При разработке «умного текстиля» используются токопроводящие и резистивные волокна, которые позволяют материалу при посредстве электроники реагировать на внешние раздражители. В этом направ­лении были достигнуты определенные успехи: появились ткани с различными сенсорами, способные нагреваться, менять цвет или форму и светиться (Braddock & O'Mahoney 2005; McQuaid 2005). Эти технологические достижения способствуют появлению новых материальных практик, в контексте которых категории динамичности и трансфор­мации становятся элементами дизайнерских стратегий.

В 1858 году модные морские курорты Нормандии заполнились утонченными силуэтами. Элегантность, с которой курортники бросали вызов скверной погоде, подкупила журналиста парижского журнала L'Artiste: «В Шербуре все красивые парижанки и иностранки… отступают от единообразия костюмов, поскольку носят блестящую и модную одежду из каучука... где скопированы шотландские узоры и таф­та. <.> Безусловное преимущество этих нарядов — практичность и элегантность» (L'Artiste 1858: 48). Эта статья, откровенно рекламирующая продукцию парижской фирмы Rattier & Guibal, без сомнения, преувеличивала «резиновую лихорадку». Но среди прочих она показывает, что резина появилась на модной арене в середине XIX века; это касалось как женщин, так и мужчин. В начале 1840-х годов в США, Великобритании и Франции одновременно изобрели вулканизацию — обработку каучука серой для достижения желательных химических характеристик. Благодаря вулканизации открылись бесчисленные возможности применения этого «чудо-материала» в повседневной жизни и особенно в одежде. Однако спустя всего полстолетия буржуазия уже считала резиновую одежду вульгарной и непристойной.

В России, стране длительных суровых зим с пронизывающими ветрами, вьюжными снегопадами и жгучими морозами, всегда одной из важнейших проблем выживания и здоровья человека была борьба с переохлаждением и сопутствующими ему болезнями. Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в 1526 году, вспо­минал: «Холод там бывает временами настолько силен, что. от страш­ного мороза» «расседается» почва, погибают плодовые деревья, а вода, пролитая во дворе или на улице, не достигнув земли, застывает на ветру. «В тот год, — писал потрясенный барон, — стужа была столь велика, что очень многих ездовых, которые у них называются гонцами, находили замерзшими в их возках. Случалось, что иные, которые вели в Москву из ближайших деревень скот, привязав его за веревку, от сильного мороза погибали вместе со скотом. Кроме того, тогда находили мертвыми на дорогах многих [бродяг (circulatores)], которые в тех краях водят обычно медведей, обученных плясать. [Мало того,] и [сами] медведи, гонимые голодом, [покидали леса, бегали повсюду по соседним деревням и] врывались в дома; при виде их крестьяне толпой бежали от их нападения и погибали вне дома от холода самой жалкой смертью»