Украшение красивого. Элитарность и китч в современном искусстве.Государственная Третьяковская галерея на Крымском Валу, Москва. 19 декабря 2012 — 3 марта 2013

Поиск таинственной формулы вечной красоты был смыслом жизни многих художников, до тех пор пока их творчество не назвали китчем. Произошло это примерно в 1860-е годы в Баварии, где в среде антиква­ров появилось это словечко. С тех пор искусство старается тщательно маскировать свою потребность в красоте, дабы не быть обвиненным в намеренном «украшательстве» жизни. А изящество и гламурность были узурпированы массовой культурой, индустрией рекламы и шоу- бизнеса. Дадаисты первыми придали ценность объектам массовой культуры и китча. Вслед за дадаистами эстетикой китча увлеклись поп-артисты, именно они узаконили китч в сфере contemporary art, сделали его методом. Сегодня китч является одним из важных компо­нентов, из которых складывается визуальный образ современного ис­кусства. Преувеличение, ирония, гротеск на грани фола, откровенная имитация плохого искусства, игра со смыслами, инверсия, неприкры­тое цитирование — все эти китчевые приемы давно вошли в словарь искусства постмодернизма. Изобразить «прекрасное» прогрессивный художник ХХ века имеет право лишь в двух случаях: пародируя своих предшественников (тем самым глумясь над историей искусства) либо утрируя приемы китча (насмехаясь уже над окружающей действитель­ностью, а иногда и над зрителем). Вариации этих двух основных моти­вов и были продемонстрированы на выставке в Третьяковской галерее на Крымском Валу.

Кураторы выставки Кирилл Светляков и Кирилл Алексеев ключевой принцип экспозиции почерпнули в авангардном девизе Михаи­ла Ларионова «Признавать всё!», выдвинутом в 1913 году на выставке «Мишень», и позволили себе реализовать весьма расплывчатую кон­цепцию, трудно поддающуюся логическому анализу. В одном про­странстве они соединили произведения авангарда первых десятилетий ХХ века, андеграунда 1970-х годов и работы современных художников с недатированными рыночными клеенками и ковриками, а также дере­вянными рельефами самоучки Алексея Пичугина (1909-1999), имити­рующими популярные картины русских художников. Конечно, китч гораздо разнообразнее, чем несколько забавных клеенок и резных картин, но для кураторов важнее было раскрыть эту тему в произве­дениях современных художников. Для многих специалистов наивное искусство (naive art) и китч — понятия очень близкие, иногда даже вза­имозаменяемые — но это вовсе не так. Они имеют разную природу, и если наивное искусство неизменно в своем мифологизированном ми­росозерцании, то китч — явление изменчивое и напрямую зависит от модных тенденций. Давно замечено, что китчем в разное время счи­тались иногда противоположные вещи. Авторы выставки восприняли китч как нечто неизменное, застывшее во времени. Но поскольку это «нечто» они не смогли четко определить, то и выставка получилась не­внятной по общему впечатлению.

Название выставки отсылает к композиции Валерия Кошлякова, со­ставленной из грубо разукрашенных розовой, голубой и белой краска­ми фотопортретов артистов Ростовского театра оперетты. Используя точно такой же материал — черно-белые фотопортреты советских ар­тистов, Вячеслав Колейчук, один из лидеров группы «Движение», по­дошел к выполнению задачи иначе. Он меняет восприятие с помощью ножниц и клея, вырезая части лица (глаза, нос, рот) и просто повора­чивая их. Результат ошеломляет — вместо идеальных отретуширо­ванных лиц мы видим уродливые маски («Артисты советского кино». Серия из 13 листов. 1974-1975). Работы В. Кошлякова и В. Колейчука с гламурными портретами артистов утрируют до безобразия приемы журнальной ретуши и раскрашивания фотографий.

Такой широко используемый в китче прием, как копирование по­пулярного произведения в ином материале, раскрывается в работах М. и Н. Аренд, И. Кругликова, которые имитируют супрематические картины Казимира Малевича, используя ткань и искусственный мех. По этому же пути давно и уверенно двигается Дмитрий Цветков, ко­торый создает из кусочков атласа и бархата модели оружия, расши­вая их стеклярусом и бисером. Выполненные в ином мягком матери­але автоматы, пистолеты и револьверы теряют свое милитаристское значение, возвращают нас к детским играм. Его ироничная рабо­та «Родной, убей авангардиста!» дала название одному из разделов выставки.

