Выставка «Голливудский костюм» открывается многообещающей фразой, проецируемой на гигантский экран у самого входа: «Фильмы рассказывают про людей». И задача дизайнера по костюмам, по этой логике, поистине демиургического размаха — «оживить этих людей, перенести их со сценарного листа на экран». Оставим за скобками фи­лософский вопрос о том, можно ли киноперсонажа относить к реаль­ной жизни, а не к двухмерной движущейся по заданной траектории картинке, а также жалобы на условность и натянутость сценариев или топорность диалогов

Когда Оскар Уайльд в «Упадке искусства лжи» писал, что настоящие жители Японии не так уж непохожи на типичных англичан, он был не слишком далек от истины. И дело не только в островной психоло­гии, зеркально-географическом расположении, имперском прошлом, общей эксцентричности, чайных церемониях, педантичной верности этикету и других расхожих стереотипах. Вместе с тем сложно предста­вить и более разные страны: если Англия исторически была плавиль­ней народов, языков, культур, то Япония всегда была, скорее, монолит­ной и закрытой от заимствований. Однако нет правил без исключений. Выставка «Китти и бульдог» посвящена влиянию британской моды на развитие культового стиля, который мы сейчас воспринимаем как во­площение японской экстравагантности — уличного стиля лолит, бе­рущего свое вдохновение в викторианских корсетах, панк-культуре и готической театральности. Четыре стенда разделены по эстетической составляющей заимствования: клас­сическая лолита, апеллирующая к викторианской фарфоровой кукле и иллюстрациям Артура Рэкема к «Алисе» (или классическому дисне­евскому образу Алисы); готическая лолита, популяризированная му­зыкальным стилем VisualKey; панк-лолита, наиболее явственно следу­ющая британской моде; и собственно японская лолита, использующая элементы традиционной одежды

«Бальные платья: британский гламур начиная с пятидесятых годов» (Ballgowns: British Glamour since 1950). Музей Виктории и Альберта, Лондон. 19 мая 2012 — 6 января 2013

В рассказе «Дебютантка» художница-сюрреалист Леонора Каррингтон (на тот период своей жизни — еще англичанка и аристократка) расска­зывает, как, не желая идти на бал, наряжает вместо себя гиену: «В ком­нате я достала платье, в котором должна была появиться вечером. Оно было длинноватым, да и у гиены плохо получалось ходить на высоких каблуках. Я нашла перчатки, чтобы скрыть ее руки.» (Carrington 1989: 201-202). История закончилась плачевно, но ее эмоциональный фон достаточно прозрачен: на балу никто и не заметит, женщина ты или гиена, главное, — чтобы платье сидело как влитое