Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №2, 2018
Красиков Владимир Иванович
Всероссийский государственный
университет юстиции
Министерства юстиции РФ
(РПА Минюста России),
Центр научных исследований
главный научный сотрудник
доктор философских наук, профессор,
e-mail: KrasVladIv@gmail.com
Krasikov Vladimir Ivanovich
Russian State University Justice
Ministry of Justice
(RPA Russian Ministry of Justice)
Chief Researcher Research Centre
Doctor of Philosophy, Professor,
e-mail: KrasVladIv@gmail.com
УДК 18
Неуловимое: сфера эстетического
Аннотация: В статье ставится ряд вопросов: “Как внятно и доступно идентифицировать эстетическое в нашей жизни? В каких жизненных формах оно нам является?” Вначале оно рассматривается в имманентности свойств нашего восприятия и эмоциональных состояний, которые затем органично переходят на уровне рационального и всеобщего. Мы обсудили проблему локализации эстетического: в природе, в человеческой субъективности, в виде высшей реальности, в обществе, в культуре, в континууме природы-общества-культуры. Приводятся аргументы в пользу антропологической интерпретации сферы эстетического. Протестированы основные позиции по вопросу об основном качестве эстетического: “прекрасное”, “гармония” и “ценность”. Эстетическое понято как постоянно движущийся фронтир между нашим антропологическим естеством и миром для нас. Эстетическое – человеческое качество соразмерения и масштабирования – окружающего и себя: в чувствах, интенциях и мысли.
Ключевые слова: локализация и сущность эстетического, прекрасное, гармония, ценность, антропологическая сфера, эстетика
Elusive: the sphere of aesthetic
Abstract: The article raises a number of questions: “How clear and accessible is it possible to identify the aesthetic in our life? In what life forms is it to us?” In the beginning, it is considered in the immanence of the properties of our perception and emotional states, which then organically pass at the level of rational and universal. We discussed the problem of localization of the aesthetic: in nature, in human subjectivity, in the form of a higher reality, in society, in culture, in the continuum of nature-society-culture. Arguments are given in favor of anthropological interpretation of the aesthetic sphere. The main positions on the question of the main quality of aesthetics: “beautiful”, “harmony” and “value” were tested. Aesthetic is understood as a constantly moving frontier between our anthropological nature and the world for us. Aesthetic is the human quality of proportioning and scaling the environment and oneself: in feelings, intentions and thoughts.
Keywords: localization and essence of aesthetic, beautiful, harmony, value, anthropological sphere, aesthetics
Человек – существо, которое за эволюционно ничтожный срок (от 200 тыс. лет, род homo sapiens) настолько сильно изменилось, что стало не только безусловным доминантом жизни, но и силой, оказывающей формирующее влияние и на всю планету в целом. Вместе с тем, несмотря на постоянные радикальные изменения структур нашей деятельности и сознания, остаются некие древние неизменные объединяющие начала: как в телесной организации, так и в ментальной. Мы остаемся в чем-то все теми же существами, какими были и во время формирования нашего вида.
Так же, как и прежде, мы стремимся к взаимопониманию и доверию – неотъемлемым условиям самого нашего существования, порождая морали и религии. Причем древние формы органично связаны и взаимопреемствуют с их последними проявлениями. Стремления понять мир и узнать себя – ментальный базис нашей экспансии в земном окружении и постепенного цивилизационного духовного взросления – органично развивались в форме философии, потом науки. Такой же древней областью наших исходных импульсов, объединяющей людей в их истории, является и сфера эстетического.
В чем выражается, в каких формах нашего проживания предстает эстетическое? Можно ли составить его лоцию – где и как оно существует? Как его определить, выразить его качественное своеобразие? Ведь только так мы будем в состоянии понять – чем занимается эстетика, что она исследует, поскольку “эстетическое” и является объектом ее пристального внимания, предметом изучения и сферой приложения ее сил.
Итак, начнем. Как внятно и доступно идентифицировать эстетическое в нашей жизни? В каких жизненных формах оно нам является?
