Илья Теодорович, спасибо, что согласились дать интервью для нашего журнала. Институт философии РАН много лет уделяет особое внимание проблеме взаимоотношения научного и религиозного дискурсов. Вы принимали самое непосредственное участие в исследовании этой проблематики. Не могли бы Вы сказать несколько слов о том, как проблемы взаимоотношений религии и науки стали частью научной программы Института?

Experience balances between the poles of epistemology and ontology, between the scope of existence and scope of knowledge. The analysis of experience is based upon a number of intuitions. Thus, experience confronts thinking, just as direct knowledge – the discursive one; as the probable – the reliable, the real – the formal; the local – the universal; the diverse – the single; habitus – reflection; tradition – rationality. Experience is given in no other way than through this diversity, and the claim "to express it in notions" remains elusive, otherwise experience would have lost its own status. Experience as a form of knowledge reveals relativism; experience as a form of life is the daily routine. Pure experience is non-existent, and purely social experience lacks individuality. Local experience serves to solve particular tasks. The experience as such is a problem which has no solution.

Опыт философии не усваивается в полной мере. Так происходит потому, что сами философы, как правило, не согласны между собой по множеству основных проблем, а философские достижения не признаются в качестве абсолютных. Аналитический критицизм, характеризующий философский дискурс по любой теме, оборачивается на саму философию. Отсюда и то терминологически-понятийное многообразие, которое для нормального ученого выступает признаком ненаучности философского мышления. Последнее противится логизации, формализации и даже тотальной рационализации, сохраняя поливариантность, противоречивость, амбивалентность. Подлинная философия не просто основывается на некоторых категоризациях, но рассматривает их, прежде всего, как временный итог опыта мышления. Тем самым философия учить мыслить, давая живую демонстрацию такого опыта – процесса с непредсказуемым результатом, вскрывающего тщету окаменелых догм и окончательных доказательств. Опыт как практика и как проблема коренится в самой природе философии

What is it to be a London flower girl? On Prometeus, Pigmalion and other “consciousness experts” 

Дискуссии о природе сознания и психики в аналитической философии делают акцент на онтологической проблематике, как будто о сознании можно говорить вне процесса познания. Одновременно под сознанием понимается индивидуальные ментальные состояния вне их связи с деятельностью и коммуникацией. Продолжается не слишком плодотворное обсуждение проблем первичных и вторичных качества, чистого опыта, сырых ощущений, а предлагаемые новации выглядят неубедительно. Даже если следовать известному различению «простых проблем» и собственно «трудной проблемы сознания», ограничение проблематикой «сознание-тело» выглядит архаизмом. Опыт культурно-исторической эпистемологии мог бы оказаться полезным для пересмотра проблемы сознания.

Discussion on mind and consciousness in analytic philosophy are focusing on the ontological perspective, as if the mind can be regarded without the process of knowing and learning. At the same time, the consciousness is identified with individual mental states outside activity and communication. Controversies about primary and secondary qualities, pure experience, raw sensations look not very fruitful as far as the proposed innovations are hardly convincing. Even following the well-known distinction of "easy" and "hard” problems of consciousness, the restriction of the field of consciousness to "mind-body problem" is evidently obsolete. The results of the cultural/historical epistemology might be useful to revise the problem of consciousness.