Имя:
Пароль:

Портреты
На печать

Рудольф Мареш
ДИТМАР КАМПЕР: ПОРТРЕТ ФИЛОСОФА-МАРГИНАЛА И АУТСАЙДЕРА
Просмотров: 4108

Жизнь несносна. Но сносно по крайней мере тогда, когда мы говорим об этом.
 (Эмиль Чоран).

ДИТМАР КАМПЕР: ПОРТРЕТ ФИЛОСОФА-МАРГИНАЛА И АУТСАЙДЕРАСпециалист по исторической антропологии Дитмар Кампер родился в 1936 в маленьком городе Эркеленс вблизи немецко-нидерландской границы. К философии, по его словам, он пришел благодаря интенсивным занятиям своим телом. В спортивном институте Кельна наряду с закалкой организма он укреплял дух. Бруно Либрукс, его первый учитель философии, каждое утро ровно в 11 часов посвящал студентов-спортсменов в философские вопросы. Его лекции затрагивали самую суть идеалистической философии. Сначала Кампер не понимал, с чем имеет дело философия. Но когда Либрукс прочел воодушевляющую лекцию по Феноменологии духа, ему стало ясно, что это произведение имеет отношение к телу.

Мюнхенский период

Желание изучать философию созрело намного позднее, после того, как он уже год, 1960, преподавал в гимназии физкультуру. В философию он пришел после аспирантуры, сначала в Тюбингене, а позже в Мюнхене, где дополнительными специальностями у него были педагогика и литературоведение. В Мюнхене он спровоцировал одного из своих учителей на конфликт, подвергнув критике его лекции. В то время как некоторые доценты рекомендовали ему обратиться к психиатру, Макс Мюллер проявил интерес к студенту, отличившемуся самостоятельностью мнения. По просьбе Кампера он дал ему диссертационную тему. Защита кандидатской, которая называлась “К антропологии Леопольда Циглера”, состоялась в 1963. Этот труд в 200 страниц, охватывающий работы религиозного философа в 10000 страниц, не был опубликован, однако, в противостоянии с Циглером и его “Трансформацией образа богов” перед Кампером уже встали некоторые из вопросов, которыми он будет заниматься неотступно.

Для Кампера характерно увлечение темами, которые не входят в университетскую программу и напрямую не относятся ни к одной дисциплине. Например, довольно рано он заинтересовался "философией мгновения", "философией плоти, которая не смотрит на философию духа с чувством стыда" или "теорией смертности". Для них нет академического образца, по крайней мере, нет никого, кто бы оказывал на Кампера давление в определенном направлении философии. Даже Макс Мюллер, искусство которого состоит скорее в том, чтобы так выразить или развить вещь или проблему, что становится возможным образовать множество связей. Таким образом, отнюдь не случайно Кампер имплицитно практикует фундаментальную критику ограниченности и недостаточности дисциплинарного мышления и прорывается в интер- и трансдисциплинарный дискурс.

Будучи ассистентом  Макса Мюллера, он специализируется по периферийному и маргинальному в философии. Среди всего прочего  он сделал реферат о Рудольфе Касснере, философе-аутсайдере, который был единственным другом мужчиной Райнера Марии Рильке и автором в высшей степени своеобразной философии, а также концепции интерпретации. Благодаря ему Кампер довольно рано открыл для себя силу воображения, которая с тех пор занимает одно из центральных положений и значений в его обширном творчестве. Она — предмет трех главных его произведений: История силы воображения (1981), Социология воображения (1986), Теория фантазии (1995).

