Подходя к вестибюлю метро, я видел, как день ото дня рос здоровенный сундук кольцевой станции «Парк культуры», а возвращаясь после занятий, почти всегда переходил Зубовский бульвар, чтобы поглядеть вблизи. Отделочными работами были заняты пленные немцы, выглядевшие мирно и симпатично. Никаких отрицательных эмоций к ним в толпе зевак не наблюдалось: люди как люди. Незадолго до сентября «тетя» Катя прихватила меня с мамой, когда направлялась с обычным визитом к старинной своей подруге Кориной. В огромной мастерской были полноцветные картоны мозаик, которые я вскоре увидел, задрав голову, на станции «Комсомольская», этюды к картине «Век уходящий» (мрачные старики мне не нравились). С замиранием сердца я стащил кусочек ластика из груды, лежавшей в миске на столе. Резинка оказалась излишне твердой, драла бумагу, и тогда я ее приспособил к чему-то техническому.

Я лишен младенческой сверхпамяти, так что в затылочной части мозга хранятся всего четыре коротеньких «слайда».

Первый — маленькое вишневое деревце перед крыльцом. Если оно запомнилось маленьким, то, учитывая мой рост, — совсем крошечное. Несколько ярких ягод. Я срываю одну из них, и меня бранит знакомый мужчина. Легко вычислить, что это мог быть только дядя Боря — теткин муж, ибо в Ташкенте мы ютились рядом с ними.

О Мишелевке и прочих моногородах