Культ хорошо одетой актрисы, связанный со сценой, индустрией моды и ролью средств массовой информации, представляет особый интерес для читателя XXI века, хорошо знакомого с чрезмерным лю­бопытством, возбуждаемым знаменитостями. Примечательно, что этот ранний период предвосхитил многие стороны жизни, которые мы при­выкли приписывать звездам. Нам рассказывают о неизбежной публич­ности, вмешательстве прессы в повседневную жизнь актрис, о том, как они вводят в обиход собственный стиль одежды, как раздают советы в об­ласти моды и рекламируют товары — от белья и косметики до мыла, конфет и даже сигарет. Неугомонная Билли Бёрк, рыжеволосая инже­ню с Бродвея, даже придумала (вероятно, не без посторонней помощи) новую теорию цвета и его соотношения с эмоциональным состоянием и успешно применяла ее при выборе сценических костюмов.

Эта книга, безусловно, важна и актуальна. Однако существенное раз­личие между знаменитостью тогда и сегодня заключается в прежнем акценте на неповторимой «индивидуальности». Возможно, из-за того что Викторианская эпоха классифицировала женщин по «типам», под­черкивание индивидуальности актрисы оказалось удачным рекламным ходом. Стиль проявлялся в самих актрисах не меньше, чем в их одеж­де. Индивидуальность играет второстепенную роль или совсем игно­рируется в медийном образе звезд сегодня. В то время как популярная пресса смакует мельчайшую подробность жизни, проступки и личные дела, публику теперь интересуют скорее не личностные черты, а изо­бражение тела, одетого или обнаженного.

Хотя немало внимания уделялось следящим за модой женщинам на­чала XX века, в том числе изменению роли женщины в период перед Первой мировой войной, прежние исследования были в меньшей сте­пени сосредоточены на актрисах как знаменитостях и законодатель­ницах моды. Настоящая книга восполняет этот пробел. Тем не менее существуют важные работы, посвященные значимости новых мест развлечения, таких как мюзик-холл, варьете и театр в целом, в их свя­зи с желанием и женской аудиторией. Мэйджер приводит анализ Пи­тера Бейли, посвященный «девочкам» из варьете, однако на сложном эротическом подтексте их ролей — умении представать «озорными», но не «плохими» — стоило остановиться подробнее. Следовало также сделать акцент на мнении Джонатана Барроуза, полагающего, что бри­танская опереточная актриса послужила непосредственным образцом для голливудской иерархии «звезд». Внимания заслуживают и другие его замечания, что, помимо стремления подчеркнуть привлекатель­ность актрис, были попытки разделить сценическую и повседневную жизнь, целью которых было успокоить опасения публики относитель­но влияния театра на общество и мораль.

«Мода на сцене» показывает, как современность, изменив функцию общественных мест, сделала женщин объектом наблюдения и побуди­ла их присматриваться к себе. Женщины заново определяли свой со­циальный статус, они вступали в новые роли и сферы деятельности, и их внешность была частью новых соперничающих понятий женствен­ности, индивидуальности и сексуальности, находивших в ней свое от­ражение. Это поставило под сомнение господствующий викториан­ский идеал женщины-домоседки из среднего класса. Но все же в книге признается существование мнения, что актерство было сомнительной профессией, подразумевавшей интрижки и эротический подтекст. Бер- ланштейн в своем эссе показывает, что французы оказались самыми ярыми критиками подобного образа жизни, но к концу XIX века изме­нили свое мнение до такой степени, что стали высоко ставить актрис и считать их деятельность вкладом во французскую культуру. Поэтому перед актрисами открывались разные пути, и одним из них, отнюдь не единственным, был путь почтенной супруги и матери. Так, Билли Бёрк в 1914 году вышла замуж за Флоренза Зигфелда. В журналах по­явились ее фотографии с новорожденной дочерью; не были редкостью и снимки Лили Элси за домашними хлопотами.

Следовало с большей отчетливостью упомянуть в тексте, что значи­мость актрисы можно понимать по-разному, и здесь важно объяснить классовую составляющую проблемы. Красивые открытки с изобра­жениями актрис, одетых по последней моде, покупали, отправляли и собирали в первую очередь женщины, видимо, из разных слоев об­щества, хотя сами открытки были недорогими. Открытки с популяр­ными фотографиями наравне с прессой были одним из бесчисленных средств, с помощью которых театральные компании рекламировали моду и связанный с ней приукрашенный образ сценической знамени­тости. Особые коммуникативные намерения и обстоятельства отпра­вителей можно выявить и через сопоставление личных сообщений на оборотах открыток, предположив, что вне театра, мюзик-холла или контекста определенной роли изображение актрисы могло приобре­тать множество разных смыслов.

