Журнальный клуб Интелрос » Теория моды » №32, 2014
Занда Миллер (Sanda Miller) — старший преподаватель факультета медиа, искусств и общества Университета Солент в Саутгемптоне. Автор нескольких книг, эссе, текстов для каталогов, а также множества статей, обзоров выставок и литературных рецензий, написанных для специализированных журналов и периодических печатных изданий.
Интервал длиною почти в десятилетие отделяет мою статью от статьи Сун Бок Ким, опубликованной в журнале Fashion Theory (Sung Bok Kim 1998) под таким же заглавием — «Является ли мода искусством?», и уже сама эта одноименность указывает на общность наших исследовательских интересов. Однако здесь же сходство и заканчивается, поскольку эти статьи существенно различаются в своих «целях и задачах», точно так же как различается и избранная авторами методология. Работая над своей впечатляюще глубокой, вдумчивой статьей, Сун Бок Ким намеревалась продемонстрировать, насколько ничтожно внимание к «теоретическим обоснованиям и критическому анализу в мире моды», а ее целью было «предпринять шаги, направленные на развитие критического подхода к моде, и для начала аргументированно обсудить взаимоотношения между модой и искусством».
Исходя из предпосылок, которые нам предоставляют философия и искусствоведение, я также намерена исследовать взаимоотношения между модой и искусством; и то, что я без каких бы то ни было усилий могу перейти из хорошо знакомой мне области знаний к рассуждениям о моде, уже само по себе невольно заставляет вспомнить процитированное в статье Сун Бок Ким утверждение Ричарда Мартина, который, по его словам, «никогда не делал особых различий между [искусством и модой]». Это вполне соответствует и моей собственной позиции.
Отправными точками для меня стали классическая эстетика (с особым акцентом на воззрения Иммануила Канта) и философия искусства, и в конце концов я пришла к тому же самому выводу, хотя продвигалась совсем иным путем. Я надеюсь, что начатая нами дискуссия продолжится и со временем в нее будут вовлечены многие уважаемые исследователи, так как затронутые в ней вопросы серьезны, важны и, определенно, заслуживают такого участия.
Введение
Заявленное мною заглавие побуждает задуматься над двумя самостоятельными, но взаимосвязанными вопросами. a) Имеем ли мы законное право утверждать, что мода представляет собой особую форму искусства? И если это так, то б) можем ли мы обратиться за помощью к эстетике, чтобы пролить свет на вопросы, касающиеся особой природы столь противоречивой и непоследовательной формы искусства?
Первый вопрос имеет отношение к философии искусства, и, чтобы на него ответить, необходимо провести анализ сущности определений, а также задуматься о целесообразности применения логических определений — с точки зрения их необходимости и полноты — в тех случаях, когда речь идет о такой туманной материи, как искусство. Кроме того, мы обсудим весьма авторитетную теорию «мира искусства», которая предлагает отказаться от объективности и гипотетически признать относительный характер определения понятия «искусство» — если мы вообще располагаем хоть каким-то его определением.
Второй вопрос перенесет нас из области философии искусства в область эстетики, и мы должны будем задуматься над природой эстетического переживания, в том числе вспомнить, как выкристаллизовывалось понятие «вкус» в философии эмпиризма на протяжении XVIII века. Особый акцент будет сделан на понятии «незаинтересованность», а также на введенном Иммануилом Кантом понятии «целесообразность без цели», поскольку они позволяют понять и достаточно внятно объяснить, почему нам дано испытывать эстетические переживания при соприкосновении с сарториальной модой, несмотря на то что одежда изначально принадлежит функциональному измерению.
Вопрос о том, насколько законны и справедливы притязания сарториальной моды на статус особой формы искусства, все еще остается предметом ожесточенной дискуссии, хотя, как показывают обзоры, большинство уважаемых и влиятельных авторов, пишущих на эту тему, по-видимому, склоняются к тому, чтобы пожаловать ей это звание.
«Одежда — это некая форма изобразительного искусства, процесс создания визуальных образов, где в качестве посредника используется видимое „я"» (Hollander 1993: 311). В свое время Энн Холландер высказала эту аксиому, которая затем превратилась в один из основополагающих тезисов в книге Элизабет Уилсон «Облаченные в мечты. Мода и современность», целью которой было исследовать моду как «культурный феномен, эстетическое средство выражения идей, чаяний и убеждений, циркулирующих в обществе» (Wilson 1985: 3)1.
Истоки теории «мира искусства» можно обнаружить в трудах Канта по антропологии, где общество представлено как необходимый контекст существования моды, о чем мы поговорим позже. Более близкий нам по времени пример практического применения данной теории — это вошедшая в историю обложка журнала Artforum за февраль 1982 года с фотографией одной из моделей Иссея Мияке, которая была представлена одновременно «как скульптура, как живописное полотно и как исполненное агрессии и эротики зрелище» (Townsend 2002: 59). Эта дерзкая редакторская выходка стала поворотным моментом, за которым последовала целая череда событий и публикаций, призванных навести мосты через пропасть, которая, как всем тогда казалось, пролегала между миром искусства и миром моды; а ее кульминацией можно назвать феерическую Флорентийскую биеннале 1996 года. Ее основная цель была обозначена (вместе с традиционными словами признательности) в самом первом разделе объемного каталога, составленного одним из руководителей этого проекта Луиджи Сеттембрини и озаглавленного «Время и мода»: устроители биеннале намеревались «взглянуть прямо в лицо, на самом высоком уровне — чему будет способствовать междисциплинарный подход и сама форма международного культурного фестиваля — некоторым проблемам, имеющим ключевое значение для нашего опыта восприятия современности». Далее в тексте говорится: «Цель семи выставок, организованных в рамках этой биеннале, — исследовать точки соприкосновения, признаки родства, моменты обоюдного влияния и творческие взаимоотношения между вселенной моды и миром визуальных искусств: дизайна, архитектуры, кинематографа, фотографии, костюма и коммуникации — исходя из убеждения, что в пределах вселенной нашего обыденного восприятия мода, во всей совокупности ее неоднозначных и инновационных достоинств, является одним из самых востребованных и значимых проявлений массовой культуры, но в то же время и одним из самых недооцененных» (Catalogue of the Biennale di Firenze 1996). За этой витиеватой риторикой скрывалась вполне конкретная цель: подготовить столь необходимый институциональный контекст, в котором сарториальная мода могла бы на законных основаниях получить статус особой формы искусства; вот только результатом этой затеи, увы, стал грандиозный провал.
(Продолжение читайте в печатной версии журнала)