугом и черной тесьмой, один из которых был расшит маленькими розами; другой отделан жемчугом и лентами из алого шелка; третий — пестрыми висюльками, а еще один — золотой тесьмой и голубым шел­ком. Другие два тока были из алого бархата, один был украшен голу­быми шелковыми лентами, а другой — только жемчугом». В гардеробе принца имелись также шапочки из «бархата цвета голубя», желтого и красного ворсистого шелка с золотыми цепочками, мерцавшими белой эмалью, и пуговицами, усыпанными жемчугом, изумрудами, рубинами и гранатами.

Покои герцога Орлеанского украшали фиолетовые бархатные по­душки и покрывала, обшитые такого же цвета гладким блестящим шел­ком и золотой бахромой. Из того же материала был сделан мешочек для часослова. Выездных лошадей принца укрывали черными бархатными чепраками, расшитыми золотом и серебром (там же: 245-248).

В последней трети XVI века французский королевский двор снова ра­зоделся в бархатные наряды, вводившие дворян в большие расходы. Так, только вступление в рыцарский орден Святого Духа, основанный Ген­рихом III в 1578 году, вынуждало аристократа покупать «плащ-манто из генуэзского бархата на подкладке из оранжевого атласа, с вышитым золотой нитью узором в виде восьми сверкающих лучей. Так как на­кидку надевали самое большее на несколько часов в году, а стоила она невероятно дорого, рыцари старались брать ее напрокат и присутство­вали на заседании по очереди». Узнав об этом, Генрих III обязал каж­дого рыцаря после церемонии приема его в Орден сдавать свой плащ королевскому казначею, у которого он и хранился (там же: 295).

 

Соболья шуба и жемчужный терлик

 

В русских источниках сведения о бархатных тканях и изделиях из них появляются на рубеже XV-XVI веков. С этого времени ворсистый шелк поступал в Россию из Италии, Турции, Ирана и Китая. Его поставки осуществляли купцы, приезжавшие из этих стран, или транзитные перевозчики — поляки, литовцы, ливонцы и крымские татары. В за­висимости от места производства или пункта отправки бархата он на­зывался венедицким (венецианским), флоренским (флорентийским), немецким, литовским, турским (турецким), бурским (изготовленным в бывшем византийском, затем османском городе Бурсе, где шелко­ткацкое ремесло развивалось с VI века), калмыцким, кизылбашским (иранским), китайским. Жители Московского государства различа­ли сложные приемы изготовления бархатных тканей, в зависимости от сочетания и переплетения нитей они называли их гладкими, кос­матыми, петливатыми-петельчатыми и полупетельчатыми (с разной высоты неразрезанным ворсом), полуразрезными (в их рисунке под «остриженным» ворсом можно было различить мелкие, выступающие над «землей» петли), рытыми (с выпуклым узором, выполненным в двух плоскостях: и по золотной основе и среди «мохнатого» шелка), одноморхими и двоеморхими (последние — рельефные с двумя уров­нями «щетинок»), золотными (здесь в утке применялись пряденое золото и серебро), аксамиченными (рапорт рисунка выполнялся зо- лотным или серебряным шелком) (Сб. РИО 1884: № 48, с. 222; № 56, с. 254: № 81, с. 407; Савваитов 1896: 9-10; Свирин 1926: 60-61; Бахру­шин 1952: 179, 181; Хорошкевич 1980: 33, 34, 50; Джан 1998: 31; Виш­невская 1999: 276-278).

Одним из первых русских покупателей диковинной заморской тка­ни был удельный князь Михаил Андреевич Верейский и Белозерский. В 1486 году он завещал дочери Анастасии красную бархатную шубку.

В 1503 году Юлиания, вдова князя Бориса Васильевича Волоцкого со­ставила список имущества своей внучки Авдотьи, в котором значились «русская» (длинная приталенная с большим отложным меховым ворот­ником и расклешенными полами) «шуба на соболехъ, бархот червьчет [красный. — И.М.] з золотом. вошва [нашивка на одежду. — И.М.] бархотъ чернъ сожона [вероятно, жемчугом. — И.М.] з золотом. да две вошвы шиты золотом да серебром бархочены. да вошва на серебре бархочена золотом да шолком, да вошва бархат чернь з золотом. да шуба на соболях руская бархот дикъ з золотом». В том же году ее сын Иван Борисович Рузский сделал распоряжение о посмертном вкладе в монастыри. В Троице-Сергиеву обитель он отдал шубу из зеленого бар­хата, подбитую соболями, в Мартемьянову пустынь — бархатный ко­жух «на соболех, шит золотом да серебром» и «на Каменое» — «кожух на черевех на белиных [беличьих брюшках. — И.М.] бархат червьчат». Старший брат Ивана Федор был человеком расточительным: он зало­жил соседям четыре дорогих шубы: утепленную рысьим мехом «рус­скую» из голубого бархата «з золотом» и три «татарские» — «бархат чернь з золотом на горностаех»; сшитую из нарядной ткани, на кото­рой ворс обрамлял «круги великие» золотные, и подбитую соболями; и наконец, черную бархатную с серебряным отливом, тоже «на соболех» (ДДГ 1950: № 8, с. 312; № 87, с. 350; № 88, с. 352; № 98, с. 407).

С удельными князьями соперничали служилые землевладельцы, которые также тратили много денег на приобретение модных наря­дов. У боярина Петра Михайловича Плещеева были две великолеп­ные шубы. В начале 1510 года он «дал есми с(ы)ну своему Васил(ь)ю шубу бархат зеленъ с солотом [золотом. — И.М.] на соболех» и «с(ы) ну своему Ивану. шубу бархат синь на соболех». В 1513 году иноки­ня Евдоксия, вдова князя Федора Ивановича Стригина Оболенского, подарила свой ярко-красный летник (свободное верхнее платье с ши­рокими длинными рукавами), сшитый из сукна-«куфтери» «з барха- томъ», княгине Арине Федоровне, жене Петра Васильевича Хованско­го. В сентябре 1525 года Афанасий Иванович Шадрин завещал Ивану Юрлову «кафтан бархатен» (АРГ 1975: № 59, с. 62-63; № 108, с. 110; № 251, с. 254). В 1530 году иноки Троице-Сергиева монастыря прода­ли соболью шубу из красного ворсистого шелка с золотом, хранив­шуюся в обители в качестве поминального вклада по князю Василию Слепому Львовичу Глинскому. В 1533 году брат последнего Миха­ил передал в ту же обитель аршин с четвертью алого бархата, чтобы старцы похоронили его дочь Фетинью и записали ее имя в синодики (ВКТСМ 1987: 49). Несколько бархатных нарядов и отрезов «мохнатого» шелка хранилось в сундуках видного военачальника князя Михаила

Васильевича Кислого Горбатого. В 1534/35 году он завещал знакомым и слугам «спорок» с красной бархатной шубы, подбитый горностаем, «бархат с розными шолки», плащ — «ментеню» из вишневого бар­хата, желтую бархатную шубу «на песцех», два длинных и широких уличных наряда — «опашня» из алого и вишневого ворсистого шелка (АССЕМ 1998: № 35, с. 91-93).

