Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №3, 2019

Алексей Коваленок
Фихте как пророк «империи Духа» и провозвестник этического пантеизма. Некоторые аспекты фихтеанства в плане их значения для историко-философского образования наших дней

Коваленок Алексей Анатольевич

ГБОУ СПО Нижегородское художественное училище

Преподаватель социально – гуманитарных наук

Кандидат философских наук

Alexey A. Kovalenok

Nizhny Novgorod Art School

Lecturer of social and liberal sciences

E-Mail: Kov9alenok@yandex.ru

УДК – 1 (091)

 

Фихте как пророк «империи Духа» и провозвестник этического пантеизма. Некоторые аспекты фихтеанства в плане их значения для историко-философского образования наших дней

Аннотация: В статье ее автор попытался представить свое собственное, авторское видение основных тем и проблем фихтевской философии, особенно при этом делая упор на социально-морально-этическую проблематику, что, как представляется, в нашем сегодняшнем мире эпохи «кризиса, дисбаланса и асимметрии» смотрится особенно актуально. Рассмотрена эволюция концепции наукоучения у Фихте, понятия деятельности и свободы, рассмотрена концепция государства и всемирной истории. Показана специфика именно фихтеанского идеализма в сравнении с его кантовско-гегелевскими формами. Цель автора состояла в том, дабы изучающий философию Фихте получил бы ее цельный и по возможности аутентичный образ, сопровожденный авторскими оценками, размышлениями и комментариями. И еще важно было показать ее конгениальность и нашей современности, тоже мучительно ищущей ответы на вопросы, над которыми бился и Фихте: предназначение человека; понимание Абсолюта; смысл и цель истории; роль и ответственность науки и ученых; понятие и сущность свободы; гармоничное функционирование государства; соотношение теории и практики; смысл и назначение деятельности.  Размышление над ними в аспекте фихтеанства лишний раз доказывает и показывает, что ответы на важнейшие философские вопросы временны, преходящи, относительны, но сами же эти вопросы вечны.

Ключевые слова:  фихтеанство, субъективный идеализм, субъект, абсолютное Я, эмпирическое Я, наукоучение, свобода, мораль и нравственность, замкнутое государство, право, действие

 

Fichte as the prophet of “empire of Spirit” and herald of ethical pantheism. Some aspects of his philosophy in respect of their value for historical and philosophical education of our days

Abstract: The author has presented his own vision of the main subjects and problems of Fichte’s philosophy, especially emphasizing social, moral and ethical perspective that looks especially relevant in our today’s world of “crisis, imbalance and asymmetry”. Evolution of the concept of Fichte’s doctrine, concepts of activity and freedom, the concept of the state and world history are considered in the article. It also shows the specifics of Fichte’s idealism in comparison with Kant’s and Hegelian’s forms of idealism.

The aim of the author of the article is to make integral and whenever possible authentic image of Fichte’s doctrine accompanied with author’s estimates, reflections and comments. Also it was important to show its congeniality for our present time painfully looking for answers to questions with Fichte tried to answer: mission of the person; understanding of the Absolute; sense and purpose of history; role and responsibility of science and scientists; concept and essence of freedom; harmonious functioning of the state; ratio of the theory and practice; sense and purpose of activity. Their reflection through Fichte’s philosophy shows that answers to the most important philosophical questions are temporary, passing, relative, but these questions are eternal.

Keywords: Fichte’s philosophy, panegoism, the subject, absolute I, empirical I, science doctrine, freedom, morals and morality, the closed state, the right, action

 

В этих заметках автор их хотел бы предпринять (имея, прежде всего, в виду педагогическо-философско-образовательный интерес, хотя и не только его) очерк некоторых аспектов учения Иоганна Готлиба Фихте  (1762 – 1814), которые, как представляется, могли бы показаться поучительными для нашего нынешнего мира «кризиса, дисбаланса и асимметрии», как его иногда вполне справедливо называют.

Говоря о Фихте, проницательный и глубокий наш мыслитель С. Н. Булгаков подчеркнул, что кантовская идея долга и нравственного закона как основного начала, руководящего человеческой личностью, у Фихте еще более усилена, акцентирована и развита «в целую систему религиозно-метафизического мировоззрения, которое правильнее всего называть этическим пантеизмом. Мир представляется для Фихте не как мертвый космос вещей, но как система наших действий, определяемых, как и все действия, целями. Но цели эти, поскольку они не являются личной прихотью, произволом, представляют собою осуществление идеальных задач. Эти частные цели, осуществляемые отдельными лицами и отдельными поколениями, в своей совокупности представляют собою осуществление некоторой общей цели, их в себе обнимающей. Этот мир идеальных целей представляет собою нравственный миропорядок, и, осуществляя веление этого нравственного миропорядка, человек осуществляет веление божества. Нравственный миропорядок и есть в философии Фихте божество»[1].

Нравственный миропорядок, совесть, долг, мораль… Какие старомодные и подлежащие «деконструкции и децентрации» слова, особенно для нашего, погрузившегося в пучину вседозволенности мира. Мира, где правит бал мораль лавочников и торгашей, мира, где у некоторых людей само, например, имя Достоевского вызывает ненависть и желание разорвать в клочья все его сочинения, мира, где у чиновницы спрашивают насчет совести, а она недоуменно вопрошает: «А что это такое?!» Тем более иногда хочется тщательнее вчитаться и вдуматься в сочинения Мыслителя, для которого все эти понятия были отнюдь не пустым звуком, а реальными целями, за которые следует бороться, продвигать их осуществление.

