Поздняя работа В.С. Соловьева: три статьи под общим названием Теоретическая философия (ТФ)[2] появляется в эпоху пересмотра оснований в философии и психологии, математике и физике, лингвистике и социологии, а также в других областях знания и социальной практики. Эта работа является показательной не только в плане эволюции воззрений философа и не только в плане общих явных и неявных предпосылок его мышления, но и как «документ эпохи», как попытка «предпринять дело философии с самого начала». Между тем она остается малоизученной как в отношении общего замысла, так и его реализации. Кроме исследования указанных аспектов, мы ставим перед собой задачу, которая пока еще редко ставится в истории русской философии: аналитически исследовать философскую аргументацию и терминологию. «Я» как одно из основных понятий и один из основных терминов указанной работы послужит нам путеводной нитью...

Различие внутреннего и внешнего – фундаментальное различие человеческого мира: от внутриутробного существования и рождения до смерти и погребения. Различие внутреннего и внешнего опыта – общепринятое различие всех форм гуманитарного знания и, прежде всего, философии и психологии, а также здравого смысла. В Новое время, начиная с Декарта, различие внутреннего и внешнего опыта становится одной из основных философских проблем, приобретая затем особую важность у Канта и в трансценденталистской традиции вообще. Ключевой, фундаментальной проблемой метода, она становится в феноменологической философии. Для Ф. Брентано внутреннее восприятие – источник наших знаний о психических феноменах, т.е. об актах сознания, для Гуссерля вопрос о сущности рефлексии как модификации первичного сознания – это вопрос об источнике достоверного знания о сознании...

Претензии современной герменевтики на владение универсальным методом, по крайней мере гуманитарных наук, совпадают в определенном аспекте с одним широко распространенным заблуждением, что абсолютно все поддается интерпретации. Преодоление наивной точки зрения принимать вещи такими, какими мы их непосредственно воспринимаем, понимают обычно как релятивизацию точек зрения, мнений и т.д., не отдавая себе отчета в том, что так называемое свое мнение подобно «своему» положению в пространстве, которое можно, конечно, изменить, сделав, например, полшага в сторону или совершив длинный перелет на авиалайнере, но которое все же нельзя не соотносить с определенными границами, допускающими определенные перемещения. Вряд ли полезно при ходьбе или в полете «по своему» интерпретировать силу тяжести. Без-основности, и в этом смысле легкости, релятивизма обычно противопоставляют абсолютную тяжесть догматизма: пространств, времен, идеологий и т.д., что предполагает ни полшага в сторону и никаких полетов без санкции верховного принципа. Однако разрешить дилемму догматизма и релятивизма средствами догматизма или релятивизма вряд ли возможно, она поддается скорее аналитическому разрешению...