На Руси, как и в Западной Европе, наряды из петельчатого и «стри­женного» шелка стоили очень дорого. М.В. Кислой-Горбатый купил три аршина (примерно 3,5 локтя) этой ткани за 60 алтын (1,8 рубля) и менял бархатные вещи на боевых коней. Он велел: «А что мне прислал Булат князь инаходец, и за т[от ино]ходец приказщики мои дадут ему бархат с розными шолки. да Дмитрею Данилову дадут ментеню бар­хат вишнев за то, что есми у него взял мерин» (там же: № 35, 91-92). Воевода хорошо знал цены и на лошадей, и на изделия из заморского шелка: действительно, в 1520-1540-е годы боевой конь стоил 1-3 рубля — столько же, сколько модный бархатный наряд. Поэтому шубы и кафта­ны из ворсистого шелка подбивали только ценным мехом — соболем, горностаем, черно-бурой лисой. Лоскутки этого материала бережно хранили, из них вырезали аппликации и контрастные вставки в детали одежды, которые украшали жемчугом и золотыми узорами.

Так, в феврале 1539 года Ульяна, вдова Ивана Взворыкина, сдела­ла подушный вклад по мужу в Троице-Сергиев монастырь: 30 рублей «да шубу соболью под червчатым бархатом с серебряными пугвицы» (ВКТСМ 1987: 80). В 1542/43 году княгиня Аксинья Юрьевна Ромода- новская распорядилась после ее смерти передать протопопу москов­ского кремлевского Архангельского собора торлоп (утепленный мехом летник) из багровой тафты на куницах с вошвами из синего бархата (АММС 1998: № 47, с. 134). Князь Юрий Андреевич Оболенский до 1547 года занял у Анфима сына Селиверстова яркие нашивки из крас­ного бархата с голубыми кругами и золотной нитью. Его жена Ульяна и дочь Агрофена красовались в нарядных кортелях (осенне-зимних летниках). У первой он был на собольей подкладке с красно-золотыми аппликациями, у второй — из алой венецианской тафты, опушенной брюшками песцов, с вишнево-золотыми вошвами. Богатый князь не жа­лел для дочери денег и одевал ее как царевну. Для Агрофены были сши­ты соболья шуба, крытая узорчатым бархатом, на красной основе кото­рого переливался голубой шелк и мерцали золотые «крушки», а также два опашня. Один бархатный опашень — зеленый с золотом — засте­гивался на одиннадцать грушевидных серебряных пуговиц, украшен­ных позолотой и чернью. Другой выходной наряд княжны был сделан из золотного бархата с длинным красным ворсом. Он имел подкладку из голубой тафты и одиннадцать граненых, серебряных позолоченных застежек. Кроме того, отец завещал Агрофене свой парадный боевой плащ, который тоже был: «бархат: на рудожелте [оранжевой. — И.М.] земле червчат шолко[м], з горностаи». Ю.А. Оболенский не только одел родственниц в бархатные наряды, он торговал этой тканью. В завеща­нии князь отметил: «Взяти мне на Иване на Борисовиче Колычова за десять аршин бархату червчатого шелковаго гладкаго десять рублев денег» (АФЗХ 1956: № 207, с. 207, 208, 210-212).

В середине XVI века все состоятельные русские люди стремились обзавестись бархатными вещами: если не для приема родственников и знакомых, выходов в церковь или поездок в гости, то для участия в придворных и семейных ритуалах. Наряды, аксессуары, предметы быта из ворсистого шелка стали обязательной составляющей свадеб­ных обрядов в семьях зажиточных горожан. «Домострой» требовал, чтобы свадебные чины со стороны невесты были «в кафтанехъ и в тер- ликахъ въ бархатныхъ и в камчатыхъ, и в отласныхъ въ золотныхъ». Чины, уполномоченные устанавливать и зажигать ритуальные свечи, должны были переносить их в атласных или бархатных золотных ко­шельках. «Носилы с короваемъ да с сыромъ» невесты накрывали «от- ласомъ или бархатомъ золотнымъ». Огромный свадебный хлеб жени­ха был «обшить бархатомъ или камкаю на носилахъ, носила обшиты бархатомъ или камкаю». Во время обряда чесания волос жениха и не­весты, закручивания кос девицы в прическу замужней женщины моло­дые сидели на атласных или бархатных золотных «зголовьях». Невеста отправлялась венчаться в церковь в санях, тоже сидя на бархатной по­душке. Во второй и третий свадебные дни тесть и зять преподносили друг другу подарки, в том числе бархатные ткани (Домострой 1994: 73, 76, 77, 82, 83).

Во второй половине XVI века разнообразный ворсистый шелк ши­роко использовался для пошива нарядов, отделки воинского снаря­жения, украшения хором знати, для изготовления предметов культа, книг, убранства храмов. Увеличение покупок бархата в Московском государстве связано с расширением торговых связей с Западной Ев­ропой и странами Востока, а также, возможно, возникновением и раз­витием в России шелкоткацкого ремесла (впрочем, последнее датиру­ют по-разному: XVI, XVII и даже началом XVIII столетия (Вишневская 1999: 276; Колызин 2001: 81)).

В 1555 году дядя Ивана Грозного Михаил Васильевич Глинский в па­мять об умершем сыне Петре передал в Троице-Сергиев монастырь ар­шин золотной бархатной ткани. 6 февраля 1556 года в той же обители похоронили князя Федора Ивановича Пенского, который был накрыт ферязью, сшитой из такого же материала. В том же году в Троице- Сергиев монастырь поступила еще одна ферязь из блестящего ворси­стого шелка — в качестве вклада по душе князя Михаила Ивановича Ряполовского (ВКТСМ 1987: 50, 74, 101).

У боярина Дмитрия Григорьевича Плещеева в 1558/59 году был «кофтан бархатен цветной» (АФЗХ 1956: № 274, с. 281). В духовной гра­моте окольничего Семена Дмитриевича Пешкова-Сабурова, составлен­ной в 1559/60 году, упоминаются три великолепных бархатных шубы. Одна из них — синяя с золотом на горностаевом меху, с одиннадцатью серебряными пуговицами — была завещана князю Ивану Андреевичу Куракину, другая — красная с золотом, тоже с одиннадцатью серебря­ными пуговицами — в Костромской Богоявленский монастырь. Тре­тьей «шубою бархат зелен венедитской на куницах» душеприказчики должны были покрыть С.Д. Пешкова-Сабурова после его смерти, а по­том отдать ее в Костромской Ипатьевский монастырь (Антонов 2001: № 6, с. 64-65). В 1562/63 году князь Иван Петрович Звенигородский завещал Стефаниде, жене своего брата Григория, бархатный опашень с тринадцатью серебряными пуговицами. Ивану Андреевичу Рюмину его дяди Иван и Григорий Звенигородские оставили красную бархат­ную ферязь, «з золотом, с круживом з залатным, на черевех [брюш­ках. — И.М.] на лисиих да ковтан бархот зелен с круживом с пугвица- ми серебренными» (АФХЗ 1956: № 299, с. 312).

