Лан-даун-таун

Он спросил меня, и не могу предположить, кто бы еще такой вопрос был спо­собен задать: «Как тебе нравится "Ганц Кюхельгартен"?» Я ответил, что пробовал читать юношескую гоголевскую поэму, но не получилось. «Ты что! — закричал Алеша, — она гениальна». Потом, вспомнив его слова, однако не очень им поверив, я прочитал эту сожженную Гоголем поэму (известно, что он скупал ее по магазинам и уничтожал). 

Сейчас, когда острота утраты столь сильна, хотелось бы не обобщать, не записывать или приписывать его поэтику и поэзию в определения: обэриуты, Витгенштейн, Language school, метареализм, континуализм и т.д., но по­пытаться раскрыться навстречу открытым (или приоткрытым? неоткрытым?) образам его стихов и увидеть, быть может, внутреннее изменчивое объ­емное и незнакомое его лицо. Представить прочтение (или понять, как оно вообще возможно) его произведений, чтобы уловить живое преобразование мира в этих интенсивных сменах экспозиций, узлах, неожиданных точках, мгновенных метонимиях, разнородных высказываниях, спонтанных эпите­тах, инструкциях, звуковых окказиональных перекличках — той целостности, скорей, не «потоков бессознательного», но созидания «бессознания» — отре­шенной целокупной реальности. Постараться в чем-то уподобиться его изобразительному методу, когда во встречном движении «деконструирование» должно означать пересоздание