Ф. Шлегель как – то заметил, что Фихте, Гете, Французская революция – это стержневые векторы 18 века! (В скобках позволим себе указать, что для одного из виднейших представителей романтизма, каковым и был Ф. Шлегель,  такая оценка роли Фихте совершенно неслучайна, ибо, как справедливо найдено в одном из исследований, «Я» как принцип философии, ее отправная точка и конечный результат заимствуется у Фихте Фридрихом Шлегелем и другими романтиками, становится предпосылкой учения об иронии, как и вообще понимания искусства и художественного творчества. Фихте создал тот «космос», в котором поселились немецкие романтики и который они обживали в продолжение нескольких десятилетий»[2]). Родился будущий мыслитель в Рамменау. Юность – это школа морали для Фихте. Убеждение в том, что мораль превалирует над материальным родилось именно тогда, в те юные годы. Фихте закончил теологический факультет Йенского университета. Духовный рост его шел через боль – моральную, нравственную и физическую. С юности увлекся Кантом, у которого особо близко воспринял идею свободы и долга. В 1791 году Фихте посетил кенигсбергского философа. Встреча была краткой и не особо теплой и любезной. И. Кант не очень хорошо себя чувствовал, был утомлен. Фихте после визита к Канту на 35 дней заперся в гостинице и написал труд «Опыт критики любого откровения» ( 1791). Основная интенция этого сочинения сводилась к тому, что вера вырастает из внутреннего ощущения присутствия Бога как основания морали. Фихте там очень высоко оценивает деятельность Канта, ставя его в один ряд с Христом и Лютером. Правда, сам Кант не всегда ценил такую позицию Фихте по отношению к своему творчеству, заявив, например, в 1799 году, что Фихте пытается из субъекта выковырять объекты, а это – безосновательно. Да и потом все более стало выявляться отличие Фихте от Канта, ибо «фихтевский идеализм, в сравнении с кантовским, различаясь по существу, является более волевым, более деятельным, нежели созерцательный, кабинетный, профессорский идеализм Канта»[3]. Однако, заметим, разрыв Фихте и Канта никогда не был радикальным и окончательным и его, разрыв этот, не следует абсолютизировать, ибо, «хотя как теоретик он (=Фихте – А. К.) разрушал кантовские абсолюты, но как нравственная личность был убежден в их незыблемости. В результате (и это очень важная мысль – потому мы ее и приводим и выделяем, и подчеркиваем – А. К.) Фихте впервые в истории вынужден был создать некую новую форму диалектики, где соединилась революционная и разрушающая сила диалектического метода как метода разложения всякого нерефлектированного убеждения, всякого непосредственного верования (именно такова была диалектика Сократа и Платона)с твердой, абсолютной верой в конечное  торжество разума и добра. Диалектика тем самым была поставлена на службу определенному идеалу, должна была подтвердить и даже доказать неисторичность и абсолютность одного из верований путем разоблачения историчности и, стало быть, относительности всех прежних. С легкой руки Фихте именно такое употребление сделали из диалектики Шеллинг и Гегель»[4]. (выделено и подчеркнуто мной – А.К.).

Отношение Фихте к Великой Французской революции, как и у Гегеля (однако в скобках не удержимся и заметим, что тот же Гегель до конца жизни отмечал взятие Бастилии = начало этой Революции (14 июля) как свой личный праздник, и даже когда ему было уже за 50, он в этот день покупал шампанское и приглашал приятелей и друзей, ибо для него этот День был символом падения деспотизма в его наиболее худших и одиозных формах, и философ всегда помнил про него), было противоречивым, ибо он видел весь трагизм и драматизм, но также и величие ее результатов. В терроре против политических противников нет, разумеется, никакой новизны, но Фихте, как и миллионы современников, был шокирован прежде всего «контрастом между энтузиазмом первых лет революции, между проповедью солидарности и братской любви и тем безжалостным, демонстративным насилием, к которому революционеры прибегали во имя этой братской любви»[5]. (Здесь вспомнился Ю. ШевчукО Революция, ты научила нас верить в несправедливость добра. Сколько миров мы сжигаем подчас ради твоего святого костра!»). Однако Фихте как глубокий и проницательный мыслитель и внимательный социальный наблюдатель, критик произвола и деспотизма не мог не понимать, не чувствовать, что тем не менее «революция победила вопреки себе самой: хотя она и не открыла новой эры гармонии и процветания, она необратимо изменила историю человечества. Необратимым стал прежде всего тот кризис, который открылся и разразился в революции: антагонизм, который нельзя было более забыть… Легитимность… больше не принадлежала никому автоматически: легитимность династий соревновалась с легитимностью народов. И последняя в конце концов победила»[6].

Вообще, Фихте – апологет действия. Действовать, действовать и еще раз действовать, вот то, ради чего мы существуем. Если у Декарта – «Мыслю, значит существую», то у Фихте – «Действую, значит существую». Надо создать новую парадигму действия[7]. В действии реализуется и существование человека, смысл коего состоит в том, дабы превратить Хаос в Космос. В природе нет ничего выше человека, природа бездеятельна, есть полная косность и инертность. И вот «именно в этой инертности Фихте видел источник первородного греха. Спасение же человека от первородного греха есть преодоление в себе этой косности через деятельное Я»[8]. Полной удовлетворенности и прекращения деятельности быть не может и потому как раз природа в ее многообразно-неисчерпаемых формах при всей ее косности и инертности есть необходимый момент деятельности, средство, за счет коего она = деятельность живет. Пока «существует противоречие, несоответствие между замыслом и реализацией, стремлением и формой его удовлетворения, до тех пор будет существовать деятельность; покой, удовлетворенность, наслаждение настоящим – ее смерть. Эту идею Фихте Гете художественно воплотил в «Фаусте». Подлинная смерть – это удовлетворенность»[9]. В этом смысле Фихте злейший враг всех филистеров, ищущих именно как раз покоя и удовлетворенности, замкнувшихся в своем узком мирке.