Федор Иванович Хабаров был не столь богат. В 1576 году он при­знался, что «взял есми из казны монастырские [Суздальской Спасо-Евфимьевой обители. — И.М.] шубу соболью под бархатом» (Шумаков 2002: № 56, с. 29). Его современник Кирилл Алексеев сын Ершевский тоже не имел средств на приобретение роскошной дорогой одежды, но он нарядил жену Мавру в красочные платья с бархатными нашив­ками. В 1578/79 году Мавра щеголяла в красном шелковом летнике с бархатными вошвами темно-синего цвета с малиновым отливом. У нее также был «торлоп кунеи под тафтою под рудожолтою, с вошвами бархат на золоте, земля червчята» (АССЕМ 1998: № 209, с. 381). Тогда же Яков Снозин «взял» у Елисея Васильева сына Бибикова широкий плащ — «приволоку» из зеленого бархата «з горностаем» (АФЗХ 1956: № 370, с. 412). У Леонтия Прокопьева сына Надина были бархатные головные уборы. В 1585/86 году он упоминал богатую деталь сложной конструкции, которую сооружали на голове замужней женщины, вы­ходившей на улицу, — золотный бархатный шлык и шапку из черно­го ворсистого шелка (АССЕМ 1998: № 223, с. 410-411). В 1586/87 году Андрей Тимофеев сын Михалков писал: «Дати мне Замятне Сабурову 5 рублев. А на нем мне взяти шуба соболья выпорота ис-под бархоту. А тою шубою меня государь пожаловал за полатцкую службу» (АСЗ 1998: № 286, с. 255).

Русские служилые землевладельцы приобретали «косматый» шелк не только для шитья нарядов, но и для облицовки воинского снаряже­ния. Например, в 1550-1560-е годы Дмитрий Григорьевич Плещеев и Василий Петрович Кутузов имели бархатные седла (АФЗХ 1956: 280, 291). В 1587/88 году Василий Матвеев сын Борняков передал внуку Ивану «седло бархат золотной» (АЗС 1998: 56).

Но наибольшим количеством ворсистого шелка, самого качествен­ного и красивого, обладали московские государи.

В 1495 году Иван III выдал замуж дочь Елену за великого князя Ли­товского Александра Казимировича. В приданое ей государь выделил десять отрезов бархата, каждый длиной 10-15 локтей. В семи рулонах была ткань классической расцветки и фактуры венецианского произ­водства — зеленая, голубая, черная и более нарядная, с золотной ни­тью на зеленом, синем, черном, красном фоне. Остальные три «барха­та», отличавшиеся более смелым цветовым решением — «на лазореве [поле. — И.М.] чернь съ золотом», ткань с тем же переплетением и ворсом, но без блестящей нити и, наконец, материал с красной осно­вой, над которой поднимались черные «щетинки», — были привезе­ны в Москву из турецкого города Бурсы. В повозку невесты положи­ли еще один рулон бурского бархата — гладкого, алого, по которому великая княжна должна была идти навстречу будущему мужу. За по­возкой Елены Ивановны скакал отданный ей и Александру Казимиро- вичу конь в богатой упряжи. «А покровець [на нем был. — И.М.] бар­хат венедицкои с золотом, а по краем оставлен бархатом червьчатым с золотом» (Из истории 1984: 32-33).

Немецкие послы, пировавшие в Кремле в середине 1570-х годов, от­метили, что сидевшие «за столом» Иван Грозный и царевич Иван Ива­нович «были в одеждах из алого бархата, украшенных драгоценными каменьями и жемчугом» (Донесение 1876: 13). Согласно сохранивше­муся фрагменту описи царских нарядов, составленной в 1581/82 и 1582/83 годах, Ивану IV и наследнику престола Ивану Ивановичу при­надлежали не менее 8 бархатных шуб, 12 ферязей, 13 кафтанов, 9 тяги- ляев, 10 шапок, 8 воротников — «ожерелей» и один терлик.

Для пошива шуб были использованы венецианские бархаты — «черв- чат двоеморхъ съ золотомъ и съ петлями круги большие», «червчатъ узорчатъ съ петелками», «червчатъ двоеморхъ узорчатъ», «червчатъ да зеленъ съ золотомъ и съ петлями круги да репейки», «зеленъ съ золо­томъ и съ петлями деревейцо», «на бели шолкъ лахоревъ рытъ круги», а также бурские ворсистые шелка — «червчат да зеленъ съ золотомъ и съ серебромъ», «червчатъ да жолтъ съ золотомъ круги». Из венецианского «мохнатого» шелка гвоздичного цвета сшили красивый зимний наряд «на горлахъ на лисьихъ на красныхъ», по которому пустили «круживо плетено золото да серебро кружчато» (Опись 1850: 14, 24, 26-28).

Ферязью в XVI веке называли длинную (доходившую до лодыжек) свободного покроя верхнюю одежду с тканевой или меховой подклад­кой, широкими, сужавшимися к запястьям рукавами, распашную, за­стегивавшуюся на пуговицы или завязывавшуюся шнурами, которые продевались в накладные горизонтально вытянутые петли. Ее надевали как под кафтан, так и поверх него (Рабинович 1986: 74; Рабинович 1988: 149). На изготовление платьев этого типа требовалось много дорого­го материала: например, все перечисленные в описи бархатные феря­зи сделаны из венецианского шелка, поэтому некоторые из них были перешиты из церемониальных одеяний государя и нарядов умершего в 1581 году царевича Ивана.

Так, распоров платье Ивана Ивановича из белого «рытого» бархата с «разбросанными» по нему красными кругами, царю сшили новый наряд, который украсили «образцы тройные по зеленому отласу акса- мичены золотомъ, бахрома золота, завязки шолкъ зеленъ съ золотомъ». Ферязь из красного бархата с изображенными на нем желтыми пти­цами Иван IV приказал «переделати» в накидку «безъ рукавовъ», что и было исполнено. Еще одно длинное распашное платье — из темно- зеленого «двоеморхого» бархата «съ золотомъ и съ петлями», расши­того выпуклыми кругами и «разводами», — перешили из выходного царского одеяния — платна. Эта ферязь была подбита рысьим мехом и украшена большими нашивками из красного бархата, обнизанными жемчугом, и такого же цвета завязками, перевитыми золотыми шну­рами. Ярко, нарядно выглядели две легкие ферязи: из алого узорчато­го «петлеватого» бархата с аппликациями из синего атласа, вышитого серебром, и безрукавная, с одиннадцатью серебряными позолоченны­ми пуговицами, по белой «земле» которой стелился красный шелк, образующий «змейки и копытца».

