«На одном дыхании», Татьяна Парфенова. Государственный музей-заповедник «Царицыно», Москва. 20 февраля — 5 мая 2013

Выставка ошеломляет. Парфенова предстает перед зрителями как жи­вописец — ее полотна оформляют все залы; автор книг ею же иллю­стрированных; дизайнер мебельных проектов и фарфоровых серви­зов, многочисленных аксессуаров — шарфов, украшений для волос, обуви и, наконец, платьев из коллекций разных.

Простым перечислением осуществленного нельзя исчерпать мас­штаб личности Мастера, необходимо вглядеться и понять, как вирту­озно сделаны и экспонаты, и сама экспозиция.

Выставка начинается с зала, где представлены платья одной из по­следних коллекций «Фрейлинский сад». Ощущения монотонного ше­ствия манекенов нет и не может быть. Легко себе представить, как пре­лестные барышни, идущие навстречу посетителям выставки, встречают гостя при входе в свой волшебный сад. Самое название коллекции от­сылает зрителя к временам, когда в императорских или королевских дворцах существовали фрейлинские апартаменты, имеющие собствен­ный вход-выход, через который во дворец приходили художники, музыканты, литераторы, путешественники — все те, кого хотели ви­деть члены императорской семьи, но статус которых не позволял при­нимать их в официальных пространствах.

Круг ассоциаций много шире, он говорит об огромном культурном опыте автора, в котором сплавились воедино прошлое и современность, европейское искусство и традиционная культура России. Каждое пла­тье из коллекции «Фрейлинский сад» можно рассматривать как карти­ну и разглядеть необычные пуговицы, сотворенные из нескольких пла­стиковых кружочков разного размера, соединенных в единый объем и превращенных тем самым в драгоценное изделие. И рукава не вшиты в пройму, а крепятся к ней завязками-бантиками, словно юная дама готовится с легкостью обменяться рукавами с возлюбленным, как это было в эпоху Возрождения — время, которое еще не знало совершен­ной геометрии кроя, но умело это скрыть, придать блеск и выразитель­ность своим «недостаткам». Увидев такое на абсолютно современном наряде, невольно вспоминаешь старинную русскую поговорку «для милого дружка и сережку из ушка». Эта тема волновала дизайнера и в коллекции «Реставрация» 2006 года, и позднее, в 2010-м («Картины и платья»), когда одна манекенщица предстала перед публикой в глу­боком реверансе в расшитом цветами наряде, многие детали которого соединены не швами, а лентами-завязками. Сюжет не только отсыла­ющий к прошлому, но и, несомненно, театрализованный, превраща­ющий моду в интеллектуальную игру.

В этой экспозиции размещены и две очень знаковые вещи. Это живописное полотно «Черное платье», своеобразный символ моды ХХ века — от Chanel до одной из последних коллекций старейшей косметической фирмы Франции Guerlain, давшей это название ду­хам, туалетной воде и кремам с силуэтом маленького черного платья. Платье Татьяны Парфеновой совсем другое, почти заполняющее собой холст, но образ столетия явно ощутим. Здесь же представлена фотопа­норама «Фрейлинский сад» (2011), изготовленная самыми современ­ными средствами, с изображениями современных девушек в платьях из одноименной коллекции. И в результате мы видим старину, почти средневековую миниатюру из «Часословов» с тщательно прописанны­ми пейзажами в разные месяцы года и различными занятиями изобра­женных там людей. И конечно, это не копии, а творческие фантазии на темы того, что может увидеть современный человек сегодня, пре­образив самого себя и свое предметное окружение.

В каждом зале установлен монитор, демонстрирующий клипы к каждой новой коллекции на сценарии самой Парфеновой. Все показы художницы решены по-новому. Иногда в качестве манекенщиц высту­пают профессиональные балерины на пуантах, как на показе 2010 года («Матильда»). В качестве музыкального сопровождения может быть тапер — профессиональный музыкант, играющий музыку времен не­мого кино. Или манекенщицы устроились на фоне стены с картинами художницы вдоль демонстрационного зала, а зрители расположились напротив, а не вокруг традиционного подиума («Картины и платья», 2010), как это обычно бывает на большинстве показов. Выставку завер­шает видеозал, в котором посетители могут увидеть коллекции разных лет, проецируемые на стену-экран.

На выставке есть и звук. Не только в зале, где выставлены книги с иллюстрациями Татьяны Парфеновой, из которых зачитываются фраг­менты, но и в переходе из одного зала в другой. Их соединяют мост­ки — таково экспозиционное пространство музея. На перилах закре­плены фотографии голубей, и зрителя сопровождает воркование птиц.

Художница вдохновляется разными образами. Картина-портрет Михаила Врубеля «Царевна-Лебедь», написанная художником в 1900 го­ду. Для оперы Н.А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» Вру­бель создал декорации и костюмы. Главную партию исполняла его жена Надежда Забела-Врубель, для которой он рисовал не только сцениче­ские костюмы, но и эскизы повседневной одежды.

Принт, служащий спинкой кровати и почти повторяющий разме­ры живописного полотна, представляет собой неожиданное прочте­ние знаменитой картины. Лицо Царевны множится словно в осколках зеркала или в глади воды, потревоженной царственными птицами, опустившимися на воду. На стене размещены зеркала «Кокошники» из коллекции 2009 года. Заглянув в них, зритель увидит себя увенчан­ным очертаниями старинного головного убора, превращающего наше собственное отражение в сказочную Царевну-Лебедь.