Во-первых, эстетическое – это органично присущее нам, неустранимое свойство нашего восприятия, которое выявляет и определяет, выбирает и оценивает, узнает и фиксирует – некие значимые аспекты предстоящего нам. Подобные стороны в вещах, явлениях, других людях, их поведении, квалифицируемы нашим вниманием и оценкой – как прекрасное-безобразное, комическое-трагическое, возвышенное-низменное и т.п.
Во-вторых, эстетическое предстает и в результирующем чувственном завершении восприятия, “окрашенного” эстетически, а именно – в эмоциональных состояниях преимущественно позитивной направленности – наслаждении, которое градуируется в диапазоне от радостного удивления, вовлечения, восхищения – до потрясения и экстаза. Однако, может представать и в негативных чувствах – в диапазоне от неприятного удивления до отвращения и омерзения.
Многие философы настаивают на неутилитарном характере чувственно воспринятого эстетического – переживания вещей как бы “самих по себе”, вне прямой заинтересованности в них [1]. Похоже, это все же сильная идеализация: уже чистое наслаждение (красотой) само по себе может быть интересно для нас, и мы будем стремиться пережить его вновь и вновь. В этом плане вряд так уж существенно будут отличаться театралы от, к примеру, эротоманов.
В-третьих, выявленное, пережитое и зафиксированное – как особый, эстетический, срез действительности – становится предметом наших раздумий и размышлений, рефлексии. Так возникают мысленные картины сущего – в горизонте специфических ценностных характеристик (красоты, гармонии – безобразного, хаоса), эстетическое на уровне рационального и всеобщего.
Если по первому вопрошанию разногласий немного, слишком очевидным является указание на основные формы являемости эстетического в нашем жизненном расписании: особые состояния восприятия, эмоционально насыщенные переживания его итогов, формирование у некоторых людей в этой связи специфических мысленных траекторий обзора сущего, то по вопросу о локализациях эстетического существуют серьезные расхождения.
Действительно, где же оно существует?
Самыми распространенными локализациями эстетического (красоты) издревле полагали: либо природу, либо человеческую субъективность, либо особую высшую реальность (мир идей, Логос, Брахман, Дао, Бог). Позднее “изобрели” еще абстракции “общества”, “культуры” и комбинирующие понятия, обозначающие некие связи между природой-обществом-культурой.
Прекрасной иллюстрацией извечности проблематики эстетического, равно как ограниченности возможных вариантов ее решений является дискуссия в отечественной философии советского периода (60-х гг. ХХ в.). В конце концов здесь оформились четыре подхода [2].
Одни полагали объективным основанием эстетического – природу, а прекрасное отождествлялось с красотой природы. Человек лишь отражает, истинно или же ложно, красоту природных форм.
Другие связывали пребывание эстетического в человеке с реализацией его “сущностных сил” в труде как высшей продуктивной форме творческой деятельности – в так называемой “трудовой концепции”.
Была еще и “общественная теория “, авторы которой искали эстетическое в некоторых специфических общественных отношениях, которые трансформируются в некие “эстетические качества”. Искусство и раскрывает, оценивает подобные “эстетические качества”, или ценности, складывающиеся спонтанно, социально-естественным образом, до всякой эстетики.
Своего рода комбинаторный подход, объединяющий природные, общественно-культурные и личностно-своеобразные компоненты предстал в крайне популярном в 70 гг. деятельностном рассмотрении эстетического. Он позволил “снять” односторонность полемически заостренных концепций 60-х гг., сохраняя и развивая, вместе с тем, их эвристический потенциал.
При всей привлекательности деятельностного подхода в объяснении человеческой сущности в тотальности ее отношений со своим окружением, он обладает некоторыми недостатками – в применении к нашему предмету, эстетическому. Деятельность – все же категория, выражающая целеполагающее начало в человеческой активности и рационально организована. Она противополагаема человеческому поведению, имеющему более широкий спектр формирующих начал: от инстинктивных до социально-консервативных (традиции) [3]. Эстетическое лишь в своей небольшой, художественно-творческой части имеет деятельностный характер, коррелируя в большей мере с массивом иррационального, поведенческого, культурно-традиционного в человеке и с сопряженными с ними средовыми факторами.