Зимой царь облачался в платья из: красного «двоеморхого» барха­та, «на горлахъ на песцовыхъ на черныхъ», с нашивками из лазорево­го ворсистого шелка с жемчугом и голубыми завязками с серебряной нитью; багрового бархата «съ золотомъ и съ петлями кружки», «на со- боляхъ», с кружевом и дымчатого цвета шнурами, продевавшимися в черно-золотистые закрепки; вишневого бархата «съ золотомъ месяцы да звездки, на черевяхъ на песцовыхъ на чорныхъ», с вшитым в прой­мы гладким золотным кружевом; вишневого бархата «узоръ крещатъ», с гладким золотным кружевом, на меховой подкладке из черного песца, с темно-красными петлями и багрового цвета завязками. Кроме них, в казне Ивана Грозного хранились скромный, но заслуживающий осо­бого внимания наряд, на изготовление которого пошел не ворсистый шелк, а шерстяная материя — «сукно бархатно», а также детали двух ферязей из бурской бархатной ткани. Один «спорокъ» был черно- зеленый, «съ золотомъ репьи», другой — «шолкъ червчатъ да жолтъ съ золотом круги» (Опись 1850: 16, 17, 19-22, 25, 30-32).

Из небольших отрезов заморской ткани рослому тучному царю и высокому престолонаследнику шили укороченные или безрукавные кафтаны. В описи упоминаются одиннадцать «кафтанцев коротких». Один из них был выкроен из пятиаршинного куска синего «двоеморхо­го» венецианского бархата «съ золотомъ и съ петлями круги и листье». Его украсили серебряными закрепками и кистями на шнурах — завяз­ках, а также пришитыми в четырех местах красными бархатными ап­пликациями с жемчугом. Кроме него, из венецианского бархата были сшиты еще три «кафтанца»: один — белого «рытого» бархата с лазо­ревым ворсом, другой — из «двоеморхой» красно-черной ткани «съ золотом и съ петлями», третий — из белого материала, по которому стелился черный шелк, а поверх него змеилось кружево. Еще семь «каф­танцев» были сделаны из бурского бархата. Один из них — оранжевого цвета с красными и черными кругами — имел нашивки, петли и кисти завязок в тон рисунку ткани. Он был украшен черными бархатными «образцами», вышитыми серебром, имел черные шелковые с серебря­ной нитью накладные горизонтальные петли и кисти шнуров. Для из­готовления другого укороченного кафтана использовали бархат «зе- ленъ да чернъ съ золотомъ круги», для третьего — «на черни шолкъ голубъ по три копытцы золоты», для четвертого — «на червце шолкъ лазоревъ зеленъ золотной полосатъ», для пятого — «на зелени шолкъ жолтъ змейки и копытца», для шестого — «на бели шолкъ чорнъ змей­ки» и алые атласные аппликации, вышитые золотом. Седьмой «кафта- нец» был «зеленъ да рудожелтъ, съ круживом».

Некоторым бархатным платьям укорачивали не подолы, а рукава. Из венецианской ткани были сшиты два эффектных кафтана необыч­ного фасона. Один из них, с короткими рукавами, напоминал терлик. Он был «зеленъ клетчатъ» и по проймам обшит широким золотным и серебряным кружевом. Другой кафтан, безрукавный, был похож на длинный приталенный жилет. Сшитый из желто-красной ткани с чер­ными клетками, он застегивался на «тридцать три пуговицы серебря­ны белы киотчаты». Портным было приказано украсить его зеленым шелковым кружевом с серебром, но они это распоряжение не выпол­нили (там же: 9, 14-17, 19, 28, 30, 31).

Поколенные или спускавшиеся несколько ниже, облегавшие стан и расширявшиеся на бедрах, цельнокроеные, с глубокими вытачками или отрезные по талии, имевшие небольшие петли или клапан на гру­ди и, возможно, короткие, присборенные у плеч рукава кафтаны на­зывались терликами. По вороту, подолу, низу рукавов они богато рас­шивались жемчугом, самоцветами, золотными шнурами, канителью, шелком (Савваитов 1896: 145; Рабинович 1986: 72; Рабинович 1988: 148). В правление Василия III придворные-стольники должны были испол­нять свои служебные обязанности в терликах. Австрийский барон Си- гизмунд Герберштейн, пировавший с московским государем в 1517 и 1526 годах, заметил, что стольники были одеты «в различные платья, называемые „терлик" (Terlick), обильно украшенные драгоценными камнями и жемчугом» (Герберштейн 1988: 218). У Ивана Грозного име­лось такое же платье, сшитое из венецианского бархата: «на зелени шолкъ белъ моршечки, съ круживомъ [немецким золотным. — И.М.], пугвицы серебряны золочены колесчаты». Еще один терлик царь при­казал сделать из белого «рытого» бархатного «спорка» с голубым вор­сом, но выполнили ли портные его распоряжение, неизвестно (Опись 1850: 17, 19, 31).

Военный кафтан с плотным, стоячим воротником, закрывавшим шею, уши, затылок ратника, на толстой ватной, простроченной под­кладке, предохранявшей от ударов холодным оружием, назывался тягиляем. Зимние модели тягиляев утепляли мехами. Иван Грозный снаряжался на войну «свыше всякой меры богато» (Английские путе­шественники 2007: 76). У него были четыре тягиляя из венецианского бархата: «цениненъ съ золотомъ и съ петлями, на немъ 56 пуговицъ золоты, продолговаты сенчаты съ жемчуги», «шолкъ червчатъ да зеленъ съ золотомъ и съ петлями, на немъ 46 пуговицъ золоты, сенчаты реза­ны на проемъ съ жемчуги», «лазоревъ листки золоты на немъ 48 пуго- вицъ чешуйчеты съ чернью», «на бели чубаръ с розными шолки, а на нем 68 пуговицъ золоты, травки резаны съ чернью». Не менее роскош­но одевался в военное время царевич Иван Иванович. У него был тяги- ляй из бурского ворсистого шелка — «червчатъ да зеленъ съ золотомъ реки, пугвицы серебряны белы съ обручи», и четыре венецианских бархатных кафтана: «червчатъ двоеморхъ съ золотомъ и съ петлями, другие круги, на немъ пугвицы золоты резаны проемъ съ жемчуги», «червчатъ да зеленъ съ золотомъ и съ петлями мелкой узоръ, пугови­цы на немъ золоты чешуйчаты», «на бели чубарь с розными шолки, пуговицы серебряны золочены месты резаны съ чернью продолгова­ты», «червчатъ гладкой съ круживомъ, пугвицы серебряны золочены уголчаты» (Опись 1850: 21, 22, 32, 33).