Лидеры российского «актуального» китча Владимир Дубосарский и Александр Виноградов были представлены одной скромной и край­не неудачно расположенной картиной «Мишки» (2008) из собрания П. Броше, продолжавшей тему копирования любимых картин Третья­ковской галереи в самодельных ковриках и раскрашенных рельефах. Творчество В. Дубосарского и А. Виноградова опирается на китч как на источник, их работы часто отсылают к впечатлениям детства; жаль, что присутствие на выставке таких значимых для этой темы художни­ков было малозаметно.

Как попытку показать преемственность нынешних авторов от тра­диций русского авангарда, можно расценивать включение в состав экс­позиции случайных произведений 1910-1920-х годов: Н. Гончаровой, Б. Кустодиева, В. Чекрыгина, П. Кончаловского и Н. Денисовского. Рас­крытию заявленной темы они никак не способствовали, а лишь вводили зрителей в заблуждение (не все же помнят историю искусства!). В про­изведениях первых десятилетий ХХ века отчетливо видно, что китчем считалось совсем другое искусство: народное творчество, произведе­ния ремесленников и кустарей, детский рисунок.

Центральной работой выставки несомненно было произведение петербургского интеллектуала и художника Андрея Хлобыстина, на­чинавшего свой путь в составе группы «Новые художники». Доволь­но крупный холст представляет собой мифическую обложку журна­ла «Искусство и театр» за 2022 год с анонсом: «Великий в Большом. Премьера балета „Виктор Цой" на сцене Большого театра в постанов­ке Георгия Гурьянова». Это явная аллюзия автора на попытку совре­менной массовой культуры «канонизировать» героев андеграунда, инкрустировать их образы в массовое сознание, используя язык клас­сического искусства. Такое наложение противоположных смыслов и рождает тот самый пресловутый китч, который, по прозорливому суждению Клемента Гринберга, всегда противостоит авангарду. Ху­дожник подчеркивает абсурдность сюжета, изображая на сцене клас­сического театра в традиционных декорациях балет-каратэ, а над ним — бархатный занавес с девизом «Цой — это мир!» и подретуши­рованным слащавым портретом Виктора Цоя, ассоциирующимся не то с плакатом Мао Цзедуна, не то с образом христианского мученика.

Такие излюбленные приемы китчевой эстетики, как эклектичность (К. Звездочетов, Л. Резун-Звездочетова), ретроспективность (Е. Семе­нов), имитативность (Г. Майофис), адаптивность (В. Мамышев (Мон­ро)) и серийность (В. Комар и А. Меламид), стали и основными харак­теристиками постмодерна. Концепция Тимура Новикова опиралась на игровое восприятие прошлого, а его программная ретроспектив- ность строилась по принципу попурри, где классикой был провозгла­шен декаданс. Для Аркадия Петрова китч стал наиболее адекватной формой персонального автобиографического высказывания в искус­стве. Его картины, имитирующие раскрашенные черно-белые открыт­ки с сентиментальными надписями, давно стали символом рефлексии поствоенного поколения.

Знаменитый писатель Милан Кундера в своем культовом романе «Невыносимая легкость бытия» (1982) приписывает китчу новые де­финиции, соответствующие национальным, религиозным или поли­тическим взглядам людей. По его мнению, существуют разные кит- чи: католический, протестантский, иудейский, коммунистический, фашистский, демократический, феминистский, европейский, амери­канский, национальный, интернациональный. Следуя его логике, мы можем утверждать, что существует советский китч, базирующийся на идеологических штампах и агитационной пропаганде, отсюда проис­текают попытки рассматривать искусство соцреализма как воплоще­ние китча (С. Бойм).

По мнению французского философа и социолога, исследователя мас­совой культуры и общества потребления Жана Бодрийяра, «искусство теперь повсюду, поскольку в самом сердце реальности теперь — искус­ственность» (Бодрийяр 2000: 154). Ласковые сети китча обволакивают каждого из нас с самого раннего детства. Умилительные образы зай­чиков и котят, нарочитые гримаски, которыми снабжаются не только герои детских сказок, но и неодушевленные предметы, яркие цвета и блестки воспитывают привычку приятия китча. Китч начинают при­нимать за вариант нормы и даже хорошего доброго искусства. Но на поверку оказывается, что творчество современных художников, внешне иногда не отличимое от китча, гораздо честнее. Утрируя украшатель­ские приемы, имитируя доброту и сентиментальность, современные художники позволяют нам взглянуть на себя со стороны, раскрыва­ют изнанку наших кумиров, обличают мещанскую сущность. Все это имеет одну цель — помочь зрителю критически относиться к себе и к окружающей жизни. Ведь неслучайно многие обыватели категори­чески не приемлют такое искусство, воспринимая его как оскорбление собственного образа жизни.

Литература

Бодрийяр 2000 — Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Пер. и вст. ст. С. Зенкина. М., 2000.