Поэтому, соглашаясь в принципе с целостным, комбинаторным подходом в определении сферы эстетического, попытаемся представить его в философско-антропологической аранжировке. Сфера эстетического должна совпадать по объему с “нашим миром”, нашей видовой реальностью, являясь одним из его универсальных “срезов”, важнейшим его “измерением”.
И если вывести за скобки нашего внимания совсем уж “ненаблюдаемые сущности”, типа Бога, его мифологических предшественников и философские метафизации о высших реальностях (мир идей, абсолютная идея, горизонт смысла и т.п.), то по-настоящему эвристичным является вопрос об “эстетическом бытии мира” самого по себе, вне связи и отношений с человеческим (природно-видовым, общественным, личностным) [4]. Однако и подобный, условный мир – с выведенными за скобки наблюдателями – принципиально не может выпасть из горизонта нашей способности восприятия-понимания.
И судя по данным современного естествознания можно определенно говорить о той части мира, с которой эволюционно сцеплена наша видовая природа с ее интенциями к поиску красоты, порядка и гармонии. Это – Земля и Солнечная система, может быть, сюда следует добавить ближайшие, наблюдаемые при достаточно хорошем разрешении, звездные окрестности. Это и есть “наш мир”, по поводу которого мы можем пока быть уверены с достаточной долей основания, что здесь действуют законы, близкие земным и который мы как-то, соразмерно нашей природе, способны воспринять и понять. Все остальное – сильные допущения и экстраполяции. Косвенным подтверждением этого является плюралистско-анархическая ситуация в современной космологии, когда, как ранее в традиционной философии, существуют десятки совершенно разных моделей вселенной, в которых присутствуют “ненаблюдаемые сущности” типа: “темной материи”, галактических ядер-черных дыр, бозонов Хиггса и т.п.
Потому вряд ли уместно объективировать (онтологизировать) и такие наши антропологические характеристики, качества и предпочтения – к примеру, абстрактные сущности, типа “красоты”, “порядка” (организации), “гармонии”, “идеальной субстанциальности” – именно на всю реальную физическую Вселенную. По-видимому, эстетическое все же замкнуто именно на доступном нам мире: человеке и его видовых качествах-отношениях со своим специфическим окружением – эволюционно-земным и культурно-историческим.
На доводы по поводу того, что красота (и безобразие) есть и без нас в самой окружающей действительности, можно ответить следующее. Конечно, есть, но вряд ли это будет красотой самой по себе, для иных разумных рас с другой организацией чувственности и мышления. Может существовать бесконечное разнообразие других аспектов и явлений, индексированных как “красота” и вряд ли совпадающих с нашими индексациями. Без наблюдателя все возможные “красоты” – лишь потенцированы и только наше антропоцентрическое самомнение и солипсистские амбиции, выражающиеся в постоянных наивных онтологизациях, антропоморфизациях сущего, позволяют рассматривать аргумент “от объективности красоты” как убедительный. Аналогичная ситуация и в науке – с ее антропоцентризмом “по умолчанию”: не обсуждаемой экстраполяции законов, познанных на материале земного окружения, на всю вселенную. Единственный аргумент здесь: иная точка позиция – парализует познание и потому непродуктивно.
Однако, все же наибольший интерес вызывает проблема определения эстетического: что оно есть по сути?
Практически вся предшествующая классическая философия, начиная с греков, утверждает в унисон о красоте (прекрасном) – как квинтэссенции эстетического. О том же вещает и современный “оракул” (Википедия): эстетика –”философское учение о сущности и формах прекрасного” [5].
Действительно, трудно спорить, что “прекрасное” – по сути, одна из центрирующих идей эстетического. Если мы вспомним древнегреческую сентенцию: “прекраснее всего мир, ибо все прекрасное является его частью”, то красота есть рефлексия осмотра мира как Целого в его гармонии и самодовлении. Подобное самозамыкание вызывает переживание глубокого удивления и восхищения от его самодостаточности и величественности.
Но не следует забывать о том, что подобные наши акты экстраполяции могут быть лишь некритически-самозабвенным восхищением Нарцисса. Гораздо существеннее то, что долгое время философы, предававшиеся эстетическим рефлексиям, оставляли в стороне, как предметы совершенно недостойные, другой необходимый спектр эстетического – негативное: безобразное, ужасное, омерзительное. Мы избегаем этих проявлений эстетического. Но не обходимся без них. Ибо позитив невозможен без оттеняющего его негатива.