Кстати, этот принцип действия он отстаивал не только в философии, но и в жизни. Он не был кабинетным теоретиком, он всегда старался свои взгляды реализовывать в бурном потоке жизни, в чем проявлялась цельность его натуры, единство теоретического и практического подходов. В годы войны с Наполеоном он записался в ополчение, а его жена самоотверженно ухаживала за раненными солдатами в лазаретах. От нее он заражается горячкой и умирает 29 января 1814 года. То есть свою философию он обосновывает и подтверждает и своею жизнью, и своею смертью. (Здесь приходит на ум в плане сравнения величественная фигура Сократа). В 1799 году он вступил в полемику по поводу религиозности. Некто Форберг передал Фихте написанное им сочинение «Развитие понятия религии». Там заявлялось, что можно быть религиозным и без веры в Абсолют. Фихте это сочинение опубликовал. Это вызвало скандал. Однако, по Фихте, Абсолют – это объективная реальность.

В 1807 году он выступил со своими знаменитыми речами о немецкой нации, которые способствовали пробуждению немецкого национального самосознания. Фихте призывал немцев объединиться на основе моральных ценностей и изгнать Наполеона. Ни один монарх не может попирать свободу. (А ведь поначалу было чуть ли не обожествление Наполеона как вестника свободы и освободителя от старых порядков). С 1810 года он работал в созданном берлинском университете. С этого времени стал нарастать его критицизм по отношению к кантианству. Фихте заявляет в этот период, что если брать философию Канта так, как берем ее мы, то она выглядит полной бессмыслицей. Затем появляется его работа «Востребование от государей Европы свободы, которую они до сих пор подавляли». Там рефреном звучит мысль о том, что свобода – это самое ценное для человека, для его бытия. Далее последовали «Очерки по исправлению суждений публики о французской революции». В этом произведении Фихте обосновывает 1) правомерность революции, 2) мудрость революции и 3) трагизм и противоречивость результатов революции. Философ указывает, что государство следит за распределением прав и обязанностей, но есть естественные права, и если государство на них покушается, то революция неизбежна и необходима. Яркий пример тому – Франция. Что же касается до мудрости революции, то вряд ли они мудры на 100 процентов. Одни только внешние условия не осчастливят человека. Нужно еще внутреннее освобождение = самоосвобождение. Государство должно рано или поздно изжить себя.

Фихте в своем учении о свободе выделял три ее уровня: а) трансцендентальная свобода – высшая свобода, когда человек реализует нечто, заложенное в нем априорно; б) космическая свобода – внутренняя свобода на основе осознания самого себя; в) политическая свобода – свобода закона[10].

Каждый человек, по Фихте, – это отголосок Абсолюта. Но что есть Абсолют в понимании мыслителя? Вероятно, это не личность в теистическом смысле. Бог – это воплощенная нравственность, ее законы, реализуемые в мире. Наконец, Бог – это бесконечная Жизнь, динамичная полнота бесконечной Жизни, не допускающая сама по себе никакого изменения и самораздвоенности[11].

В 1794 году Фихте пишет знаменитое «Понятие учения о науке» = наукоучение. Цель была – вывести все знание из одного первопринципа. При этом Фихте критикует Канта за «вещь в себе» – она ограничивает познание, а Фихте не мог с этим согласиться, и за его антиномии. Фихте отрицает объективность мира. Мир ( не – Я) творит наше Я = чистая деятельность. Я = это и есть тот самый первопринцип, из коего Фихте вознамерился вывести все остальное. Деятельность – основа фихтеанства. Деятельность – это и совершающееся, и завершающееся деяние, и результат, и процесс одновременно. Как пишут авторы одного известного коллективного исследования, «Фихте решительнее, чем Декарт и Кант, уходит в мир активизма сознания и самосознания. Фихте целенаправленно идет на то, в чем его как раз и упрекали многие его современники и потомки: он хочет вывести из активно действующего, свободного, наделенного самосознанием, творческого Я весь мир – причем и мир природы, и мир человеческой культуры. Понятно, что смысл и интерес подобный подход мог получить при условии совершенно особой изначальной трактовки Я, которое должно выходить за рамки конкретно – эмпирического единичного субъекта и становится средоточием чуть ли не обожествленной «чистой» субъективности. Более того, изначальной инстанцией Я могло бы стать лишь в случае, если бы в его конструирование сразу включался такой (почти божественный, субстанциональный) момент, как самодостаточность и самопорождение Я»[12]. Эти же авторы в другом месте особенно подчеркивают, что Фихте «делает своей целью именно выяснение конституирующей способности человеческого Я, которое обязательно полагает, рождает, оживляет для себя, а значит, преобразовывает мир общества, культуры, коммуникации с другими индивидами»[13].

