Журнальный клуб Интелрос » Теория моды » №21, 2011
Goscilo 11., StrukovV. (eds). Celebrity and Glamour in Contemporary Russia: Shocking Chic. London: Routledge, 2011. 320 pp.; ill.
В Средние века слово «glamour» было связано с магией, но впоследствии его значение не раз менялось. Тем не менее кажется, что в неотъемлемой способности гламура окутывать легендами людей и действительность и сейчас проявляются его магические свойства. Значимость этих свойств еще более возросла одновременно с развитием общества массовой культуры — с начала XX века все стали зачитываться иллюстрированными журналами, ходить в театр и кинематограф. При поддержке голливудской «системы звезд» гламур в 1920-х годах начал завоевание Европы, а в 1930-х годах, во время Великой депрессии, достиг вершины своего триумфа. В то время как голливудские фильмы и их «звезды» были восторженно приняты широкой публикой в Европе, переживающей тяжелый экономический кризис, этот массовый гламур считался — и продолжал считаться на протяжении 1940-1950-х годов — несколько вульгарным. Европейское общество вплоть до 1960-х годов предпочитало образ общества утонченного, изысканного, развитого, с четким делением на классы, но восприятие гламура начало меняться, когда на первый план вышла массовая культура и ее новые знаменитости, чье очарование заключалось в их молодости. Этот привлекательный тип гламура снова сменился другим — безвкусным и лишенным чувства меры, выставляющим напоказ свое богатство, — в «денежных» 1980-х. В конце концов в списке гламурных знаменитостей оказались многочисленные участники реалити-шоу, лишь подтверждая тот факт, что явное отсутствие вкуса, проявляющееся в нарочитости и чрезмерности в поведении и внешнем виде, остается одной из главных составляющих гламура.
В советское время, то есть на протяжении большей части XX столетия, в России развились свои проявления гламура, согласованные с политической и идеологической обстановкой в стране. На Западе дух времени, диктовавший «правила гламура», во многом зависел от обусловленных рынком прихотей общества, тогда как советский гламур прославлял ударников, отличников, отважных космонавтов и выдающихся ученых. Благодаря лишь своему труду или умственной деятельности граждане Советского Союза могли стать известными и в реальной жизни, и в средствах массовой информации: их достижения праздновались местными жителями, о них рассказывали в газетах и по радио. Посткоммунистическая Россия же, напротив, приблизилась к двум типам гламура, развивавшимся на Западе с 1980-х годов по настоящее время и в точности соответствовавшим вульгарности ее новой элиты и выходкам ее медиазвезд.
В сегодняшней России все категории, входящие в понятие гламура и его проявлений, такие как успех, красота, сексуальность, досуг и потребление, изменили свои значения. В своей вступительной статье к сборнику «Знаменитости и гламур в современной России: ошеломляющий шик» один из составителей Влад Струков рассматривает новый тип гламура как побочный продукт потребительской культуры. Он называет его новой утопией времен путинской России — отрезка истории, последовавшего за двумя предыдущими весьма различными общественными и политическими установками: во-первых, поздне- советским проектом перестройки, которая должна была обновить застывшую социалистическую систему, и, во-вторых, представлениями о демократическом государстве в начале 1990-х годов, возникшими после краха социализма. Поскольку оба эти проекта были во многом обусловлены политической и социальной программой, а потому почти не оставляли места для развития и распространения гламура, то гламур пышным цветом расцвел в путинской России. Струков верно замечает, что путинский режим пользовался гламуром для формирования и упрочения новых социальных групп, главным образом нуворишей и представителей средних классов, стремящихся к социальному росту: первые получали общественное одобрение, а вторые учились новому и желанному образу жизни. Как Советский Союз пытался сконструировать homo sovieticus, так и утопия гламура ставит своей целью создание homo glamuricus, считает Струков. Серьезные исследования в сборнике рассматривают множество примеров таких новых гламурных российских знаменитостей, затрагивая бизнес, политику, высокую кухню, а также разные медиа, от поп-музыки (эстрады) до массовой литературы, кино и Интернета.