Другой главный претендент на корону эстетического – гармония. “Эстетика – это наука о гармонии человека с Универсумом”, утверждает один из столпов нашего современного эстетического дискурса [6, С.5].
На этой же позиции стоят и многие современные исследователи (Ю.Б. Борев, А.И. Буров, Б.Т. Лихачев, В.А. Разумный, В.К. Скатерщиков и др.)
Здесь также трудно не согласиться с притязаниями данной универсалии на главенство в сфере эстетического. Все было бы хорошо, вот только в большинстве случаев авторы не утруждают себя рациональными формулировками и, хотя бы приблизительной инвентаризацией содержания того, что же включено в объем понятия “универсум” и каковы реальные связи между ним и человеком, его сознанием – помимо неких наитий, смутных интуиций и поэтических метафор (типа: “все во мне и я во всем”).
Довольно популярно сведение эстетического к ценностному, столь модного в советской эстетике. Эстетическое здесь трактуется как, прежде всего, ценностная интерпретация чувственного опыта (Л.С. Столович), специфическая форма ценностного сознания (М.С. Каган), родовое понятие для определенного класса ценностей (К.З. Акопян), одно из проявлений ценностной ориентации (Г.Г. Коломиец [7, С.116]).
Однако, и в случае “ценностного” актуально замечание, относимое к специфике положения категории “прекрасного” в истории эстетического сознания: игнорирование имманентно сопряженных противоположных смыслов-категорий. Как “прекрасное” сопряженно в эстетическом, как бы это ни игнорировала традиция, с “безобразным”, так и позитивно-ценностное соотносится, по умолчанию, с антиценностями (наркомания, алкоголизм, порнография, жадность, паразитизм, враждебность, лень, неорганизованность, обжорство и мн. др.), источниками которой являются теневые стороны человека [8]. Таким образом, невозможно свести эстетическое к “ценностному”, как и к “красоте”, не привлекая вместе с ними и сопряженные умалчиваемые смыслы. Но как это сделать? Авторы, приписывающие эстетическому сущностные квалификации “прекрасного” или же “ценностного”, предпочитают оперировать сугубо положительными смыслами, оставляя не прописанными другие, сопряженные с ними, имманентные содержательные моменты.
Основное уязвимое место того типа определений эстетического, который мы рассмотрели в случае с “прекрасным”, “гармонией” и “ценностью” – это метафизация того или иного совершенства, безусловно позитивного и, по сути дела, отказ от включения в содержание эстетического каких-либо несовершенств, безусловно негативного. Похоже, эта тенденция идет от Платона, который, как известно, отказывался включать в состав идей-матриц сущего в чем-либо недостойные сущности.
По-видимому, другой методологический изъян определений эстетического через некие универсальные совершенства в том, что в итоге мы имеем дело уже с результатом: красотой, гармонией, ценностью – как онтологическим стержнем существующего мира. Конечно, мы стремимся к красоте, гармонии и ценности, можем даже ставить себе цели их поддержания, сохранения, приумножения, однако предполагается само собой разумеющимся, что при своем появлении, мы находим уже готовым и совершенным объективный мир красоты, гармонии и ценности.
Мы полагаем, что это не совсем адекватная характеристика обстояния дел. Разумеется, мир объективен, независим от нас, бесконечно многообразен, потенцирован необозримым числом качеств и вариаций. Из подобного множества именно мы – выявляем, фиксируем и полагаем некоторые состояния и конфигурации, значимые для нас – в виде наших мировоззренческих профилей, являющихся, впрочем, для нас “самой реальностью”, единственной и подлинной.
“Мы” – это наше антропологическое естество, находящееся в основе чувственности, духовности, творчества, деятельности, социальности. Эстетическое, в этой связи, есть одна из квинтэссенций человеческого, потому что именно оно создает и в этом созидании становится “масштабом” человеческого: образцами, идеалами и ценностями, в конечном счете, управляющими нами. В самосозидании эстетическое и существует, постоянно как возобновляясь, так и обновляясь. Таким образом, мы хотим предложить его процессуальное определение.