Шкаф «Крылья» из коллекции 2009 года тоже необычен: его створ­ки — лебединые крылья, приоткрывающие край платья и туфли из коллекции 2007 года.

Лебединая тема представлена и в интерьерной композиции «Лебе­диное озеро». Но в этом зале посетители увидят отголоски не столько знаменитого балета, сколько новое прочтение городского фолькло­ра позапрошлого века. Диван и кресла, обивка которых изображает плывущего лебедя (2012); сервиз с изображением лебедей; подушки с лебедями же, которые можно положить на кресла, кровать или раз­бросать по полу.

Живописная серия «Лебеди на молочном фоне», фиолетовом или го­лубом, — не только законченные произведения, но и поиски безупреч­ной композиции для орнаментации фарфора или вышитых подушек.

Чтобы вышивальщицы могли исполнить авторский эскиз в технике двусторонней глади, Татьяна Парфенова рисует его штрихами, пред­варяющими наложение нитей. Высокая требовательность автора, то что принято называть перфекционизмом, от фр. perfection, — безупреч­ность, высшая степень качества, превращающая бытовые предметы в классику, которую следует передавать по наследству. Стулья из коллек­ции «Фрейлинский сад» выполнены из дуба и по форме явная стили­зация, не ориентирующаяся на какой-то определенный исторический стиль, но фиксирующая наше представление о прошлом. Дубовая осно­ва спрятана, покрыта блестящей, словно лак, краской небесно-голубого цвета, которую можно назвать забытым теперь словом «перванш» от французского названия цветка барвинка (pervenche), столь популяр­ного в русских дачных цветниках и упоминаемого многими русскими писателями с конца XVIII века. Все вместе — эти стулья можно считать гарнитуром, но и каждый из них может служить чудесным украшени­ем, придающим уникальность самому современному типовому инте­рьеру, поднимая его на иной содержательный уровень.

Вышивка обивки — это цветы, птицы, плоды, которые не повторя­ются, но придают необходимую индивидуальность каждому из выстав­ленных предметов.

В этом зале («Парадная столовая») невольно вспоминаешь Федора Толстого (1783-1873) — медальера, рисовальщика, скульптора и жи­вописца, женская часть семьи которого вышивала драпировки, обив­ку, подушки для спроектированного им интерьера и мебели. Голубые «зеркала» его барельефов вспоминаются и при рассматривании инте­рьера «Лебединое озеро».

Художница показывает «прорастание» давнего прошлого в будущее не только в отдельных предметах, но и экспозиционными решениями. В углу одного из залов на стекле размещена в человеческий рост фото­графия на прозрачной пленке одной из манекенщиц в платье-сарафа­не, а через нее ощутимо наличие еще одного предмета. Следует загля­нуть за стекло, и увидишь манекен, (который всегда обезличен) и на который надето такое же платье-сарафан, но с «русской головкой» — огромный шарф покрывает голову, как это принято в традиционной иконографии, но не в статике, слепом повторении канонического, а в движении, благодаря асимметрии драпировки.

Костюм ярче всего «прочитывается» в культурном контексте. Веро­ятно, поэтому коллекция одежды сопровождается видеоперформанса- ми; в «Парадной столовой» выставлены платья из коллекции «Царс­кое село» (2013) из шелка и кружев; фарфоровый сервиз «Царский» расписан горностаевыми хвостиками, напоминающими о королевских мантиях и парадных царских портретах (горностаевые мантии имели право носить только члены правящей семьи). Кстати, этот орнамен­тальный мотив повторен художницей в шелковых платках и шарфах, с удивительной гармонией сочетающих «кремовость» фона с черно­белым, почти иллюзорным, рисунком.

Не менее интересны многочисленные аксессуары в витринах, явля­ющиеся и частью коллекций, и отдельными предметами, способными придать стильность любому современному наряду, — шарфы, укра­шенные ручной вышивкой фрагментов произведений великих художников — Матисса или Кандинского. Фотопечать для многих мировых собраний уже давно стала привычным и распространенным сувени­ром, например для Лувра, Метрополитен-музея или Лондонской на­циональной галереи, но, чтобы копировать живопись старинной тех­никой вышивки, требуется участие не только вышивальщицы, но и художника, даже если речь идет о фрагментах-цитатах известных кар­тин из собрания Эрмитажа. Татьяна Парфенова первый и, возможно, единственный художник, сделавший эту работу для крупнейшего му­зея не только в нашей стране. Повторение должно соответствовать про­образу, вдохновившему Мастера, и сделать шарф уникальной вещью, которую невозможно тиражировать.

Татьяна Парфенова выставляется с 1991 года, и каждое ее появле­ние на престижных показах завершается весомыми наградами: «Зо­лотая пуговица» (1995), «Золотой бизнес» (1996) и «Золотая вешалка» (1996), «Золотой манекен» (1999), «Золотой Гермес» (2008) и даже приз «Блестящие мозги» (1998) как лучшему дизайнеру года, «Серебряная туника» (1997).

Эту выставку нужно смотреть много раз, чтобы увидеть и оценить высочайшее качество работы, понять интеллектуальную игру в бумаж­ных шторах или скатерти, на которой выставлен тончайший фарфор (это напоминает время, когда драгоценный фарфор ввозили в Европу завернутым в японские театральные гравюры школы Укие-э), понять стремления художницы, воплотившей дух и красоту Петербурга в сво­их многочисленных коллекциях, и ощутить связь с традицией, рождаю­щей современную культуру.