Изначально он не предполагал идти в университет. Случаю, однако,  было угодно, чтобы он подал запрос на защиту второй, докторской, диссертации. Это было связано с приглашением в Мюнхен Леонарда Фрезе, которое тот не принял. По соглашению с Фрезе и Максом Мюллером Кампер решается поступить в университет с DFG-стипендией. Темой своей работы он избрал педагогическую антропологию как частный случай антропологии. В эти годы Кампер почувствовал необходимость вступить в конфронтацию со всем арсеналом гуманитарных наук. Прежде всего его интересует проблема адекватной методологии для изучения человека. Результаты его исследования были изложены в книге История человеческой природы (1973). На обложке появилась следующая, по сей день каноническая для его мышления фраза: "Понятие о человеке, которое позволяет доказать невозможность какого-либо понятия о человеке, все еще отсутствует". Эта парадоксальная формулировка радикального концепта открытой антропологии не создает ни образ, ни понятие о человеке сингулярном, не ищет "универсального инварианта" процесса образования, а работает негативно-деконструктивно. При этом речь ни в коем случае не идет о "теоретическом самоподрыве", в чем Кампера упрекают Аксель Хоннет или Ханс Джоас. Еще менее о деструктивности понятий или устранении позитивного образа человека. Скорее, исходя из вопроса о человеке,  Он пытается прояснить различные перспективы гуманитарных наук и причину внимания к ним. Коротким и емким резюме его изложения, опираясь на слова Хайдеггера, становится "антропологическое различие". Под ним подразумеваются сложные отношения между личностью и индивидом, между историческим и природным человеком, которые Кампер пытается помыслить как полярности.

Его размышления идут параллельно работам Ульриха Зоннеманна, о которых Кампер ничего не знал. Только после их публикации в 1969 он знакомится с Зоннеманном, которого высоко оценивает.  Вместе с Зоннеманном,  вплоть до его смерти, Кампер организовывает множество коллоквиумов.

Марбургский период

Кампер, дополнив Историю человеческой природы, подал ее как диссертационную работу на отделение социальных наук университета Марбурга, который в то время был оплотом партийной науки и агитации левых. В 1972 г. состоялась защита по педагогике и философской антропологии. Революционные веяния мая 1968 привели к тому, что  еще до своего официального признания профессором педагогики, он был выбран деканом самого большого отделения социальных наук ФРГ. Участие в самоуправлении университета оставляло мало времени для собственной научной работы и публикаций. В период с 1973 по 1979 он проводит множество реформ и к концу своего марбургского периода, 1977-79, становится даже вице-президентом университета. Поскольку как президент он тогда еще не был профессором, то вынужден был исполнять общие ректорские задачи: от руководства сенатом до представительских обязанностей. Этот опыт, который казался ему полезным, он не хотел бы упускать,  однако, время и силы, которые он вложил, в конце концов не были вознаграждены. На это время приходится разочарование из-за "технократически упущенной эмансипации" и "бюрократически предписанной усталости". "Диалектику просвещения" Хоркхаймера/Адорно он вновь открывает почти насильно. Она наряду с провалом многочисленных проектов реформ развенчивает иллюзии Кампера относительно путей и целей молодежного бунта и различных  реформистских движений. Иллюстрации этих "деконструкций" собраны в одноименной книге. В итоге, в 1979 он становится профессором социологии в Свободном университете Берлина.

Берлинский период

Совместно с Кристофом Вульфом он организовывает доклады и сборники по исторической антропологии. Это новое наименование было призвано подхватить и продолжить дебаты, которым дал толчок годом раньше Одо Маркардт своей статьей о "Понятии 'Антропология'" и текстами "Сложности истории философии" и "Отношение истории философии к антропологии". В совместной работе с педагогом Вульфом Камперу вновь представился случай обратиться к концепции "интегральной антропологии", ориентиром которой служит требование "четкой амбивалентности". Дело в том, что ранее в разговорах с Одо Маркардтом, Гельмутом Плесснером и Адольфом Портманом Кампер поднимал вопрос об историчности антропологии. Именно структура "антропологического различия", развиваемая в его диссертационной работе, позволяет заново, но более определенно и с других позиций сформулировать двойственность человека: его открытость и конечность, неопределенность и предопределение. Исследование двойственной историчности антропологического, и как предмета и как метода, стало с тех пор направляющим вектором и главной фигурой его мышления. По мнению Кампера, сейчас дело дошло наконец до постановки фундаментальных вопросов. Междисциплинарный центр исторической антропологии в Берлине должен объединить усилия специалистов, чтобы найти новые подходы в антропологии: 13-15 коллег по новым предметам проводят в настоящее время инновационные исследования в этом направлении. Они пытаются ответить на вызов, который брошен науке о человеке биотехнологией и современными исследованиями мозга, а также дать убедительную оценку недавним попыткам определить человека с помощью анализа генома и когнитивных исследований.

