Пытаясь браться за изучение любви и писатели, и ученые чаще становились на описательный путь. Любовь как сугубо человеческое, а значит и общественно-данное чувство, редко поддавалась глубокому анализу как со стороны теоретиков, так и со стороны романистов – точнее, не давала себя рассматривать в приближении большем, нежели феномен

Девяностые годы не только как дистанция больших ожиданий, связанных со сменой общественно-экономической формации, но и как время снятия многих запретов, внешних и внутренних, создали уникальную ситуацию в искусстве пресловутой новой России – в частности, в литературе. Больше и громче прочих мастеров культуры, требовавших свободы и отмены цензуры в восьмидесятых, литераторы наконец-то получили то, чего хотели. Но самое трудное – это пройти испытание свободой…

Тема денежных знаков, самого наличия денег в социалистической экономике, – конечно, не могла не «засветиться» в кино. В сущности, это был новый «проклятый вопрос», беспокоивший и партийное руководство СССР в 1950-х: по мере приближения к коммунизму деньги обязаны «отмирать». Потому, например, вскоре после кончины Сталина, робко намекнувшего о переходе к прямому товарообмену между городом и селом, его «завещание» уже в 1955-м разгромил Маленков: увеличение товарооборота он поставил выше таких частностей, как денежная система учета трудовых заслуг, превращаемых в покупательную способность. И впрямь: как можно увеличивать товарообмен, отказываясь от посредничества денежных знаков (сюда еще добавить темпы восстановления и развития экономики)? В чиновные головы такой креатив упрямо не приходил. Деньги, увы, оставались и как часть материальной мотивации-заинтересованности (отнюдь не Брежневым одним восхвалявшейся) – а значит, попадали в визуально-образное поле, присутствовали в общественном сознании советских людей как этакое «свое-другое». Вроде бы не ради этого работаем – и коммунистическая культура это всячески подчеркивала, а инфраструктура доказывала – но с этим имеем дело…