Когда думаешь об Умберто Эко, о его отношении к слову, тексту, знакам культуры, все время приходит на ум одно слово — хозяин. Это не значит стяжатель, пассивный потребитель, ни в коем случае не рантье: он был работник. Но не работник-специалист, подчиненный и порабощенный собственным трудом, а свободный труженик, умеющий менять роли и функции, писать то научные труды, то романы, вообще изобретательно использовать подручный материал. В «Имени розы» есть любопытный персонаж — монастырский эконом: он, с одной стороны, монах, человек духовного призвания, а с другой стороны — практик-распорядитель; подобная двойственность отличала и самого автора романа. Ему было совсем не чуждо чувство собственности: оттого он внимательно опекал переводы своих книг, общаясь со своими многочисленными переводчиками из разных стран (они образуют особый ремесленный цех, где все со всеми знакомы), обсуждая с ними проблемы их работы, а некоторые из таких проблем даже вынося на публичное рассмотрение — например, в книге «Сказать почти то же самое», где теория перевода частично иллюстрируется практикой перевода сочинений самого же теоретика. То же чувство собственности побуждало его постоянно заниматься переделкой своих старых текстов для новых, особенно переводных изданий: некоторые его книги (по крайней мере, научные) бывает нелегко узнать в иностранной версии, потому что автор перетасовывал их главы, заменял одни тексты другими, а оставшиеся в значительной мере переписывал заново. Так обстоит дело с «Отсутствующей структурой», чья французская версия нередко расходится с итальянской, или с «Ролью читателя», которая в итальянском оригинале (впрочем, вышедшем позже английского перевода) не только сильно отлична по объему и составу, но и называется иначе, по-латыни: «Lector in fabula». Книга — подвижный актив, в нее могут инвестироваться то одни, то другие тексты и идеи; и, наоборот, одна и та же идея, одни и те же знания могут пригодиться в разных контекстах — так фундаментальные знания Эко-медиевиста со временем конвертировались в художественный дискурс «Имени розы». Клод Леви-Стросс назвал такой способ интеллектуального хозяйствования «бриколяжем», «самодельщиной», где ничто не пропадает, все идет в дело, а материалы и орудия труда мало различаются: материал можно применить как инструмент, и наоборот. Следы этого «первобытного» мышления уже обнаруживались в литературной критике, приспосабливающей текст к контексту; Умберто Эко практиковал его не то чтобы больше других, но более сознательно, а значит, более творчески, чем многие.