Генеалогии

Среди великих философов, которые повлияли на мышление Кампера следует назвать Гегеля и Ницше. Гегеля он читал с большим воодушевлением, но преимущественно в перспективе романтизма. Поэтому для него были важны также Новалис и братья Шлегели. В романтизме на него произвело впечатление не понятийное наследие, а его промежуточное положение между философией и поэзией.  К тому же важным опытом было знакомство с Кьеркегором, которого он читает основательно и подробно. Его любимыми авторами наряду с чтением произведений философского пиетизма становятся Франц фон Бадер и Якоб Беме. Отношение к Хайдеггеру, несмотря на то, что его мысль формировалась  в непосредственном поле Макса Мюллера, до сих пор остается двойственным. Возможностью поехать во Фрейбург — речь идет о знаменитом докладе "Время и бытие" — он пренебрегает. Его предубеждение против шварцвальдца не мешает однако при случае полемизировать с его мыслью.

Многие связывают имя Кампера с распространением в Германии моды на французскую мысль. И это, конечно, справедливо. Уже в 1971 он организовывает в Марбурге семинар по неизвестному тогда в Германии Лакану. Его ученики, бывшие студентами в Париже, обратили внимание Кампера на Лакана и снабдили труднодоступными в то время оригинальными текстами. К тому же его друг Кристоф Вульф, который  отличается франкофильством, приобретает позже влияние в этом направлении. Таким образом, постепенно возникает активный интерес к французской мысли. С некоторыми из мыслителей, например с Эдгаром Мореном, он вскоре познакомится лично. Переписка с Мишелем Фуко, 1972/73, повлекла  приглашение последнего на доклады в Германию, завязывается  интенсивная дружба с Бодрийяром, Вирильо и позже с Мишелем Серром. Кампер активно агитирует за стиль их мышления, прежде всего в Берлине, что однако встречает резкий отпор. Особенно яростное неприятие  "структуралистских инъекций" обнаруживают из-за своей сильной ориентации на марксизм коллеги философы и социологи. Многие марксисты в то время полагали, что из Парижа следует ждать неприятностей. Исключение составляет Якоб Таубес, который продемонстрировал несомненное понимание этих своеобразных и оригинальных умонастроений и пригласил в Берлин еще неизвестного Жака Деррида, последний же в ответ на это в своей бесподобной манере в течение трех часов нервировал аудиторию докладами о Кафке и Беньямине на французском. Кампер вместе с Таубесом учреждает в 1982 рабочую группу, которая называет себя "Эстетика постистории". Несколько семестров тема эстетики постистории была главной и образующей для коллоквиума Герменевтического института, который основал Таубес. Однако предусмотренные публикации не появились из-за разногласий с издательством Зуркамп. Тем временем эта тема становится всеобщим камнем преткновения. Эстетика постистории предлагает тезисы о современном значении эстетики, может быть даже в целом культурологии. Тем самым одновременно актуализируются представления 30-х годов (Юнгер, Шмитт), согласно которым исторический процесс пришел к своему концу и может быть завершен "проектом модерна", поскольку человечество заняло место по ту сторону истории. Личность Таубеса для Кампера также является важным медиумом, поскольку, как он позже заметил, тот находился в контакте с писателем Эмилем Чораном. Чоран написал книгу Учение о распаде, которую Кампер в мюнхенский период высоко оценил. Кампер тогда удивлялся, почему Чоран пишет дальше, публикуя одну книгу за другой. В одном из писем писатель ответил ему элегантной формулой: "Чтобы не кричать, я пишу. Это удобнее и проще". Этот эпизод принципиален потому, что это высказывание совпадает со всеми дальнейшими устремлениями Кампера.

Между стульями

Довольно быстро стало очевидным, что Кампер не хочет быть большим специалистом в социологии. Поэтому некоторые социологи смотрят на него весьма критично и на приличный конгресс его вряд ли пригласят. Многие из коллег-специалистов  считают его анти-социологом, который стоит за диагональность, неупорядоченность и темноту. Это "упрямство", однако,  не оказало существенного влияния, как можно было бы ожидать, на его позицию на факультете в университете. Четыре года он остается управляющим директором института. Многолетний опыт работы деканом помогает ему как члену факультетского совета определять климат и улаживать спорные вопросы. Как специалист по социальным наукам он занимает позицию антрополога, не прибегая к аргументации с точки зрения определенной дисциплины. Уже в Марбурге он интересуется антропологией более чем педагогикой. В социологии он следует охотнее философии. Перед философами же бравирует литературоведческим стилем мышления. Отклонение от жанров и мейнстрима закрепило за ним образ маргинала и чужака. Как номад, который оспаривает рамки жанров, исследует их границы и ищет новые пути, он ускользает от направленных на него ударов во множество других дискуссий.