Уместным приложением к «Моде на сцене» является эссе Шейлы Стоуэлл о печально известной Люсиль, модельере, придумывавшей одежду для актрис и театров Уэст-Энда. Ее знаменитая черная шляпа для роли Лили Элси в оперетте Франца Легара «Веселая вдова» (1907) мгновенно приобрела такой бешеный успех, что за ее копиями, слов­но за трофеями, чуть было не началась настоящая охота. В эссе речь идет об удвоенной рекламе: Люсиль делала сбыт своих моделей частью театрального действа, проводя показы мод в сценических условиях с использованием театрального освещения, легкой музыки, занавеса и даже сценариев и, таким образом, рекламируя свои изделия в до­машних условиях. Будучи изобретательным организатором, она умело преображала показ сценической моды в свои прославленные модные представления с эротическими мотивами и подтекстом. Удивительно, но на демонстрации ее платьев с такими названиями, как «Облачения чувства», приглашались и мужчины. И в самом деле, невозможно было устоять и не приобрести наряд под названием «Неистовая песнь о пре­лестях любви» или «Алые губы ядовитого цветка».

Книга наводит на мысль, что подражание модным образцам и бли­зость к ним заслуживают отдельного рассмотрения. Модные показы сегодня сродни театральному действу, но они тщательно спланирова­ны, почти ритуальны. Даже те, кто их посещает, могут не играть ника­кой роли среди этих стройных моделей. В период же, о котором идет речь, актрисы смешивались с публикой на подмостках и вне их, а ино­гда даже заводили с ней непринужденный разговор во время показа. Близость к богине и ее одеянию была для женщин существенной ча­стью имитации ее стиля, даже если соприкосновение с настоящим те­атром было минимальным. Актрисы вдвойне завораживали: недости­жимые благодаря своей славе и красоте, они в то же время находились так близко, что женщины могли подойти к ним. Сегодня, несмотря на повсеместное распространение модных изображений и вмешательство средств массовой информации, личные контакты со светскими знаме­нитостями куда менее вероятны.

Это очень стоящая книга, хорошо написанная и содержательная. Однако следует оговорить три момента. Во-первых, концентрация на Франции, Великобритании и США не оставляет места для анализа международного распространения и влияния модных открыток далеко за пределами Европы. Нам известно, что эти открытки были в большом ходу в Австралии, поэтому можно предположить, что так же было по крайней мере в Канаде, Южной Африке и Новой Зеландии. Вероника Келли (Kelly 2004), изучая открытки, собранные в Австралии, отметила возрастающее, благодаря современной технике массового тиражирова­ния, количество изображений театральных кумиров, например Лили Элси. Заграничные сценические знаменитости приезжали в Австра­лию и во время гастролей, и журналы пестреют рассуждениями об их заметном влиянии на манеру одеваться — многие из них заказывали одежду у известных европейских модельеров.

Во-вторых, хотя это совершенно естественно, Мэйджер остановилась на нескольких актрисах. Но можно было уделить некоторое внимание и мужчинам, не только как зрителям, но и как актерам. Мы знаем, что их внешность оказывала свое действие на любителей театра, куда мужчины, разумеется, тоже ходили, чтобы видеть и быть увиденными.

В-третьих, несколько критических замечаний относятся к структу­ре текста, которая распадается на части и мешает целостному впечат­лению от прочитанного. Например, есть раздел, посвященный Билли Бёрк, а также анализ ее образа, что создает ощущение фрагментарности.

Очевидна неразрывная связь сцены и веяний моды, поскольку вы­бор определенного стиля напрямую зависел от успеха актрисы, ее об­раза в прессе и пьес или мюзиклов, в которых она играла. Хотя упоминаются и связи с кино, было бы уместно в заключение уделить больше внимания сближению модных постановок, показов, театральных пред­ставлений и даже дизайна одежды, в конце концов соединившихся в голливудской «системе звезд». Именно тогда модная знаменитость окончательно стала недоступной, утратив непосредственный контакт с публикой, кроме как на экране. Некоторых читателей может разоча­ровать отсутствие веских доводов и критического анализа в этой книге, но широкая аудитория по достоинству оценит приятное чтение и пре­красные иллюстрации.

Перевод с английского Татьяны Пирусской

Литература

Bailey 1996 — Bailey P. „Naughty but Nice": Musical Comedy and the Rhetoric of the Girl 1892-1914 // Booth M.R., Kaplan J.H. (eds). The Ed­wardian Theatre: Essays on Performance and the Stage. Cambridge: Cam­bridge University Press, 1996.

Buckley & Fawcett 2002 — Buckley Ch., Fawcett H. Fashioning the Femi­nine: Representation and Women's Fashion from the Fin de Siecle to the Present. London: I.B. Taurus, 2002.

Burrows 2003 — Burrows J. Girls on Film: The Musical Matrices of Film Stardom in the Early British Cinema // Screen. 2003. 44(3).

Kelly 2004 — Kelly V. Beauty and the Market: Actress Postcards and their Senders in Early Twentieth-Century Australia // New Theatre Quarterly. 2004. 20(2).

Roberts 1994 — Roberts M. Civilization without Sexes: Reconstructing Gender in Postwar France 1917-1927. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1994.