К верхней одежде пришивали и пристегивали разнообразные стоя­чие и оплечные воротники — «ожерелья». Их делали из дорогих мате­риалов, расшивали шелком, жемчугом и самоцветами. К шести царским зипунам были изготовлены «ожерелья» из черного гладкого венециан­ского бархата. Еще один воротник из ворсистой шелковой ткани того же производства — «синь съ золотомъ и съ петлями змейки да копыт­ца золоты» — крепился к кафтану, сшитому из желто-голубой камки. В комплекте с вишневой бархатной шапкой надевалось «ожерелье» из венецианского «мохнатого» шелка, должно быть, того же цвета «с золо- томъ змейки и копытца, у него 4 пуговицы золоты» (там же: 24, 33).

К богатым нарядам из привозного шелка полагалось надевать ро­скошные бархатные шапки. Шесть головных уборов Ивана Грозного были сшиты из венецианского бархата. Один из них — синий с золо­том, с петлями «змейки», около которых мерцал жемчуг, имел окол из черно-бурой лисы. Вторая шапка, сделанная «съ Литовского об­разца», с двумя разрезами на полях, надевалась с траурным платьем. Она была сшита из черного гладкого бархата и подбита черно-бурой лисой. Высокий конусообразный татарский клобук с пуговицами и кистями, имевший небольшие, загнутые вверх поля с разрезами, ко­торые раздвигали их так, что образовывались острые, приподнятые уголки, назывался науруз (об этих шапках см.: Рабинович 1986: 83-84). Бархатные наурузы Ивана IV были: красным «двоеморхим», «съ зо- лотомъ и съ петлями», и синим, «с золотомъ и съ петлями с запонами [брошками. — И.М.]». Особенно красив был красный колпак «съ зо- лотомъ и съ петлями месяцы, запоны золоты, а въ нихъ по изумруду, да по яхонту по червчатому, да по зерну по вислому, да 6 плащиков [подвесок — И.М.] золоты». Кроме того, в казне хранился «спорокъ шапочной бархатъ Венедитцкой вишневъ съ золотомъ и съ петлями».

Четыре царские шапки были сшиты из бархата неизвестного произ­водства: синяя, низанная жемчугом; вишневая с перлами и «лисьимъ съ чернымъ околомъ»; такая же красная, дополнительно украшенная блестящей шелковой нитью; и науруз гвоздичного цвета, вышитый «золотомъ волоченымъ, съ запонами». Еще два головных убора из ве­нецианской и бурской ворсистой ткани были заказаны колпачникам. Одну шапку, с отворотом из меха черно-бурой лисы, предполагалось сделать из красного материала с золотом и «петлеватыми» кругами; вторую — из бурского шелка яркой расцветки: по его пунцовому полю ползли желтые «змейки» и скакали «копытца» (там же: 9, 10, 14, 24, 28, 29, 33, 39).

Из обрезков бархата придворные портные выкраивали разнофи­гурные нашивки: «круглые», «долгие», «великие», «листья», «листья с выимкою», «коруны», «коруны большие». Их расшивали золотом и серебром, обнизывали жемчугом и размещали на контрастных по цве­ту платьях в 3-5 местах. Царские платья расцвечивали аппликациями из красного, синего, лазоревого, желтого и черного бархата (там же: 8-11, 15, 16, 18-21).

Еще большим разнообразием отличался состав бархатных тканей, хранившихся в казне царей Федора Ивановича (1584-1598) и Бориса Годунова (1598-1605). В описной книге придворного имущества 7097 (1589) года перечислены: три рулона венецианских материй — «бар­хатъ. золотной, травы шолкъ алъ, въ травахъ аксамичено золотомъ и серебромъ», «на золотой земле шолкъ червчатъ съ золотомъ и съ серебромъ, петлеватъ», «по золотной земле. травы золотныя и серебряныя петелчаты да травы морхъ [ворс. — И.М.] червчатъ»; «бархатъ турской, по золотной земле травы шолкъ червчатъ, листье серебряное»; два «кизылбашских» полотна — «по серебряной земле люди сидячие и барсы и звери, шолки розные», «бархатъ. рытой, по серебряной зем­ле травы и листье шолкъ алъ да вишневъ». Возле записи о двух отрезах яркой ворсистой ткани название страны-производителя не указано. Возможно, эта ткань была отечественного производства. Это был бар­хат двух видов: «золотной, по немъ морхъ червчатъ да лазоревъ, травы серебряныя» и «двоеморхъ жаркой цветъ» (Савваитов 1896: 2, 10, 79). Через несколько лет, в начале XVII века, служивший Борису Годунову французский капитан Жак Маржерет видел в сокровищнице царя «всевозможные сорта бархата» (Маржерет 2007: 142).

Все они по-прежнему стоили дорого. Например, в 1584 году ар­шин гладкого венецианского бархата можно было купить за рубль, в 1585 году аршин с четвертью бурской ткани «большея земли» (с круп­ными узорами) — за 2 рубля, аршин такого же материала «меншия земли» — за 40 алтын (2,4 рубля) (Савваитов 1896: 10). Из этих тканей придворные мастера Федора Ивановича и Бориса Годунова изготав­ливали такие же яркие и нарядные изделия, как те, которыми пользо­вался Иван IV.

В описи 1589 года упоминаются: «турский» кафтан (длинное и ши­рокое, без воротника, с откидными рукавами, запахивавшееся на левую сторону, застегивавшееся только у горла и на боку платье (о его по­крое см.: Савваитов 1896: 53; Рабинович 1986: 72; Рабинович 1988: 148)) из венецианского бархата «на золотой земле шолкъ червчатъ съ пет­лею золотою», который был «подложенъ отласомъ зеленымъ»; «шляпа немецкая» с ленточкой из красной бархатной ткани; «вошвы бархатъ на золоте шолкъ червчатъ да зеленъ»; «одеяло, средина бархатъ вини- цейской золотной на червчатой земле; кайма на кисее шита розными шолки на бумаге» (Савваитов 1896: 22, 53, 87, 89). Ворсистые накладки широко использовали для отделки оружия. В той же описи значатся ножны мечей, сабель, кинжалов, украшенные красным и гладким виш­невым бархатом, в том числе «ножны поволочены черленымъ барха- томъ, оправлены серебромъ золоченымъ, съ каменьемъ съ бирюзами и съ винисами и съ зеленымъ каменьемъ»; а также саадак (прибор для хранения лука и стрел) из черной замши, расшитый разноцветными кусочками «тафтицы» и бархата, красными, голубыми, белыми и зе­леными шелковыми узорами (там же: 85-86).