Далее по поводу чистой деятельности = активности Я заметим еще, что такой момент, как узнавание предмета есть тождество между образом и предметом, и это происходит в действующем Я = чистой деятельности. Я также может пониматься в некоторых аспектах как человечество в целом, как духовный Абсолют в его оторванности от природы, как принцип духовности, каковую люди не всегда в себе ощущают. Деятельность ( = субъект – Я) предполагает объект = не – Я = то, на что направлена активность = мир, природа. У Фихте Я – это тезис, не – Я – это антитезис, а синтез – это их слияние, единство субъекта и объекта, из чего вырастает знание. Любое знание – это синтез, а все частные синтезы сливаются в едином общем синтезе = Абсолютном знании. Любой предмет надобно расчленить на противоположные основания, а после их соединить на более высоком уровне. Из ограничения деятельности Я = субъекта рождается не – Я = объект. Я и не – Я взаимоопределяют и взаимопредполагают друг друга. Я должно самоактуализироваться, но для этого нужен объект = не – Я. Субъект есть причина самого себя. Абсолютное Я у Фихте – это субстанция, оно охватывает всю реальность, но в сфере права оно начинает расщепляться на отдельные, эмпирические Я. (Вообще, заметим, что абсолютное Я у Фихте то, по сути, совпадает с эмпирическим, конкретным я, отождествляется с ним, то отделяется от него, возвышается над ним, поэтому сферу и динамику их соотношений определить не так – то просто). То есть у Фихте подчеркнуто диалектическое единство субъекта и объекта.

Наука – это средство изменения мира. Фихте поставил первый проблему соотношения логического и исторического, абстрактного и конкретного. Он – первый методолог науки! Затем эта проблематика перешла к Гегелю. По этому поводу хорошо и точно было однажды замечено А. В. Ахутиным, что «наукоучение Фихте-Гегеля кладет в основу идеи научный метод – знание как растущее в истории познания могущество познающего субъекта, идущего от ничто абсолютного незнания (уже, однако, знающего себя сущим в этом ничто в качестве незнающего) исходной установки до абсолютного (в идее знания, в котором само бытие открывается (в себе и для себя) как субъект абсолютного само-сознания. В центр философии как наукоучения становится дедуктивное развертывание системы и – главное – диалектически-дедуктивная логика развития науки (последующая система становится основанием предыдущей), то есть логика мышления как метода самообоснования, логика мыслительного хода, действия»[14]Изначально мышление конкретно, оно упорядочивается через ощущения, а они, в свою очередь, – плод активности созерцания. В 1795 году И. Фихте пишет работу «Очерк особенности учения о науке». Там доказывается, что основание ощущений лежит в выходе Я из самого себя, в его противоборстве с не – Я. Пространство – это внешнее условие созерцания, а время – внутреннее условие созерцания. Созерцание зависит от предыдущих состояний. Вообще, нет сознания без сознания прошлого. Не существует первый момент сознания, а только лишь некоторый второй. Рассудок – лишь хранитель ощущений. Активность в суждениях достигается с помощью разума. Разум – это высший синтез мысли, абсолютная способность отвлечения.

В 1797 году создается «Второе введение в учение о науке». Там рассматривается такая субстанция как интеллектуальное созерцание интеллектуальной деятельности.  Фихте декларирует, что бытие вторично по отношению к деятельности = Я. Объективная реальность отвергалась. Бытие ограничивает свободу! Вещи таковы, каковыми мы их делаем. Природа дана только через человека и для человека, через его формы созерцания и через его деятельность. Насколько человек совершеннее внутри, настолько же облагорожена и природа. Только в духе кипит подлинная жизнь, манифестирует Фихте. Природа – вторична, несамостоятельна, несубстанциональна.

Вот если сравнить Гегеля и Фихте, то будут очевидны расхождения их взглядов. Для Гегеля внешний мир хоть и есть инобытие Абсолютной Идеи, но он реален, он существует, он объективен. Гегель никогда бы не согласился с центрацией всего и вся на Я, субъекте. Однако, в отношении обоих к природе столь же очевидно сходство. Выше уже указывалось, что и для Гегеля природа вторична, несамостоятельна, несубстанциональна, не имеет значения. Для него значим лишь дух. То есть в этом пункте два мыслителя родственны между собой. Кстати, тот же Гегель, при всем принципиальном несогласии с целым рядом интенций фихтеанской мысли, тем не менее, указывал, что философия Фихте есть значительное явление, от нее «идет абстрактное мышление, дедукция и конструкция. С появлением фихтевской философии в Германии совершилась поэтому целая революция»[15].

В 1794 году появляется работа «Об обязанностях ученых». Но там он рассуждает не только о науке. Он пишет там, что человек есть цель и самоцель. Люди есть то, что они сами из себя сделали. Человек определяет себя, исходя из своей свободы. Культура – это условие бытия общества. Вновь повторяется идея, что государство должно себя изжить. Оно = государство нужно для (вдумайтесь!) ограничения ограниченности человеческой природы. Вот так! В 1796 году выходят «Основы естественного права». Мораль, по Фихте, духовна. А право же регулирует материальный, вещный  мир и зиждется на принуждении. Фихте против демократии, против деспотизма, против разделения властей. Но он за то, чтобы над правительством стояли, надзирали за ним, контролировали бы его, удерживали бы от злоупотреблений некие органы, структуры, некий эфорат.

Фихте о государстве. Государство как политическая субстанция должно фундироваться на 1) договоре о собственности, далее 2) договоре о защите  (= в том числе, право на труд) и 3) договоре об объединении = основе единства государства и гаранте защиты и сохранения первых двух договоров.

