В переводе с греческого название первого романа Вагинова, как известно, означает «трагедия». Это жанровое определение имеет прямое отношение к устройству «Козлиной песни». В глубине романа можно обнаружить скрытую механику жертвоприношения, или точнее — жертвенной профанации. Смысл этого ритуала — выход из кризиса поэзии, перерождение письма. Его действующими лицами становятся герой и автор. Так роман Вагинова вступает в диалог с работами его друзей-теоретиков М. Бахтина и Л. Пумпянского, но не иллюстрирует их идеи, а включает в прихотливую игру зеркал и перевертышей.

В статье делается предположение о существо­ва­нии в усложненных, ускользающих литературных текстах измерения коллективности. На материале, прежде всего, прозы Сергея Соколовского и поэзии Арсения Ровинского автор ищет место в письме, где возникает точка роста сообщества. Оно обнаруживается в находящем­ся за текстом пространстве, сопротивляющемся интерпретации, требующем иного способа чтения, построенного на доверии языковым жестам другого.