Споры об эмоциональном воздействии (сюжетного) кино на зрителя длятся примерно столько же, сколько и история самого кинематографа

У Юрия Аввакумова, ведущего представителя движения «бумажной архитек­туры», возникшего в 1980-х годах, есть серия работ, в которых основным эле­ментом являются лестницы. В этих проектах Аввакумов организовывал изображения и макеты лестниц в различные формации — от четкого круга до хаотичного нагромождения, от крестов до мельниц. Постоянным, однако, оста­валось одно: эти лестницы никуда не вели. Традиционная — поступательная — функция «лестниц» оставалась в тени их способности формально чле­нить пространство и создавать тем самым иллюзию физического и смыслового движения. В проекте «Башня Перестройка» (совместно с C. Подъёмщиковым и Н. Аввакумовым, 1990) эта иллюзорность движения, впрочем, подверглась сокрушительному разоблачению: скелет «Рабочего и колхозницы» Веры Му­хиной был окружен строительными лесами — лесницами (sic!), — воспроизво­дящими силуэт татлинского памятника Третьему интернационалу. Динамизм татлинской башни в данном случае заменялся статичной ритмикой оков: вмес­то обещания движения «лесницы» материализовали состояние ограничен­ности, неподвижности, тупика. Стремительные символы эпохи, столкнувшись друг с другом, превращались в грузную метафору скованности

«МЫ объявляем старые кинокартины, романсистские, театрализованные и пр. – прокаженными. – Не подходите близко! – Не трогайте глазами! – Опасно для жизни! Заразительно. МЫ утверждаем будущее киноискусства отрицанием его настоящего. Смерть “кинематографии” необходима для жизни киноискусства. МЫ призываем ускорить смерть ее.