В 1800 году появляется знаменитое «Замкнутое торговое государство». Фихте излагает там в развернутом виде свою политико-правовую программу. Ее пункты следующие:

——- государственный контроль за торгово-экономическими и социальными отношениями;

—— должны быть законодательно закреплены три сословия – сельскохозяйственное сословие, мастеровые ( ремесленники) и купцы. Государство должно контролировать численность сословий и отношения между ними;

—— у государства – монополия на экономическую жизнь, отрицание собственности на землю;

——- полицейский контроль за поведением граждан;

——– ставится вопрос о принципах мирного сосуществования и о естественных границах;

——- обсуждается вопрос о роли, статусе и правах мужчины и женщины. Фихте, насколько можно понять, по этому вопросу указывает, что не – Я  (внешний мир, природа) оказывает ограничивающее влияние на Я = дух, деятельность, творчество, активность, в том числе, на его эмпирические эманации = отдельные я, которые находятся поэтому в страдательном состоянии. Причем женщины страдают от такого ограничения гораздо более, чем мужчины. Они не могут противостоять ему, а потому, дескать, роль женщин вторична. Автор этих строк так понял интенцию мысли Фихте в данном вопросе.

Оценивая этот проект, абрис коего изложен выше, В. Виндельбанд, например, скажет о нем, что Фихте с присущей ему прямолинейностью последовательно набросал одну из самых ранних и интересных картин идеального социалистического государства. И еще раз отметим огромную важность сферы права у Фихте: именно в стихии правовых отношений идеальное, наконец, переходит в материальное. Материя, по Фихте, возникает как предмет именно правовых отношений между индивидами. Именно в сфере права абсолютное Я, всеобщий формальный принцип деятельности, идеальная активность расщепляется на индивидуальные, конкретно – эмпирические я. Возникает вполне определенный человек, воспринимающий свою индивидуальность, прежде всего, как тело. Именно в правовых работах Фихте содержится яркий панегирик эмпирической индивидуальности и человеческому телу. Этот аспект в фихтеанстве нужно очень хорошо понимать.

Фихте об Абсолютном знании. Абсолютное знание = Абсолютный синтез – это когда все понято как единство, целостность, восстановление бытия в своих основаниях. В «Основных чертах современной эпохи» мыслитель указывает, что знание сопричастно бытию, то есть как бы получается, что бытие теперь первично по отношению к субъекту – может создаться такое впечатление. Но далее Фихте спешит поправиться – нет, все – таки дух первичен, а бытие, природа вторичны. Мы – дух, но заключенный в телесную оболочку. Поэтому бремя, груз этой телесности могут рождать в нас иллюзию первичности ее, но это – именно иллюзия. Доминантой был и остается дух = чистая активность, чистая деятельность.  Абсолютное знание не надо искусственно создавать: оно открывается само человеку, и он приобщается к нему. Человечество всегда приобщалось к абсолютному знанию в тех или иных формах, но сегодня оно приобщается к нему в наиболее адекватной и истинной форме = форме науки. Критерий прогресса – это стремление к свободе.

Фихте выделяет пять этапов ( эпох) духовного и морального развития человечества:

  • Эпоха невинности – здесь разум и инстинкты совпадают.
  • Начало греховности.
  • Завершение греховности.
  • Начинающееся оправдание – разум открывается в науке.
  • Завершенное оправдание – здесь человек – воплощение абсолютного знания, главное теперь – религиозная деятельность. Причем Фихте отвергает креационизм, указывая, что из ничто = ничего невозможно ничего, никакая активность.

И. Фихте ставит проблему любви. Любовь – это импульс, толчок к деятельности, творчеству, креации, активности, продуктивности, преобразованию. Любовь к себе – это основа, фундамент бытия. Но, важно понять, что любовь к себе – это вовсе не бульварный, примитивный эгоизм. Из фихтеанской любви к себе вырастает любовь к другим. Надо перерасти себя и слиться с Абсолютом = вот сверхзадача личности.

Бытие, констатирует Фихте, – это жизнь духа, Я. Он тоскует по «империи Духа». Только дух, субъект, Я – абсолютная реальность и объективная реальность, подлинное бытие. Когда человечество поднимется до осознания этого фундаментального факта, то тогда бытие будет восстановлено в своих основаниях, и будет сиять «ясное как Солнце сообщение»: бытие, пронизанное духовностью, бытие как дух = чистая активность и деятельность = Я первично по отношению ко всем остальным субъектам и объектам.

Такими видятся автору этих строк основные философские идеи И. Фихте, как он, опять же, смог прочувствовать их, понять и изложить. Излагать Фихте непросто, ибо его взгляды менялись, эволюционировали, не всегда были четкими, иногда страдали расплывчатостью (что отражало беспокойную работу мысли), у него присутствовал и весьма специфический понятийный и терминологический аппарат, определенная терминологическая непоследовательность[16]. Тем не менее, автор этих строк как мог, пытался донести до читателя основные интенции его философских исканий и размышлений. Ну и в заключение только еще добавлю, что нет сомнения в том, что Фихте создал символ и образ действующего человека, такого человека, который направляет волю против косности всей системы, который выходит на уровень сознательного создания культурной среды того или иного уровня универсальности. Основным свойством подобного субъекта культуры выступает самоорганизация и способность оптимизировать свой собственный мир. Так вот в настоящее время эта проблема крайне актуализировалась: переход к глобальной организации общества предполагает, в частности, превратить стихийноконкурентную деятельность  в сознательную с целью оптимизации человеческих ресурсов в планетарном масштабе. И в этом смысле целый ряд размышлений Фихте более чем конгениален процессам, происходящим в нашем современном мире[17].