В то же время из различных статей этого сборника становится ясно, что Россия еще не рассталась с противоречиями прошлого. Где еще величайшая знаменитость и в самом деле может быть политиком? Как видно из замечательной статьи Елены Гощило, Владимир Путин является именно такой знаменитостью. Гощило объясняет неоспоримое первое место Путина (седьмой год подряд) в списке российской элиты за 2007-й год, опубликованном солидной ежедневной газетой «Коммерсант», тем, что его воспринимают как спасителя российской экономики, а также российской национальной гордости и международного статуса России. В то время как эти политические заслуги подняли бы престиж любого президента, анализ Гощило строится вокруг статуса Путина как «первой знаменитости», который с помощью медиа превратил его в «ВИП-произведение искусства». Голый до пояса Путин стал символом мужества и сексуальности для полных обожания российских телезрителей, а его непримечательное прошлое среднего чиновника КГБ в Германии в советское время романтизировано в сегодняшней России и придает ему вид международного гламурного шпиона вроде Джеймса Бонда. Гощило анализирует склонность людей к поклонению герою, но также касается осмотрительного использования Путиным Интернета и других технологий для продвижения и распространения своего тщательно продуманного образа.
Во вступительной статье Струков отмечает, что гламур и популярность — два наиболее важных культурных феномена путинской эпохи и что они знаменуют собой победу потребительского капитализма и постиндустриальной, информационно насыщенной современности. Социальный контекст современного российского гламура и в самом деле во многом схож с социальными условиями, способствующими его утверждению на Западе. Как сказал Джон Бергер в своей книге «Способы видения», предрасположенность к зависти свойственна как тем, кто следует ритуалам гламура, так и тем, кто за ними наблюдает. Что касается последних, Бергер замечает, что «гламур не может существовать без личной, социальной зависти, которая является вполне обыкновенным и широко распространенным чувством», тогда как для первых «ощущение, что им завидуют, является лишним подкреплением их уверенности в себе». Современные российские медиа также усвоили эти модели, публикуя бесконечные рассказы об отечественных знаменитостях, таких как певицы Алла Пугачева и ее дочь Кристина Орбакайте, о которых идет речь в одной из статей. Обе вызывают восхищение широкой публики сегодняшней России, но советский гламур Пугачевой претерпел изменения, чтобы соответствовать новым гламурным требованиям, в то время как Орбакайте позаимствовала у своей матери некоторые старые приемы, чтобы завоевывать новых, молодых поклонников. Аналогично в статье, посвященной автору любовных романов Оксане Робски, говорится о «первом поколении счастливых девочек» — молодых женщин, вышедших замуж за олигархов-нуворишей. Воспитанная в советское время в интеллигентской московской семье, Робски теперь — полноправный член новой социальной группы и, таким образом, связующее звено между бедными и богатыми после Союза. Некоторые другие статьи также касаются советского прошлого, например анализ неизменного гламура в семье Михалковых, многие члены которой связаны с кинематографом; другие же статьи представляют гламур через новые цифровые медиа, равно как и через блюда высокой кухни, подаваемые в новых гламурных московских заведениях. Кроме попытки со всей серьезностью проанализировать феномен гламура в контексте современного российского общества, этот сборник также содержит интересное и увлекательное чтение для англоговорящих читателей вне России. Российская публика знакома со своей политической и массово-культурной элитой и ее нередко странной и в высшей степени несдержанной манерой демонстрировать свой гламурный «звездный» статус, но теми, кому это неведомо, эта книга будет читаться как настоящий роман. Нечто подобное могло быть написано Оноре де Бальзаком, который изображал такую же стремящуюся к продвижению в обществе элиту нуворишей во Франции XIX века. С другой стороны, если говорить о современных проявлениях гламура в России и образах знаменитостей, жизнь может оказаться куда удивительнее вымысла. В подобном контексте подзаголовок этого сборника — «Ошеломляющий шик» — не просто меткое выражение для привлечения читателей; оно указывает и на распавшуюся действительность, где беспечно наслаждается привилегированное меньшинство, за которым наблюдает остальная часть неимущего российского населения — сбитого с толку, честолюбивого и отчаявшегося.
В своем «Московском дневнике», написанном во время посещения столицы в конце 1920-х годов, Вальтер Беньямин был одновременно растроган, позабавлен и изумлен русской повседневностью, беспрерывно открывавшейся его глазам. Он видел всесилие большевиков, но понял, что ими двигало не желание личной материальной выгоды, а их политические и общественные идеалы. Что бы случилось с Россией, думал Беньямин после отъезда, если бы эта неоспоримая политическая власть когда-либо столкнулась с настоящей экономической мощью. Один из ответов, столь подробно расписанный в одиннадцати статьях этого сборника, — ошеломляющий шик.
Перевод с английского Татьяны Пирусской