...20 лет назад он в последний раз зашел к нам в Институт философии тогда еще АН СССР. Посидел за столом, выпил чашку чая, раскурил трубку. Поделился впечатлениями от поездки в Америку, говорил о планах подготовки к изданию своих лекций. В то последнее краткое пребывание в Москве он встретился со многими, с кем был знаком. Он словно прощался, так потом казалось...

Двигаясь прошлый раз, мы обнаружили любопытные вещи. И я хочу теперь, напомнив их слегка, пойти дальше. В качестве напоминания я процитирую две строчки из одного поэта, которые будут одновременно эпиграфом к  тому, о чем мы будем говорить.

Вы помните, конечно, что то, что я говорил, характеризует некоторую двоичность, или двуединство нашего ума. С одной стороны, чтобы мы что-то понимали, это предполагает какие-то особые материальные конструкции, особую материальную наглядность в пространстве (например в пространстве театральной сцены), а с другой, предполагает отключенную духовность. И эта двоичность и есть наш эпиграф. Я процитирую слова поэта, в которых каждое слово звучит точно, но неизвестно почему; не потому, что он это подумал, не потому, что он все это знает и понимает, а, видимо, это содержится в природе поэтического творчества; и в особом каком-то состоянии, называемом вдохновением, или особом напряжении всех душевных сил, на поверхность приходят именно те слова, которые нужны, и эти слова могут оказаться предметом очень многочисленных комментариев. Но это будут комментарии не того, что поэт знал и скрыл. Поэт, может быть, этого вовсе и не знал. Но тем не менее не зная знал...

...можно ли мыслить, не пользуясь собственным умом, является ли нечто мышлением тогда, когда мы не пользуемся собственным умом. Мы спрашивали себя о том, что за странный такой наш собственный ум, который не нами создан, потом мы спрашивали себя о том, откуда и на чем основано мистическое переживание, слияние с миром. Я показывал, что оно (мистическое переживание) связано с тем, что в той мере в какой мы находимся внутри живой мысли, мы ощущаем и воспринимаем жизнь как несделанную и требующую нашего в ней всеучастия, то есть мы везде, где делается жизнь. (Люди, одаренные в мистическом отношении, могут переживать соответствующие состояния. Я, например, в мистическом отношении не одарен и этих состояний не переживаю). Я условно назову этот пункт locus misticus, поскольку всегда есть такое место, где что-то происходит и в котором есть такое переживание, и это место нельзя географически или во времени локализовать. Оно везде. Оно перемещается. Если его нет, то нет жизни, есть мертвые привидения, марионетки...