В природе вне нас, универсуме, есть, разумеется, все, в том числе и то, что вычерпываясь нами, нарекается “красотой” или “ужасом”, но оно никогда без нас не будет обладать такими вот, по сути, дополнительными для себя качествами. Человек на самом деле есть мера всех вещей, а эстетическое – постоянно движущийся фронтир между нашим антропологическим естеством и миром для нас. Эстетическое – человеческое качество соразмерения, масштабирования: в чувствах, интенциях и мысли. Соразмеряется окружающее (природные феномены, социальные и культурные явления) – с происходящим в нас: в сознании и переживаниях. Вероятно, примерно о том же говорил и А.Ф. Лосев, определяя эстетику как просто науку о выражении, т.е. о том, как невидимое внутреннее дано во внешнем воспринимаемом и нашим зрением и всеми прочими внешними чувствами [9].
Чем более необычно и нежданно совпадение внутреннего и внешнего, чем более оно превышает ожидание, тем более оно интенсивно – будь то в положительной или же отрицательной гамме чувств. Соразмерение – не чисто “оценивание” или же “нормирование”, хотя, разумеется, включает в себя элементы и того, и другого. Это, скорее всего, накладывание “шаблонов” (явно-осознанных, усвоенных в инкультурации и неосознаваемых, еще непроявленных родовых или личностных предпочтений или избеганий) на являющееся. Соразмерение может быть, как пассивным, фоновым, так и культивируемым, активно-поисковым, деятельностно-формирующим – у эстетически развитых сознаний. Естественно, что соразмерение комплексно – это и отношение, и вкус, и оценка, и чувство, и ожидание (шаблон).
Эстетика как философская наука, а, следовательно, в первую очередь, рефлексия над своими собственными основаниями, и озабочена исследованием тех интенциональных процессов в сознании (отношение, вкус, оценка, специфические чувства и пр.), которые и порождают подобное соразмерение. Прекрасное – форма и итог соразмерения. Разумеется, объективная подоплека прекрасного (и безобразного) – реальные природно-социальные явления или же материальные, идеальные и душевные артефакты, однако окончательно оно конституируется (санкционируется) именно в соразмерении, так сказать объективно-субъективно. Прекрасное “вычерпывается” из потенциального многообразия “сырого” мира, мира самого по себе. В большинстве случаев это процесс иррациональный, чувственный, однако в нем “светятся” некие интенции, предпочтения, потому, вероятно, И. Кант и называл эстетику “правилами чувственности вообще”, а Б. Кроче – “логикой чувственного познания”.
Таким образом, как чисто философская наука, эстетика призвана исследовать основания того процесса, который и порождает его носителя – эстетическое сознание, его основные формы, маркеры и состояния. Для обозначения “соразмерения” существует другой, более устоявшийся термин – “эстетический опыт”, рефлексия над своим порождающим опытом и делает эстетику относимой к философским образованиям. Это, однако, не отменяет и другого имеющегося традиционно-исторического содержания в эстетике, оно, скорее, органично присоединяется, “накручивается” на рефлексивное эстетическое “ядро”. Речь идет об анализе результатных итогов рефлексии над соразмерением: уже собственно эстетических феноменов, рожденных спонтанно-конструирующей активностью специфически озабоченного сознания – будь то в повседневности или же в сообществах специалистов (в искусстве).
Потому и правомерны также определения эстетики как “науки о прекрасном (безобразном)” и “философии искусства” – как аналитических направлений эстетики: исследования порожденных соразмерением явлений-объектов так сказать “натурального прекрасного” и исследования творчески-конструирующих полаганий “артефактов прекрасного”. Вместе с тем, необходимо постоянно помнить об исходно-философской основе рефлексий над эстетическим измерением (началом) нашего сознания. Итак, эстетика может быть идентифицирована, прежде всего, как философско-аналитическая дисциплина, содержащая в себе как рефлексивное ядро исследования эстетического опыта, так и аналитические составляющие, направленные на изучение динамики его результатов: натурального прекрасного (безобразного) и его артефактов в искусстве.
Литература