Внимание к тому, что происходит

Его главные интересы сегодня — это теория тела, история силы воображения и мышление времени. Новые волнующие темы и вопросы для дискуссий возникают для него из-за доминирования медиального, из-за перехода от пишуще-говорящего общества к обществу, основанному на образе. "Имманентность воображаемого" и демарш в абстракцию (виртуализация, симуляция) наслаиваются и сталкиваются с взаимоотношениями тела и языка, тела и образа, тела и времени. Выражением этих продолжающихся  диалогов стали 12 томов, которые с 1981 г. регулярно выходят в различных издательствах, протоколируя эти дебаты. В них содержится примерно 277 статей, которые скорее инстинктивно, чем осознанно вырабатывают новые способы видения и постепенно проникают во все дисциплины.  Кампер считает своим преимуществом то, что чувствует проблемы за 10-15 лет до того, как они выйдут на поверхность.

Эстетика (учение о восприятии) играет при всем при  том доминирующую роль. В истоке 80-х в ней находят отражение остатки немецкой теологии. Эстетизация жизненного мира и эпистемологии, расширение тела и дополнение его медиатехнологиями, медициной и искусственным интеллектом обостряют вопрос о принципиальном статусе человека и его месте в мире. В поисках альтернативы и противоядия программе совершенствования и перфекционизма чистого духа Кампер находит точку опоры в более древних теориях восприятия, которым следуют и которые излагают  Мерло-Понти и другие. А также в искусстве, поскольку оно вновь обращается к материалу, устанавливает заслоны от реального, выступая адвокатом инакомыслия тела и превращая знаки и шрамы тела снова в раны и чудо.

По-разительно глубинная мысль

Критик охотно назовет мыслителя-тела Кампера  "сторонником тени", поскольку он в своем письме скорее затуманивает и затемняет положение вещей чем проясняет. Многие его тексты де недоступны пониманию, часто в них отсутствуют аргументация и понятийная ясность. Кампер может до определенной степени прислушиваться к критике, но признает в этой критике прежде всего проблему видения. Он всегда как бы прилагает усилия к описанию сложности проблем, не беря на себя заботу о понятности. Иногда это ему вредит. Ведь если кто-то хоть раз был назван "обскурантом", то едва ли освободится от этого ярлыка, особенно в общественном мнении. Тексты с таким шлейфом не признают и быстро откладываю в сторону. Может быть это тоже одна из причин, почему Кампер так много и так резко писал и пишет. В повторяющихся пассажах он пытается  обосновать и отстоять то, что он думает.

Знаменитым стало публичное нападение Клауса Лермана в журнале "Меркур" (№ 433, 1985). Берлинский литературовед атакует прежде всего тот способ, каким Кампер нечто воспринимает. Он упрекает Кампера  в предательстве проекта Просвещения и в том, что он своими текстами увлекает в опасном направлении. Однако редуцировать сложное к бинарному кодированию и не является целью Кампера. Оглядываться, как это предлагает Никлас Луман, он не может и не хочет. Он хочет рискнуть заглянуть за кулисы воображаемого на "другое" образов и репрезентаций и ощутить, не теряя внимания, тревожное и ужасное, которые просеивающий разум оставляет на обочине. Слова Гегеля, что "ночь проглядывает, если смотреть человеку прямо в глаза" (в "Лекциях" 1805-1806), его не пугают. Выдержать это пугающее, придонное и чуждое, то, что "требует величайшей силы", — как авторитетно заявляет Гегель, — его привлекает больше: грезы, мечты, смех, упоение, смерть и т.д. Кампер обратился туда, откуда его современники отвели взоры и бросились в понятийность или возвышенные жесты. Так для него стало философской программой то, что Жорж Батай считал признаком суверенного субъекта.