В отличие от самодержца — отца, неизменно принимавшего ино­странные миссии только в парчовом платье, царь Федор Иванович давал дипломатические аудиенции в бархатных нарядах. 3 октября 1593 года он предстал перед австрийскими послами в платье из красного бархата, «сплошь» расшитом «крупным жемчугом». 24 октября государь вторич­но принял австрийцев, уже в кафтане «с сине-фиолетовыми бархатны­ми цветами», который «сзади и спереди» был украшен «прекрасным крупным жемчугом, шириной в руку, также и выложен драгоценными каменьями». 7 ноября Федор Иванович снова встречался с теми же по­слами. На нем «был бархатный изсиня-фиолетовый кафтан с цветами». 9 ноября была дана прощальная, «отпускная» аудиенция. В тот день Федор Иванович облачился в «желтый бархатный кафтан, шириною в руку вышитый жемчугом» (Описание 1875: 17, 23, 25-26).

В правление этого государя больше бархата стали расходовать на казенные придворные костюмы. Если телохранители-рынды Ивана IV зимой несли караул в парчовых серебристых кафтанах и высоких, расширявшихся к верху белых бархатных шапках, опушенных ры­сьим мехом и мерцавших перлами (Путешествие 1843: 28), то в годы царствования Федора Ивановича для почетной стражи сшили новые наряды. В дополнение к чудесным шапкам рынды получили эффект­ные, облегавшие стан, расклешенные от талии до лодыжек белые бар­хатные кафтаны с длинными присборенными у плеч, сужавшимися к запястьям рукавами (Описание 1875:17). Тогда же служилые люди Конюшего приказа — государевы возничие — одевались в яркие бро­ские «форменные» платья. В 1589 году в кладовых этого приказа хра­нились «терликъ возничей, на черевахъ на лисьихъ, бархатъ бурской шолкъ червчатъ да жолтъ» и шапка средневекового кучера «бархатъ лазоревъ, околъ рысей» (Савваитов 1896: 145, 171).

Но самым богатым щеголем царского двора в конце XVI века был шурин самодержца, думный боярин, конюший, фактический прави­тель Московского государства Борис Федорович Годунов. 17 октября 1593 года он принял у себя дома австрийского посла Николая Варкоча. Когда последний вошел в хоромы, Годунов сидел на лавке на красной бархатной подушке. «Одет он был в длинный кафтан из золотой пар­чи, с красными и зелеными бархатными цветами. Сверх этого кафтана надет на нем еще другой, покороче, из красного с цветами бархата, и белое атласное исподнее платье. У этого кафтана внизу и спереди кру­гом, и сверху около рукавов было прекрасное жемчужное шитье ши­риною в руку.» (Описание 1875: 20-21). Среди нарядов влиятельного боярина значились терлик из красного «двоеморхого» венецианского бархата и ворсистые шелковые ферязи (Савваитов 1896: 154, 157). На­ряду с шубами и меховыми шапками в его гардеробе имелась модная «шляпа немецкая дымчата, подложена бархатомъ червчатымъ, нутръ тафтою; обручикъ бархатъ червчатъ, пряшка и наконешникъ и засовъ серебряны золочены». Начальник Конюшего приказа мало воевал, но имел прекрасное вооружение. Он ездил на боевом коне в богатом сед­ле, «крылца и вошвы [которого были. — И.М.] шиты золотомъ и се- ребромъ по бархату по черному». На футляре для лука, входившем в комплект саадака Б.Ф. Годунова, красовался «кишень» — карман «из рытаго червчатого бархата, обшитаго чернымъ хзомъ (сафьяном, тон­ко выделанной козьей кожей. — И.М. ], по которому шито и строчено золотомъ и серебромъ, съ образчиками человечьими и шелковыми ки­стями на шелковыхъ же столпцахъ» (там же: 23, 57, 177).

В России XVI века дорогие ткани и изделия из них можно было уви­деть не только в царском дворце и хоромах знати, но также в богатей­ших ризницах, церквах, приемных и гостевых кельях крупных мона­стырей. Их дарили в обители самодержцы и бояре, дворяне и дьяки, их матери, жены, сестры, дочери в память об умерших, с надеждой на сострадание и помощь в земной жизни.

Так, на рубеже XV-XVI веков митрополит Симон передал в Троице-Сергиев монастырь белую шелковую ризу с красным бархат­ным оплечьем, расшитым жемчугом и драгоценными фигурными пластинками — дробницами (ВКТСМ 1987: 37). В 1525 году троицкие старцы приняли вклад Василия III — «фелонь из белой итальянской обьяри XVI в., мелкого растительного рисунка (стилизованные гра­наты чередуются с листьями и стеблями). Оплечье черного бархата: в эллинистической формы обрамлениях помещены двуглавые орлы, шитые жемчугом, канителью и картулином. Между этими обрамле­ниями вышиты жемчугом и канителью рельефные двуглавые орлы в коронах и грифоны. Крест и звезда [нашивка внизу заднего по­лотнища одеяния. — И.М.] шиты жемчугом и канителью по черному бархату тем же рисунком, как и оплечье, кружево [полоса ткани или металла, обрамляющая подол фелони. — И.М.] серебряное и кован­ное» (Свирин 1926: 22).

До конца XVI столетия в ризницу монастыря поступили великолеп­ные фелони: из «турского» золотного атласа с багровым бархатным оплечьем, мерцавшим перлами, сверкавшим дробницами; из анало­гичной ткани с оплечьем из чернильно-фиолетового бархата с жемчу­гом и шестью дробницами (вклад Дмитрия Ивановича Годунова, дяди и воспитателя царя Бориса); переданные в 1592 году «ризы парчи с зо­лотыми травами. Оплечье и около ердани каймы и в них надпись низа­но жемчугом кафимским по таусинному [сине-малиновому. — И.М.] бархату, на нем двадцать четыре дробницы серебряных круглых, на них изображено резью с чернью Св. Троица, Деисус, разные праздни­ки и святые и на одной дробнице надпись: вкладу боярина князя Федо­ра Михайловича Трубецкого. Крест и звезда бархату золотного. При оплечье пять пуговиц серебряных гладких, подольник бархату темно- вишневого, подпушены камкою песочною, подложены камкою двое- личною». В 1598 году Мария (в иночестве — Марфа) Владимировна Старицкая, королева Ливонская, «дала [в Троице-Сергиеву обитель. — И.М.] ризы саженые отлас бел серебрян оплечье бархат черн сажено жемчугом лапками: назади у оплечья дробницы золоты, а на переди дробницы серебряны. Золочены крест и звезда жемчугом сажено с ка- меньем. Круживо у риз того-ж бархату сажено жемчугом з дробница­ми, дробницы серебряны золочены» (там же: 15-19, 22).

