В статье обсуждаются методологические и этические сложности исследовательских проектов по устной истории, обращающихся к опыту систематического насилия. Автор анализирует взаимоотношения между индивидуальными воспоминаниями и социальными дискурсами о прошлом и задается вопросом – как эти взаимоотношения влияют на репрезентацию гендерноспецифичного опыта в советском партизанском движении во время Второй мировой войны. Используя теоретические и методологические подходы устной истории, в особенности – те методологические приемы, которые были разработаны в рамках феминистских исследований, автор рассматривает, каким образом ограничения, накладывавшиеся на публичную и приватную коммуникацию советскими дискурсами, влияют на описание прошлого в биографических интервью

В статье анализируется возникновение нового, «терапевтического» эмоционального и культурного стиля в постсоветской России. Наиболее четко этот стиль проявляется в средствах массовой информации, где, казалось бы, предельно точно копируются готовые формы западной поп-культуры позднего капитализма. Вступая в диалог с авторами работ об эмоциональном капитализме, автор указывает на специфические условия, в которых происходит адаптация к российским условиям терапевтической культуры. В альтернативной русско-советской традиции субъективности отсутствует терапевтическое «Self», а постсоветские дискурсивные условия характеризуются недостатком авторитетных дискурсов, способных артикулировать личную и частную жизнь индивидов. В работе показано, что в результате этих условий терапевтическая культура в России развивается до или в отсутствие психологии, а главное – она не является продуктом или производной от психологического знания. Эмпирическая база статьи – примеры перевода терапевтичеких форм в поле телевизионных медиа.

По мнению Роберта Пфаллера, в западных обществах роль гламура в публичном пространстве уменьшилась в результате требований большей аутентичности, прозвучавших в ходе культурной революции 1968 года. Напротив, среди горожан среднего класса в России гламур продолжает выполнять функцию идеологической репрезентации власти. При помощи идеологии гламура статусные ритуалы, которые были вытеснены из коллективного сознания и практик официальным дискурсом в течение всего советского периода, превратились в культурный императив. В статье на основании интервью с представительницами трех поколений женщин в Екатеринбурге, Москве и Московской области гламур анализируется как микромеханизм власти (Фуко). Для женщин, прошедших социализацию в 1930–1950-е годы, элегантность становилась в условиях дефицита вопросом изобретательности. Для хрущевского поколения гламур связан с нормативными представлениями о вкусе, статусе и женственности. Для сегодняшних молодых городских профессионалов одежда становится инструментом достижения профессиональных и личных целей.