Не удивительно, что Кампер совершенно вольготно чувствует себя в роли еретика, который отпал от величественного света Просвещения. "Освещение" для него было бы равносильно "уничтожению опыта". Задачу мыслителя он видит не в том, чтобы обслуживать здравый смысл философии или думать политически корректно, табу и запрета на мысль он вообще не придерживается.  Скорее он проблематизирует границы видения и восприятия. Его воодушевляют размытость, вибрации, помехи, самообман и т.д. Сделать их очевидными и проговариваемыми — для этого он думает, говорит, пишет. Куда его приведет эта философия видения, он не знает. Но этого и не должны знать мореплаватели, впервые отправляющиеся в открытое море.

Его друг и школьный товарищ Генрих Трезьяк, феноменолог из Регенсбурга, назвал его мышление "кротким". Кампер благоговейно относится к вещам, чтобы их вос-принять. Но внимание — это то, что он провозглашает основой своего мышления, при том в двух смыслах: внимание в смысле "быть внимательным к опасности", и внимание в смысле "уважения" к феномену.

Избранная библиография Дитмара Кампера:

Geschichte und menschliche Natur. München, Hanser Verlag 1973.

Zur Geschichte des Körpers. München, Hanser Verlag 1976.

Dekonstruktionen. Marburg, Verlag Guttandin & Hoppe 1979.

Zur Geschichte der Einbildungskraft. rororo-Enzyklopeäie 509, Reinbek bei Hamburg. Rowohlt. 1990.

Das gefangene Einhorn. München, Hanser Verlag 1983.

Zur Soziologie der Imagination. München, Hanser Verlag 1986.

Hieroglyphen der Zeit. Texte vom Fremdwerden der Welt. München, Hanser Verlag 188.

Bildstörungen. Im Orbit des Imaginären. Cants Verlag, Stuttgart, 1994.

Unmögliche Gegenwart. Zur Theorie der Phantasie. München, Fink Verlag 1995.

Abgang vom Kreuz. München, Fink Verlag 1996.

Von Wegen. München, Fink Verlag 1998.

Знаки как шрамы. Графизм боли //Мысль. СПб, 1997, вып.1, с.164-172 (перевод Г. Хайдаровой). Из сборника Elementarzeichen. Idee und Konzeption: Lucie Schauer. Berlin, 1985.

Между симуляцией и негэнтропией. Судьба личности, оглядывающейся на конец света. //Художественный журнал. № 13. С. 65-57 (перевод с англ. Ирины Базилевой

В том числе в соавторстве:

Wulf, Christoph, Kamper, Dietmar, Gumbrecht, Hans Ulrich. Ethik der Ästhetik. Herausgegeben von Christoph Wulf, Dietmar Kamper und Hans Ulrich Gumbrecht. Berlin, Akademie, 1994.

Kamper, Dietmar. Elementarzeichen. Idee und Konzeption: Lucie Schauer. Berlin, 1985.

Kamper, Dietmar, Reijen, Willem van. Die unvollendete Vernunft. Moderne versus Postmoderne. Herausgegeben von Dietmar Kamper und Willem van Reijen. Frankfurt/M. Suhrkamp, 1987.

Об авторе:

Рудольф Мареш (1954), свободный писатель, критик, живет и работает в Лапперсдорфе, вблизи г. Регенсбург, ФРГ.

Публикации:

Zukunft oder Ende (Hg.), München 1993.

Am Ende vorbei. Gespräche, Wien 1994.

Medien und Öffentlichkeit (Hg.), München 1996.

Maresch, Rudolf, Werber, Niels (Hg.). Kommunikation, Medien, Macht. Frankfurt/M. Suhrkamp Verlag, 1999.

WWW.rudolf-maresch.de

Перевод с нем. Гульнары Хайдаровой по Dietmar Kamper. Rudolf Maresch porträtiert den philosophischen Grenzgänger und Außenseiter// Information Philosophie, № 1, 1999 Maerz. S. 40-47.



Другие статьи автора: Мареш Рудольф

№ 1 Peter Ivanov - München (09 июня 2011)
Спасибо за публикацию данной статьи!
Очень интересны пристальный взгляд на природу человека и протестный дух Дитмара Кампера на серость повседневности.