Вкладчик в Троице-Сергиеву обитель Д.И. Годунов был также ктито­ром Костромского Ипатьевского монастыря. В 1586/87 году он почтил память покоившихся здесь родственников и возложил на их гробни­цы «тринатцать покровов бархатных». В том же году боярин передал ипатьевским старцам «ризы бархат багров, а оплечье бархат на золоте. Да стихарь [одеяние дьякона. — И.М.] бархат багров, а оплечье бархат червчат на золоте. Да уларь [орарь, длинную широкую ленту, знамену­ющую благодать божию, полученную в таинстве священства, которую дьякон возлагает крестообразно на грудь и спину или только на левое плечо. — И.М.] бархат червчатой. Да поручи бархат на золоте. Да двои ризы бязинные оплечье бархат цветной червчатой. Да три стихары диа- конския уязинных оплечье бархат цветной, да двои поручи бархатныя цветныя. да аршин бархату цветного». В 1595 году по распоряжению Д.И. Годунова был изготовлен серебряный престол для Троицкого со­бора Ипатьевского монастыря, а к нему сделали «индитью. бархат- ну сажену жемчугом». В разгар борьбы придворных группировок за власть, в 1587 году, о братии костромского монастыря вспомнил Борис Федорович Годунов, который дал в обитель камку и полтора аршина золотного бархата с наказом сделать из этого материала ризу (Рогов, Уткин 2003: 79, 80, 82).

Иноки Кирилло-Белозерского монастыря шили покровы, празднич­ные и повседневные пелены, облачение духовенства из новых и быв­ших в употреблении бархатных тканей, в том числе поступивших из государевых светлиц. Келари, скрупулезно учитывавшие все доходы и расходы братии, старались как можно точнее описать структуру, рису­нок, цветовую гамму привозных и отечественных «бархатов», их соот­ношение в изделиях монахов. Опись имущества Кирилло-Белозерской обители 1601 года отразила изобилие многоцветных, «классических» и оригинальных, различавшихся фактурой и рапортом узоров ворси­стых тканей.

Согласно этой описи, в то время общине Кирилло-Белозерского мо­настыря принадлежали «бархаты»: «золотной», «червчат» (красный); «червчет гладкой»; «червчет рытой»; «золотной по червчатой земле»; той же фактуры и расцветки, но «рытый»; «червчет золотной»; «черв­чет з золотом»; «петлеват шолк червчет з золотом»; «шолк зелен да червчет»; «шолк зелен да червчат з золотом»; «шолк червчат да зелен»; «шолк червчат да зелен з золотом»; «червчат з золотом, в золоте шелк зелен»; «зелен по червчатой земле з золотом»; «золотной шолк червчат да голуб»; «червчат да голуб з золотом»; «червчет з золотом да шолк го­луб»; «золотной шолк червчат да лазорев»; «червчат шолк да лазорев з золотом»; «шолк червчат, да голуб, да зелен»; «золотной по червчятой земле шолк зелен да голуб»; «шолк червчат, зелен, голуб з золотом», «шолк червчат, да лазорев, да зелен з золотом»; «шолк зелен да лазо­рев, да червчат з золотом»; «цветной шелк черлен да жолт»; «рыт шолк червчет да жолт»; «шолк червчет и зелен и жолт», «шолк червчет, да жолт, да зелен з золотом»; «черлен, вишнев з золотом»; «цветной шолк черлен да черн»; алый; «ал гладкой»; «вишнев»; «вишнев гладкой»; «вишнев золотной»; «рытый шолк вишнев з золотом»; «багров глад­кой»; «шолк багров з золотом»; «золот да шолк багров»; «золотной по багровой земле»; желтый; «рудожолт» (оранжевый); зеленый; зеленый гладкий; «зелен рытой»; «зелен рытой узорьчат»; «зелен з золотцом»; зеленый «з золотом»; «золотной по зеленой земле»; «синь»; «золотной по синей земле»; «золотной по лазоревой земле»; «дымчят рыт»; «та- усиновый [лиловый. — И.М.] рытый»; «таусинен, цвечен шолком бе­лым да рудожелтым»; «шолк бел, да лазорев, да черн»; черный; чер­ный гладкий; черный «рытой»; «черн з золотом»; «золотной по черной земле»; «серебрян по черной земле»; «шолк чорн да голуб»; «черн по белой земле, полосат»; «чорн рытой, полоски белы»; «чорн рытой по белой земле круги, а в кругех золото»; «шолк черн, бел, голуб, зелен золотом» (Опись 1998: 43, 45, 46, 48, 53-55, 57, 61, 68, 69, 73, 75, 78, 79, 82-84, 94, 96, 99, 100, 102, 105, 106, 110, 113, 114, 117, 119, 121, 122, 139-149, 152-154, 160, 162, 175, 176).

Комбинируя эти ткани, монахи создавали «праздничные» церковные облачения и украшения для предметов культа. Например, соборный старец Леонид Ширшов сделал «из царские дачи ис платна» несколь­ко красочных пелен. Одна из них, вишневая с золотом, подвешивалась к образу архангела Гавриила. В середину этой пелены был вшит «бар- хот червчет, шолк лазорев да зелен з золотом, крест миткалинен [из тонкой бумажной ткани. — И.М.]». Для иконы «Иван списатель Ле- ствицы на золоте, в деянье» Леонид сшил плат «бархат чорн рытой по белой земле круги, а в кругех золото, середник бархат шелк червчят да голуб з золотом, крест камка бела»; к образу «Введение Пречистые Богородицы» — пелену «бархат шолк червчат, зелен, голуб з золотом, середник бархат шолк зелен да лазорев, да червчат з золотом, крест миткалинен бел». Такой же плат украшал икону «Успение Пречистой Богородицы». В церкви Кирилла Чудотворца литургические сосуды на­крывали великолепными сударями, один из которых был из золотного атласа, «наугольники верхние шиты золотом и серебром по вишнево­му бархату; исподние наугольники бархат рыт шолк червчет да жолт; середник бархат червчет з золотом да шолк голуб, крест и круживо золотное. Другой сударь, окладник отлас червчет, наугольники бар­хат золотной шолк червчят да голуб, середник отлас золотной, крест вышит золотом» (там же: 96, 102, 112, 117, 119).

С бархатными тканями работали не только портные, но и мастера книжного дела. «Благородным» материалом обтягивали ценные руко­писные книги — «исходища мудрости» православных христиан. На­пример, Библия, принадлежавшая Ивану Грозному, была «облочена бархатомъ червчатымъ гладкимъ». Царь часто читал ее, поэтому дьяк, составлявший опись его имущества, заметил: «Бархатъ потертъ» (Опись 1850: 7). На Евангелии митрополита Иоасафа «застенки на червча- том бархате жемчюгом сажены з дробницею» (ВКТСМ 1987: 37). В би­блиотеке Кирилло-Белозерского монастыря хранились: «Евангилье... оболочено борхотом цветным шолк червчет да зелен, евангиелисты и застешки медные.», «Евангилье письмяное... оболочено бархатом золотным ветьчаным, крест, и евангилисты, и застешки серебряны зо­лочены», «Евангелье, оболочено бархатом черным гладким, застежки меденые», «Евангелье на харатье писменое. Никиты Семешкова, вла­дыки Коломенсково, оболочено бархатом зеленым гладким, застежки и жуки [защитно-декоративные подставки по углам нижней, иногда верхней доски книги. — И.М.] серебрены золочены», «Евангелье Еу- фимьевъское Цыплетева... оболочено бархатом зеленым, застежки и жуки серебрены», «Евангелье Зиновьевъское... оболочено бархатом червчетым, застежки серебрены», «Евангелье Савинское, оболочено бархотом червчетым» (Опись 1998: 110, 114, 121-122).