И в качестве, так сказать, заключительного аккорда можно привести следующую обобщающую характеристику философских исканий Фихте, данную современным исследователем: «Философия Фихте представляет собой причудливую конструкцию, где сочетаются моменты самых разных метафизических подходов, переплетаются влияния разных и подчас противоположных Логосов. Здесь явно присутствует выраженное германское начало, воинственность, героизм и эсхатология, а с другой стороны, в полной мере различимы европейский рационализм Нового времени, буржуазный дух третьего сословия и лютеранский индивидуализм. Элитизм в нем сочетается с демократизмом, прогрессизм – с постоянством, космополитизм – с национализмом. В результате его философская система, претендовавшая в его собственных глазах на то, чтобы дать последний и исчерпывающий ответ на вызовы современности, стала монументальным памятником духовного поиска, где гениальные прозрения и пронзительные метафизические интуиции соседствуют с двусмысленностями и противоречиями»[18](подчеркнуто мной – А. К).

И еще, совсем последнее и почти личное. Выше уже упоминалось, что в 1807 году в самый разгар наполеоновской оккупации, когда Германия была унижена, растоптана, и когда казалось, что она окончательно превратилась в государственно-политический труп и больше уже никогда не возродится из своего небытия, так вот в этот самый момент, продемонстрировав и большое личное мужество, Фихте выступил со своими пронзительными «Речами к немецкой нации», где призывал немцев к патриотизму, к сознанию своего исторического призвания, к свободе и самоопределению. Призывал их вспомнить, что они = НАРОД. Призывал «основать вообще империю духа и разума и уничтожить все грубое телесное насилие в качестве господствующего над миром»[19].

И вот сейчас, дописывая эти строки, их автор думает о сегодняшней России, и о том, как актуально и конгениально звучат многие идеи и размышления Фихте для нас сегодня, когда в стране царит апофеоз безнравственности и бездуховности. И можно только лишь полностью согласиться с А. А. Иваненко, автором вступительной статьи к изданию «Речей к немецкой нации» Фихте, который пишет, что «нравственный элемент, новые формы воспитания которого в России до сих пор не были найдены, стал выветриваться из институциализированного образования, опустившегося до безразличного в нравственном отношении формирования профессиональных навыков. Если Россия окажется неспособной сочетать самостоятельность индивида с его нравственным умонастроением, то, вне всякого сомнения, возникает угроза ее исчезновения как с духовной, так и с политической карты мира»[20]. (В скобках не удержусь от того, дабы заметить, что о, так сказать, «нравственных умонастроениях» некоторых (и не столь уж малочисленных) представителей нашего общества, а точнее, о степени их падения, деградации, «погружения в бездну» свидетельствует хотя бы такой показательный весьма факт: у одного из самых страшных российских киллеров, или проще, душегубов 90-х Алексея Шерстобитова («Леша-солдат»), у которого руки по локоть в крови (не менее 12 доказанных убийств), и чье имя стало нарицательным, и который сейчас отбывает 23-летнее заключение, так вот у этого персонажа (даром что в заключении!) появилась личная страница в соцсетях, где он ностальгирует о своих «подвигах», повествует о своем тюремном житьи-бытьи, выкладывает фотографии, сообщает, что готовится написать очередную книгу (?!) – может быть, назовет ее, скажем, «Смерть – мое ремесло» – а почему нет?! И никакие «химеры совести» его не мучают, ибо он сам освободил себя от них. Так вот у него уже более 2600 (!) подписчиков, и число их постоянно растет. И многие подписчицы-дамы называют его «очень добрым и хорошим человеком»! Да, явно нужен новый Федор Михайлович, который написал бы новых «Бесов», где обстоятельно обобщил бы материал применительно к нашим дням).

Да, такая угроза есть, но ведь Дух дышит, где хочет. А значит есть и Надежда, что, может быть, и у нас появится еще свой российский Фихте, который выступит когда-нибудь с «Речами к русской нации» (ну или с «Речами к народам, населяющим Россию») и призовет там к созданию «империи Духа и Разума» на нашей родной земле, хоть и не оккупированной, к счастью, иноземными войсками, но зато попавшей в тенета бездуховности, безудержной жажды наживы, зависти, жестокости, нелюбви друг к другу[21], и тоже нуждающейся в исцелении.

А пока, будем читать Фихте. И помнить, что в истории мысли нет мертвого прошлого. Размышляя о прошлом, будем думать о будущем.

 

 

 

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

  • Ахутин А. В. Античные начала философии / А. В. Ахутин. – СПб.: Наука, 2007. – 783 с.
  • Бибихин В. В. История современной философии (единство философской мысли) / В. В. Бибихин. – СПб.: Владимир Даль, 2014. – 398 с.
  • Булгаков С. Н. История экономических и социальных учений / С. Н. Булгаков. – М.: Астрель, 2007. – 988 с.
  • Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века / П. П. Гайденко. – М.: Республика, 1997. – 495 с.
  • Гегель Г. Лекции по истории философии. Книга 3 / Г. Гегель. – СПб.: Наука, 1999. – 582 с.
  • Дугин А. Г. НООМАХИЯ: войны ума. Германский Логос. Человек апофатический. – М.: Академический Проект, 2015. – 639 с.
  • История философии: Запад – Россия – Восток. Книга вторая: Философия XV – XIX веков / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – 485 с.
  • Коплстон Ф. От Фихте до Ницше / Ф. Коплстон. – М.: Республика, 2004. – 542 с.
  • Лега В. П. История западной философии. Ч 2. Новое время. Современная западная философия / В. П. Лега. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. – 454 с.
  • Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени / А. В. Магун. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 544 с.
  • Основы философии для вузов / Под ред. проф. А. Г. Зарубина. – Ростов н/ Д: Феникс, 2006. – 464 с.
  • Философия (полный курс): Учебник для студентов высших учебных заведений / Под ред. Проф. Ерыгина А. Н. – М.: Ростов – на – Дону, Издательский центр «МарТ», 2004. – 704 с.
  • Фихте И. Г. Речи к немецкой нации / И. Г. Фихте. – СПб.: Наука, 2009. – 349 с.

