В повести Владимира Набокова «Машенька» бежавший от большевиков поэт Подтягин мучительно пытается выбраться из Германии во Францию, но все никак не может получить въездную визу. «Вы вообще не можете себе и представить, — говорит он с тоской, — сколько человеку нужно перестрадать, чтобы получить право на выезд отсюда». И мечтательно добавляет, мол, «наши внуки никак не поймут вот этой чепухи с визами». Внуки той первой эмиграции уже в наши дни действительно получили возможность передвигаться по Европе без границ. Даже те их сверстники, что выросли при советской власти, могут, въехав, к примеру, в Германию, отправиться оттуда по всем шенгенским странам без всяких бюрократических препон.
В конечном итоге советскую власть погубило отсутствие легитимности. В ее последний час никто не встал на ее защиту. В августе 1991-го толпы примчались на помощь Ельцину, обеспечив ему триумфальную победу над ГКЧП, но между августом и декабрем 1991-го никто не захотел спасать — ни центральную власть, ни КПСС, ни Советский Союз.
Делегитимизация советского режима была уже вполне очевидна и в начале 1980-х, и даже в 1970-е, но истоки этого процесса можно обнаружить еще раньше, в послевоенный период. Война одновременно и релегитимизировала советский режим благодаря победе над Гитлером, и делегитимизировала его, поскольку, вопреки широко распространившимся ожиданиям, окончание войны не принесло улучшения. …
Сейчас уже трудно поверить, что когда-то от Эстонии до Туркмении тянулось единое, жестко централизованное пространство — с одной и той же Партией, столь бесспорно единственной, что она даже не нуждалась в названии; с одинаковыми обкомами, перед которыми — от Заполярья до субтропиков — стояли ряды неизменных серебристых елей и почти неотличимые ильичи, разве что среднеазиатские чуть поскуластее.