Итак, в средневековой Европе использовали бархат восточного про­исхождения и итальянского, с XV века французского производства. В европейских тканях высокого сорта и «земля», и поднимавшийся над ней ворс были шелковыми; на Востоке уток часто делали из хлопчато­бумажных нитей (Свирин 1926: 61). Первыми ворсистые ткани оценили жители Апеннинского полуострова и французских герцогств, графств, королевского домена; в конце XV века — англичане и русские. В Сред­ние века бархат, являвшийся предметом роскоши, маркировал высо­кий социальный статус его владельцев, их принадлежность к высшим кругам знати. Передавая великолепные ткани в католические и право­славные монастыри, средневековые люди тем самым выражали при­верженность избранной ими вере, готовность ради нее пожертвовать самыми ценными сокровищами. К тому же в России, где при домини­ровании христианского религиозного культа сохранились пережит­ки языческих верований, яркие нарядные бархатные ткани наделяли солярно-репродуцирующей символикой и использовали в древних се­мантически сложных обрядах.

 

Литература

 

АММС 1998 — Акты Российского государства. Архивы московских монастырей и соборов. XV — начало XVII вв. М., 1998.

Английские путешественники 2007 — Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. Рязань, 2007.

Антонов 2001 — Антонов А. Костромские монастыри в документах XVI — начала XVII века // Русский дипломатарий. М., 2001. Вып. 7.

АРГ 1975 — Акты Русского государства. 1505-1526 гг. М., 1975.

АСЗ 1998 — Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. Т. 2. М., 1998.

АССЕМ 1998 — Акты Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря. 1506-1608 гг. М., 1998.

АФЗХ 1956 — Акты феодального землевладения и хозяйства. Ч. 2. М., 1956.

Бахрушин 1952 — Бахрушин С. Научные труды. Т. 1. М., 1952.

Брокгауз, Ефрон 1891 — Энциклопедический словарь. Т. III / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1891.

Брокгауз, Ефрон 1903 — Энциклопедический словарь. Т. XXXIX / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1903.

Вейс 1876 — Вейс Г. Внешний быт народов с древнейших до наших вре­мен. Т. II. Ч. 2. М., 1876.

Вейс 1877 — Вейс Г. Внешний быт народов с древнейших до наших вре­мен. Т. III. Ч. 1. М., 1877.

Виолле-ле-Дюк 1997 — Виолле-ле-Дюк Э.-Э. Жизнь и развлечения в Сред­ние века. СПб., 1997.

Вишневская 1999 — Вишневская И. Драгоценные ткани на Руси в XVI- XVII веках: их виды и особенности бытования // Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль»: Ма­териалы и исследования. Вып. XII. М., 1999.

ВКТСМ 1987 — Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987.

Герберштейн 1988 — Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.

Горбачева 2000 — Горбачева Л. Костюм средневекового Запада. От на­тельной рубахи до королевской мантии. М., 2000.

ДДГ 1950 — Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950.

де Коммин 1986 — де Коммин Ф. Мемуары. М., 1986.

Джан 1998 — Джан Т. Турция — колыбель цивилизации. Стамбул, 1998.

Домострой 1994 — Домострой. СПб., 1994.

Донесение 1876 — Донесение о Московии Иоанна Пернштейна, посла императора Максимилиана II при московском дворе в 1575 году // Чте­ния в императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1876. Апрель — июнь. Кн. 2.

Замки Луары 2008 — Замки Луары / Изд. «Валуар — Зетрель». Блуа, 2008.

Из истории 1984 — Из истории дворцового делопроизводства конца XV в. Опись приданого великой княжны Елены Ивановны 1495 г. / Публ. А.Л. Хорошкевич // Советские архивы. 1984. № 5.

История Европы 1992 — История Европы с древнейших времен до на­ших дней: в 8 т. Т. 2. М., 1992.

История Европы 1993 — История Европы с древнейших времен до наших дней: в 8 т. Т. 3. М., 1993.

Клулас 2001 — Клулас И. Повседневная жизнь в замках Луары в эпо­ху Возрождения. М., 2001.

Колызин 2001 — Колызин А. Торговля древней Москвы (XII — середи­на XV в.). М., 2001.

Ляйте-Яспер, Дистельбергер 2004 — Ляйте-Яспер М., Дистельбергер Р. Музей истории искусств, Вена. Сокровищница дворца Хоф- бург. Лондон; Мюнхен, 2004.

Маджи 1995 — Маджи Д. Весь Париж. Флоренция, 1995.

Маржерет 2007 — Маржерет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи). М., 2007.

Муратов 1994 — Муратов П. Образы Италии. М., 1994.

Николаев 2006 — Николаев С. Ворсовые ткани // Большая Российская энциклопедия. Т. 5. М., 2006.

Описание 1875 — Описание путешествия в Москву посла римского императора Николая Варкоча с 22 июля 1593 года. М., 1875.

Опись 1850 — Опись домашнему имуществу царя Ивана Васильеви­ча по спискам и книгам 90 и 91 годов // Временник императорско­го московского общества истории и древностей российских. М., 1850. Кн. VII.

Опись 1998 — Опись строений и имущества Кирилло-Белозерско- го монастыря 1601 года: Комментированное издание. СПб., 1998.

Путешествие 1843 — Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сказания иностранцев о России в XVI и XVII веках. СПб., 1843.

Рабинович 1986 — Рабинович М. Одежда русских XIII-XVII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы. Материалы к историко- этнографическому атласу. М., 1986.

Рабинович 1988 — Рабинович М. Очерки материальной культуры русского феодального города. М., 1988.

Рогов, Уткин 2003 — Рогов И., Уткин С. Ипатьевский монастырь. Исторический очерк. М., 2003.

Савваитов 1896 — Савваитов П. Описание старинных русских утва- рей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора, в азбучном порядке расположенное. СПб., 1896.

Сб. РИО 1884 — Сборник императорского Русского исторического общества. Т. 41. СПб., 1884.

Свирин 1926 — Свирин А. Опись тканей XIV-XVII вв. б. Троице-Сер- гиевой Лавры. Сергиев Посад, 1926.

Сэрра 1995 — Сэрра В. Вся Венеция. Флоренция, 1995.

Фавье 2012 — Фавье Ж. Столетняя война. СПб., 2012.

Хейзинга 2011 — Хейзинга Й. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. СПб., 2011.

Хорошкевич 1980 — Хорошкевич А. Русское государство в системе меж­дународных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980.

Шумаков 2002 — Шумаков С. Обзор «Грамот коллегии экономии». М., 2002.