 

 

 

 

[1] Булгаков С. Н. История экономических и социальных учений. М.: Астрель, 2007. – С.  576.

[2] Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. – М.: Республика, 1997. – С. 212.

[3]  Булгаков С. Н. История экономических и социальных учений. М.: Астрель, 2007. – С.  576.

 

[4] Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. – М.: Республика, 1997. – С. 219-220.

[5] Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии нового времени. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – С. 381.

[6] Там же. С. 384-385.

[7] Этот момент фихтеанства очень хорошо подмечен, например, в одном из учебных пособий по философии (сегодня учебниками по философии мало кого удивишь, но это пособие, думается, удачно выделяется, на наш взгляд, и по глубине изложения материала, и по оригинальности трактовок и комментариев, и по содержательности оценок). Так вот, там отмечено, что Фихте впервые строит учение о развитии всех форм теоретического познания – ощущения, созерцания, воображения, мышления – из одного исходного принципа, а именно, деятельности. Деятельность становится у Фихте универсальной. Он разрабатывает монистическую систему, где деятельность – единственное начало , из коего должно быть выведено все, что обычное мышление считает сущим. Реально сущей является только деятельность; все, что выступает как предмет, представляет собой в действительности продукт деятельности, ее объективацию. Эта деятельность – идеальная, самотворящая интеллектуальная способность человека, то есть это и есть процесс становления человека. Отличительная особенность и рациональное зерно фихтевского субъективного идеализма – его диалектический характер, внесение в идеалистическую философию идеи развития, принципа действенности, закона противоречия. Фихтевский субъект = Я есть чистая самодеятельность, свободная активность, источник самодвижения, самоизменения и саморазвития разума. Я в силу своей собственной природы совершает определенный путь, заканчивающийся самосознанием. Я должно в конце концов понять то, что оно в своей деятельности производит. Оно должно непременно осознать, что произведенное им не – Я, то есть объект, есть продукт его же деятельности. Этот процесс Фихте именует «прагматической историей человеческого духа» (выделено и подчеркнуто мной – А.К.). Фихте пытается преодолеть кантовский дуализм. У Фихте практическое = действующее, активистское, созидающее Я оказывается в итоге единственной подлинной реальностью, ибо теоретическое Я свою самостоятельность утрачивает. Фихте снимает (как ему представляется) непроходимую грань между умопостигаемым («вещь в себе») и чувственным («вещь для нас» ) мирами. Деятельность – мост, объединяющий их! Если у Канта возможно было на недолгие мгновения преодолеть разрыв, пропасть между ноуменами и феноменами, погружаясь в бескорыстные созерцания произведений искусства или действуя в согласии с категорическим императивом, то у Фихте этот дуализм решительно преодолевался в деятельности, через деятельность, посредством деятельности. Свою философию Фихте рассматривал как теоретическое обоснование практической деятельности. И еще очень важно в целом понимать, если мы хотим проникнуть в фихтеанскую концепцию и схватить ее адекватно: принцип действенности для Фихте есть исходный пункт, конечная цель философии, самый существенный, важный принцип жизни, открывающий ее истинную цель, ценность и смысл. Философия деятельности предстает, таким образом, как учение о всесилии, всемогуществе и всеблагости человека, стремящегося стать Богом. Нет ничего выше человека, ибо он – единственное свободное нравственное существо. Некогда он трепетал перед величием Бога, затем – перед величием природы; теперь, наконец, он должен понять, что сам он, его деятельность есть единственный предмет, перед коим можно испытывать благоговение. Деятельность и только она одна определяет самоценность человека, так как самой первой целью для человека является он сам как разумное существо. Стремление и осуществление именно этой цели (чему должны быть подчинены все иные виды деятельности) и есть необходимое нравственное назначение человека. (подчеркнуто и выделено мной – А. К.). Только через деятельность человек раскрывает, проявляет, утверждает, экстериоризирует себя, утверждает свою действительность. Эти рассуждения, на наш взгляд, являются очень хорошей пропедевтикой, очень удачным введением в фихтеанскую философию. Поэтому мы их здесь в начале разговора о Фихте, несмотря на их обширность, приводим. Они вполне могут помочь удачно наставить на путь постижения очень непростой фихтеанской философской мысли, где учение о деятельности – своего рода, сердцевина, центральный момент.  Обо всем этом –  Основы философии для вузов / Под ред. проф. А. Г. Зарубина. – Ростов н/ Д: Феникс, 2006. – С. 155 – 156, 158 – 159.  Но здесь, разумеется, надо понимать, что деятельность Фихте – это не труд, не материально-вещественная практика, это – духовно-идеальная активность, но из этой идеальной деятельности субъекта в итоге творятся и вырастают и структуры материального мира.

[8] Лега В. П. История западной философии. Ч 2. Новое время. Современная западная философия. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. – С. 182.

[9] Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. – М.: Республика, 1997. – С. 57.

 

[10] Вообще, помимо всех прочих аспектов,  для Фихте «проблема свободы приобретает конкретно – исторический вид и делается для мыслителя проблемой социального и политического освобождения народов и стран Европы, Германии по преимуществу. Философ живо откликается на процессы самой истории. Но философско – исторические, социально – политические аспекты наукоучения были разработаны слишком слабо и абстрактно, чтобы стать основой осмысления исторического развития. Фихте понимает это. Учение о свободе у позднего Фихте все теснее объединяется с новой разработкой философии истории, понятий права, нравственности, государства».     История философии: Запад – Россия – Восток. Книга вторая: Философия XV – XIX веков / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – С. 369 – 370. Этот социально – политический срез, аспект фихтеанства надо иметь в виду. Он, разумеется, тесно связан с его онтологией, с его учением о разных уровнях и проявлениях Я.

 

[11] Об этом, например, –   Коплстон Ф. От Фихте до Ницше. – М.: Республика, 2004. – С.119.

[12] История философии: Запад – Россия – Восток. Книга вторая: Философия XV – XIX веков / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – С. 364 – 365.

[13] Там же. С. 369.

[14] Ахутин А. В. Античные начала философии. – СПб.: Наука, 2007. – С. 155-156.

[15] Гегель Г. Лекции по истории философии. Книга 3. – СПб.: Наука, 1999. – С. 534.

 

[16] Впрочем, надо помнить, что такая же терминологическая непоследовательность была и у Аристотеля, и у Лейбница, и у Канта, и у Гегеля. И здесь важно иметь в виду, что «МЫСЛИТЕЛИ ПИШУТ НЕ ЛЕКСИКОЙ, А НЕВЫРАЗИМОЙ  МЫСЛЬЮ, КАК  ОГНЕМ. Как будто бы знакомая лексика к ним подступа не дает. Кто не рискует вцепиться в САМО ДЕЛО, которым они захвачены, тот останется при переборе лексики». (подчеркнуто мной – А. К). Исключительно глубокая и проникновенная мысль!  –  Бибихин В. В. История современной философии (единство философской мысли). – СПб.: «Владимир Даль», 2014. – С. 119. Понятия, термины, идеи, концепты у подлинных мыслителей никогда не застывшие, «они живые существа, летучие, подвижные, способные захватывать, поднимать тело и его нести – вдохновлять, заражать, возмущать. Только это сила действительна, только она создает историю, только она побеждает, строит государства и разрушает их – в действии, развертывании, всегда необеспеченном, всегда небывалом, всегда заново». Там же. С. 114.  К Фихте все сказанное относится не в меньшей мере.

[17] Об этом – Философия (полный курс): Учебник для студентов высших учебных заведений / Под ред. Проф. Ерыгина А. Н. – М.: Ростов – на – Дону, Издательский центр «МарТ», 2004. – С. 376.

 

[18] Дугин А. Г. НООМАХИЯ: войны ума. Германский Логос. Человек апофатический. – М.: Академический Проект, 2015. – С. 206-207.

[19] Фихте И. Г. Речи к немецкой нации. – СПб.: Наука, 2009. – С. 334.

[20] Там же. С. 42.

[21] О том, что это, увы, правда, и что дело обстоит во-многом именно так, свидетельствует хотя бы такой печально-удручающий факт: есть такой одиозный «журналист» Аркадий Бабченко, 29 мая сего года мнимо убитый, а затем с помпой воскресший на радость либерально-оппозиционной общественности. Он известен своей вирулентной ненавистью к России и вообще ко всем тем, кто не разделяет его точку зрения. Но дело, собственно, и не в нем, а вспомнили мы о нем вот почему: когда 25 декабря 2016 года разбился самолет с российскими гражданами на борту, и погибли 92 человека, включая 65 артистов ансамбля имени А. В. Александрова, то господин Бабченко выразил неподдельную радость в связи с гибелью этих людей. О чем и написал в соцсетях.  («Плевать!»). Радовался он, кстати, и гибели детей в Кемерово. («Гори, гори ясно!»).И еще одно весьма характерное высказывание в соцсетях оставил он: придет день, верит Бабченко, когда американские танки пройдут по Красной Площади, и он = Бабченко, будет сидеть в кабине самого первого из них. Это и будет его возвращение в Россию вместе с американскими танками. Но, повторимся, дело даже и не в этом. В конце концов это – позиция господина Бабченко, и он вправе ее высказывать. Не он первый и не он последний русофоб на этой земле. Страшно другое: под записью Бабченко о катастрофе самолета в первые же часы появилось что-то около 12 тысяч (!) так называемых лайков, то есть отметок о том, что людям это нравится, и что они согласны с этими словами. А под его записью о том, как он радостно встретит американскую оккупацию, в первые же часы появилось более 6 тысяч (!) лайков. Причем, как можно понять, многие из этих одобрительных возгласов оставлены именно людьми, живущими в России. Стало быть, они согласны с тем, что смерть других людей, твоих соотечественников – это хорошо! Что оккупация твоей страны иностранными войсками, несущими гибель и разрушение, потерю государства – это замечательно! В общем, комментарии излишни. Это – к вопросу о бездуховности и деградации некоторых наших сограждан, по поводу которых так и хочется спросить: что же такое произошло с ними, что же случилось, какие силы тьмы, какие бесы вселились в них.  В общем, как уже ранее говорилось, материал для нового Достоевского, ежели таковой еще когда-либо появится у нас в России. «О, Время!» – так и хочется воскликнуть вслед за Екатериной 2.  Интересно, а что сказала бы августейшая сочинительница, ознакомившись с писаниями А. Бабченко?! Вряд ли ограничилась бы только какой-нибудь «сатирой в улыбательном духе».



Другие статьи автора: Коваленок Алексей

Архив журнала
№4, 2020№1, 2021кр№2, 2021кр№3, 2021кре№4, 2021№3, 2020№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1. 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№4, 2017№2, 2017№3, 2017№1, 2017№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№4, 2015№2, 2015№3, 2015№4, 2014№1, 2015№2, 2014№3, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба